Такая торговля святыней вызвала сильный ропот прихожан, и в 1823 году по этому случаю был на Рогожском кладбище собор, на котором попы, дьяконы и попечители составили «Постановление о благочинии церковном», подписали его и повесили на Рождественской часовне. «Постановление» это начинается словами «Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом!» Подлинник этого «Постановления» теперь, как уже было упомянуто, хранится в архиве министерства внутренних дел. Вот некоторые статьи этого «Постановления», доказывающие действительность рассказанных сейчас безобразий, творимых «мздою ослепленными», по выражению раскольника Нила Тимофеевича, рогожскими попами во время отправления ими треб:
Статья 2. Священники и служащие при них ни под каким видом не дерзали бы на паперти и в молитвенном храме требы перехватывать и тем нарушать благочиние церковное. Имеющий нужду сам может о том просить, когда должно.
Статья 3. Из соборных панихид, погребений, молебнов и треб, не окончивши одно, за другие не переходить, кроме смертнаго случая, так дьяконам к священникам без нужнаго случая во время служения не подходить и от одного к другому, не окончивши требу, не переходить.
Статья 5. Священники, без нужнаго случая, а паче в священных ризах, от службы божьей и требы, какой ни есть, не выходили бы вне молитвеннаго храма.
Статья 6. Священникам молебны более шести канонов не начинать, ибо сие невместимо, а более по усердию просителей оставлять на другой раз, дабы молитва могла быть со вниманием, а не дерзостью.
Статья 7. Две требы вдруг не править.
Статья 9. Священникам особенно иметь во внимании, дабы требующие их по бедности и по неимению дерзновения к ним не презримы были, но наипаче сильных и богатых покровительствуемы, по словеси Спасителя миру: «Не презрите единаго от малых сил, ибо ангели их выну видят лице Отца Моего, иже есть на небесех».
Если же кто, забыв страх Божий и свое священноначальническое звание, вышеописанное оставит в неисполнении или небрежении, такового 10 статьею наказывать судом духовным.
Собственное свидетельство паче всякаго иного свидетельства». Под этим «Постановлением» подписались все попы и дьяконы рогожские.[298]
О том, что делалось на Рогожском кладбище до водворения в нем австрийского священства, любопытные указания находятся также в «Келейных советах, письменно предложенных господину епископу Онуфрию от Семена Семенова и Ивана Захарова».[299] Вот что говорят эти влиятельные и пользующиеся большою славою старообрядцы:
Совет 5-й. Богопротивное исповедание епископа Афанасия, значущееся в его прошении, никак не принимать. Он написал, что было на кладбище до архиепископа Антония, все то свято, что и подтвердил словами: «како верую и исповедую». Но на кладбище до архиепископа Антония было вот что. а) Все кладбищенские попы правительству были обязаны подпискою от ереси приходящих (то есть православных) не принимать. б) Нашим православным христианам, не принадлежащим по жительству к Московской губернии, никаких треб не исправлять. в) За крещение младенцев установлена была такса, 1 руб. 25 коп. сер. за крещение, для чего в конторе содержали нарочнаго писаря, который и собирал за крестины деньги. г) Также и епископ Софроний,[300] в бытность его на кладбище с епископом Афанасием, бывшим того архимандритом и экономом,[301] уставили таксу: с московских попов половину, а с деревенских третью часть дохода брать епископу, а который поп хотя мало что утаил, такового подвергали части Анании и Сапфиры. Именно в таком роде была написана бумага, и все попы были вынуждены к ней подписаться. Это есть сущая симония. д) В крещении младенцев постригали в 12 лиц, еже есть в четыре троицы, что прямо противно не только изложенному о сем предмете преданию в «Потребниках», но против и 49 правила святых апостол, о чем зри в «Стоглаве» глава 17. А в древлеписьменных «Кормчих» и в «Послании Фотия митрополита в Псков» такое приглашение названо многобожием. е) В причастие святых тайн теплоты никогда не вливали, но всегда причащали с холодною водою, такожде и сие противно святых отец преданию. ж) Во всех древних «Уставах», в «Служебных Минеях» и «Октоях», в «Служебниках» на возгласе: «слава святей» положено кадить, а на кладбище вместо каждения благословляли рукой. То же делали и на «Свете тихий», что прямо противно всем древлепечатным книгам и уставам. з) Браки венчали вдруг по пятнадцати. Одну свадьбу, которая позначительнее, около аналоя ведет поп, а прочия все за ним сами идут. Такожде и сие не только не согласно, но противно церковному преданию. и) Кладбищенские попы в последнее время еще ввели было лютеранскую исповедь, а именно по 200, а иногда и по 300 человек исповедовали вместе и, прочитав только одне молитвы и поновление без исповеди, причащали всех без разбору.[302] Итак, спрашивается, можно ли все это почитать святым и богоугодным и, как написал в прошении своем епископ Афанасий, тако веровать и исповедовать? Да не будет нам сего никогда же на ум прияти.
