– Да?! – резко сказала она и обомлела: хорошо поставленный женский голос ласково сообщал ей, что конкурс Олеся прошла, что ей предлагают явиться по такому-то адресу, ей сделают портфолио… Олеся даже не знала, что это такое, и ей объяснили, что это фотоальбом, необходимый каждой модели.
Она пошла туда втайне от родни – не хотела, чтобы они приставали к ней с расспросами и нотациями. Мать вообще считала, что все фотомодели – проститутки, отец просто прибил бы Олесю… Так она встретилась с Сашей. Точнее, с Александром Дмитриевичем Вашко. Он был известным фотографом, сотрудничал с одним дамским журналом, его имя ничего не говорило неискушенной Олесе. Она робко слушалась его, вставала так, как он просил, и сперва у нее ничего не получалось – фотографии выходили самые заурядные, скованные…
– Ты боишься камеры? – спросил он ее наконец. – Почему ты так напрягаешься, когда я тебя фотографирую?
– Не знаю… – Она очень нервничала, была просто вне себя. Все в этом новом шикарном мире волновало и пугало ее. – Я просто не могу сосредоточиться. Никак!
– А тебе вовсе не надо напрягаться! – уверял он ее. – Расслабься и ни о чем не думай! Меня просто нет! Меня нет! Забудь обо мне!
Но легко сказать – забудь! Как раз о нем Олеся все время помнила.
Что в нем было особенного? Да ничего. Немного вытянутое лицо, на котором обычно бывало выражение легкой грусти и озабоченности, пепельные волосы, тщательно уложенные муссом (никто из прежних знакомых Олеси не следил за своей прической), глаза голубые, совершенно обычного оттенка. Ростом он был невысок, не полный и не худой, тяжелая походка, ухоженные руки… На вид ему можно было дать лет тридцать пять, на самом деле ему только что перевалило за сорок. Одет он был прекрасно, не боялся ярких цветов и смелых сочетаний, носил модельную обувь, от него чудесно пахло дорогой туалетной водой. Еще у него была машина, жена и сын пятнадцати лет. Олеся сама себе поражалась – что она в нем нашла? Но нашла что-то такое, отчего просто обалдевала… Он был очень обходителен, безупречно вежлив, и она обращала внимание на то, как относятся к нему женщины. А женщин вокруг было много – ведь он работал с ведущими агентствами фотомоделей. «Саша, Сашенька, где Саша?» – только и слышалось вокруг. Олеся дергалась от этих окриков, ей казалось, что все эти ухоженные дамы смеются над нею, оглядывая ее острые коленки, кожу, не знавшую загара и дорогой косметики, наряды с вещевого рынка, в которых она приходила на съемку.
Работа над портфолио затягивалась. До Олеси даже доходили слухи, что ее собираются вновь задвинуть в те серые ряды, откуда она пришла.
– Ты боишься камеры, – укорял ее Саша. – Я не понимаю – почему? Может быть, у тебя было какое-то детское впечатление от фотосъемки? Что-то неприятное? Ты часто фотографировалась?
Олеся пожимала плечами. Какое там часто! Разве что в школе, в конце каждого класса, да еще в раннем детстве, да еще на паспорт… Саша возмущался:
– Тогда я не понимаю почему… Ну не смотри ты так на меня! Думай о приятном! Олеся!
Все эти уговоры действовали на нее ужасно. Она чувствовала себя полной дурой и один раз даже разревелась перед всеми. К ней подошла визажистка, собираясь поправить косметику, но Саша вдруг заорал:
– Все, оставьте ее в покое! Я сам! Какого черта вы ее пудрите!
Визажистка испуганно ретировалась, и Олеся подняла залитое слезами лицо, глядя на него… Тогда-то он и снял ее. И еще раз снял, и еще… Ей уже было все равно, она просто сидела на стуле, скрючив под ним ноги, нелепо свесив руки между голых коленей и плача горькими слезами…
– Ну вот, это другое дело… – задумчиво говорил он назавтра, рассматривая готовые фотографии. – Ты просто великолепна! Тебе вообще не нужна косметика. Смотри, какое у тебя естественное лицо.
Олеся вовсе не была уверена, что косметика ей не нужна. Белесые ресницы, бледные губы – что могло быть ужасней?! Но Саша настаивал на том, чтобы ее больше не красили, ни капли косметики! И она позировала перед камерой совершенно равнодушная к исходу дела, уже разочаровавшись в результате, больше не думая, хорошо или плохо она выглядит, потому что заранее была уверена, что выглядит ужасно. Но фотографии ее поражали. Это она, Олеся? Нет, совсем незнакомое бледное лицо, равнодушные глаза с поволокой какой-то замороженной грусти, не фигура – легкий набросок фигуры и длинные светлые волосы, легкой волной летящие вслед за нею…
– Я тут сама на себя не похожа, – заметила она робко, когда портфолио был совершенно готов. – Не понимаю, кому это может нравиться?
– От тебя и не требуется, чтобы ты понимала, – грубовато ответил Саша. С моделями он иногда позволял себе более вольный тон, во время работы мог даже наорать, отпустить пару матерных слов. – Подожди немного, ты еще увидишь небо в алмазах…. Я твой портфолио кое-кому покажу. Скоро будет один веселенький конкурс, победительница поедет в Париж по контракту с одной фирмой…
– Я – в Париж? – недоверчиво возразила она. – Что вы! Кроме меня не найдется, что ли?!
– Твое дело готовиться, – ответил он. – Прекращай жрать что попало, купи себе витамины и ни в коем случае не пользуйся мылом!
Из-за мыла у них были большие ссоры поначалу. Он увидел, как Олеся смывала грим с помощью куска обычного туалетного мыла, и просто озверел… Никого поблизости не было, и он дал ей по затылку ладонью, так что она чуть не стукнулась головой о раковину… Олеся, потрясенная, ослепшая от едкой пены, таращила на него глаза, не понимая, как обходительный, вежливый, всегда сдержанный с другими женщинами Саша мог сделать такое по отношению к ней. А он кричал:
– Идиотка, неужели ты не понимаешь, что губишь кожу?! Ты бы ее еще кирпичом натерла! Ты вообще-то знаешь, что на свете есть косметическое молочко и тоник?! Как я тебя снимать буду?! И что мне за дубина досталась?!
Тогда Олеся не заплакала, но эта грубая забота ей даже понравилась. Разумеется, удар по затылку был лишним, но она и это простила Саше. Она уже прощала ему все: крики на съемке и резкие толчки, когда она не могла встать как надо… Не прощала она только его любезные разговоры с другими женщинами. «Относится ко мне как к шлюхе какой-то… – удрученно размышляла она, возвращаясь домой. – Ни во что не ставит!» Ей казалось, что отношения наладятся, когда будут получаться удачные фотографии, но сколько она ни старалась – получалось все хуже и хуже… И только после того, как она разревелась, после того, как совсем перестала думать, как выглядит, после того, как махнула на все рукой, что-то стало получаться…
Работа над фотографиями была закончена. По логике событий после этого Олесе должны были предложить участие в каком-то проекте, в показе моделей, по крайней мере иметь ее в виду. