нам Рэнли.
Зак кивает.
– Что вы делаете с девушками до того как отправить их на пристань?
Лицо Дони искажается троекратным ужасом, и он моментально отводит взгляд в сторону. Зак прикрывает глаза. Ему не нужны слова, он и так понимает, что они делают. Зак окликает Рэнли.
– Отправь кого-нибудь к фанатикам и скажи, что с Дони случилось несчастье.
– Какое? – спрашивает Дони.
Зак прожигает его взглядом и медленно говорит:
– Я выстрелил тебе в голову. Разумеется, случайно.
– Что…
Третий выстрел заканчивает мучения Дони. Теперь ему не нужны ни клюка, ни инвалидное кресло, ни доктор. Закари поднимается на ноги и смотрит на груду костей в кожаном мешке. Не оборачиваясь к Рэнли, приказывает.
– Его самого тоже отнеси и скажи – это предупреждение, у них есть время до заката, чтобы рассказать мне информацию о Бароне. Любую. Или я каждому из них вышибу мозги.
Рэнли появляется рядом с Заком и спрашивает:
– И как мне его нести?
– Да хоть в пакетах, мне плевать.
После встречи с Нео, около полудня Закари возвращается домой. В новый дом, куда уже переехали Герда и Ребекка. Практически на пороге его ожидает Герда. Она улыбалась так, словно выиграла сразу в трёх лотереях.
– Мы с Ребеккой приготовили еду. Она сказала, что ты любил острую пищу и поэтому…
Герда замолкает и в одно мгновение становится такой уязвимой, что Зак начинает хмуриться. Девушка сокращает расстояние между ними до полуметра и берет его за руку, а потом прикладывает открытую ладонь к животу. Зак чувствует, как ребенок шевелится, и не может побороть легкую улыбку. Вот главная причина избавиться от Барона. Его ребенок, который родится меньше, чем через три с половиной месяца.
– Она шевелится, – говорит он и получает очередной пинок в ладонь.
– Да. В последнее время она буйная.
Всё же доктора сообщили, что это девочка. Ребекка и Герда дни напролет придумывают имя будущей принцессе мира тумана. И каждое им кажется недостаточно хорошим.
– Это она рада слышать твой голос.
Говоря это, Герда подходит ещё не маленький шажок и всматривается в лицо Зака, она настолько очарована моментом, что не замечает кровь на манжетах отца её будущего ребенка.
Герда снова стала прежней, она поняла, что Зака не вернет её напор или подражание отвратительной суке, которая всё не может сдохнуть. Герда поняла, что теперь у неё есть куда более сильное оружие, нежели у оппонентки. И она будет пользоваться им так часто, как того потребуют обстоятельства.
Глава двадцатая
Я пришла в себя ещё задолго до того, как окружающие меня люди поняли это. Сначала я могла только слышать. Пребывая во тьме, не чувствовала боли или неудобства. Я просто была. Существовала где-то на границе жизни и смерти. И знаете что, меня это не пугало. Но я поняла одно – жизнь начинаешь ценить… слишком поздно. У меня было достаточно времени на мысли и сожаления. Вторых оказалось куда больше, чем первых. Я сожалела о том, чего уже не могла исправить, и думала о том, что в моих силах изменить.
Рассуждала о том, что мало времени проводила с мамой, что не ценила её так, как должна была. Сожалела о распрях с Лексой, о том, что не верила ей и сомневалась. Печалилась о Габи, которую по сути мы все бросили. О Кортни. О моей нескончаемой лжи, адресованной в сторону Зейна и Закари.
Но больше я сожалела, что так и не распробовала жизнь. Только надкусила и поморщившись отвернулась… не стала проверять, что же там дальше.
Первое, что я услышала – голос Лейзенберга. Я не могла разобрать слов, но старик так быстро и долго тараторил, что я устала от него слишком скоро. Его голос приближался и удалялся, а тембр менялся каждую минуту. Так я поняла, что каким-то чудом оказалась на девятке, а не в желудке у зараженного.
Следующий человек, который говорил со мной – Зейн. Чаще всех остальных рядом со мной был именно он. Келлер рассказывал мне о том, чему свидетелем мне не суждено было стать. Именно от него я узнала, что была мертва больше получаса. Если бы могла говорить, то обязательно бы напомнила ему, что это невозможно. Но я не могла и просто слушала, как он тихим, даже интимным голосом рассказывал о том, насколько он испугался, увидев меня на кушетке в палате. Я не дышала, была вся в крови, руки безвольно свисали вниз, из правой торчала кость. А потом он подошел ко мне и заговорил. Я сделала первый вдох, и легкие начали работать. Зейн рассказывал, как Лейзенберг был поражен и обескуражен. Но это было не всё, что Зейн решил рассказать мне, когда думал, что я ничего не слышу. Он сообщил о том времени, когда я была на девятке, а он на восьмерке. Он рассказывал, что умирал внутренне, думая, что Зак обижает меня. Его убивала мысль, что он, в сравнении с братом, был слаб как котёнок. Он говорил, что Закари сломлен и ничего, кроме боли людям уже не в состоянии принести.
Как же мне хотелось поправить Зейна и сообщить, что не только боль мне принёс Закари Келлер, но и что-то поистине ценное и важное, вот только мы потеряли это, так и не ощутив сполна.
Зейна удивляло моё восстановление. Тело боролось и само доставало себя из пепла. Благодаря стараниям Лейзенберга и медперсонала я возрождалась. Доктор сказал Зейну, что на мне пробуют новый препарат, который делает невозможное. Сломанная кость срослась, уже через девять дней с меня сняли гипс. Но самым страшным была нога. Из-за разрыва артерии я потеряла катастрофический объем крови, но и это исправили. Видимых повреждений практически не осталось, только шрамы.
С Лексой всё в порядке, она живёт по соседству с Зейном, он рассказывал, что сестра постоянно расспрашивала его обо мне, но не решалась прийти. Причин этого он не знал. А я догадывалась. Скорее всего она боится как-то раскрыть себя. Из моих рассказов о Заке она знает, на что он готов