Совет 6-й. Почему нововыдуманные обычаи, несогласные древлепечатным патриаршим книгам, непременно нужно уничтожить, а прошедшее оставить в судьбе Божьей: иначе мы не можем называться «старообрядцами», но «староглядцами» или, просто сказать, по Никоне возникшими «новообрядцами», чрез что могут возникнуть смуты и непримиримые раздоры, от чего сохрани нас, Боже, и помилуй Своею благодатью. Если же все церковные действия и обычаи учредятся и будут действовать по старопечатным книгам, без сомнения, водворится повсеместно мир и тишина, и светло воссияет никогда и никем не оспоримая древлецерковная истина. Хотя вначале нецые неразумные, коих очень мало (?), и покрамолят, но после и они, опомнившись, возблагодарят истиннаго Бога и похвалят законную ревность древлеправославных пастырей.
Воспретительный указ 1827 года застал Рогожское общество врасплох. С ужасом увидели ревнители старообрядчества, что близко и неизбежно время, когда за неимением попов надо будет или впасть в беспоповщину, или присоединиться к православной церкви на условиях единоверия. К счастью их, из оставшихся дозволенных попов последние дожили на кладбище даже до 1854 года, но им уж невозможно было исправить всех треб. Поэтому на Рогожском кладбище раскольники стали держать секретно беглых попов вдобавок дозволенным. Они большею частью жили у богатых купцов, преимущественно же у содержателей постоялых дворов; на кладбище бывали временно и укрывались там в женских обителях матерей Пульхерии и Александры, а также в особом тайнике, нарочно устроенном в общественном саду на кладбище.[303]
Из этих попов в сороковых годах особенно уважаемы были старообрядцами беглый из Казани иеромонах Илариет и поп из села Никола-Стан Калужской губернии, Федор Соловьев. В 1825 или 1826 году рогожцы обзавелись было даже греческим архимандритом, но пьянство его было до такой степени безобразно, что и привыкшие к безобразиям попов своих старообрядцы не могли долго терпеть его и вскоре постарались выпроводить из Москвы. Ниже скажем по нескольку слов об этих пастырях Рогожского кладбища. Кроме беглых недозволенных попов, дозволенным рогожским попам, при «оскудении священства», помогали в исправлении треб раскольничьи чернецы, не имевшие рукоположения. Они съезжались в Москву, особенно к Великому посту, из Стародубья (преимущественно из Злынки), с Ветки из монастырей Макарьева, Лаврентьева и Пахомьева, с Иргиза, пока он существовал, и с Керженца. Чернецы эти проживали больше при часовнях, устроенных в домах богатых старообрядцев. Пробыв в Москве Великий пост и отпраздновав Пасху, они разъезжались по своим местам, или же пускались в странствования по России в качестве рогожских агентов для сохранения непрерывных сношений между главными пунктами поповщины.[304]
Выше было сказано, что рогожские часовни не были освящены, но литургии служились на Рогожском кладбище в походных полотняных церквах. Еще в 1789 году московские старообрядцы добыли на Иргизе одну такую церковь, будто бы старинного освящения, и в ней попы служили литургию тайно, с большими предосторожностями, один раз в год, для освящения запасных даров. Но с 1813 года литургии на Рогожском кладбище совершались, хотя и редко, в большие только праздники, но без особенных предосторожностей и притом в самих часовнях, в алтаре которых раскидывали освященную палатку. Это завелось вот по какому случаю. По изгнании Наполеона из Москвы столицу заняли донские казаки, в числе которых много было старообрядцев. Рогожские попы исправляли им требы, а войсковой атаман, граф Платов, сам тоже старообрядец, оставил, как уверяли впоследствии рогожцы, на кладбище походную церковь, освященную во имя Пресвятые Троицы. Тогдашний начальник московской столицы дал им словесное разрешение служить в этой церкви обедни.[305] Кроме платовской и иргизской полотняных церквей, на Рогожском кладбище были и другие, находившиеся в женских обителях у матерей Пульхерии и Александры, а в тридцатых и сороковых годах, сверх того, у беглого иеромонаха Илария была своя полотняная церковь, освященная во имя Симеона Столпника. Протоиерей Арсеньев в своей «Записке о Рогожском кладбище» говорит, что в 1817 году он сам был принят в раскол в одной из таких палаток.[306]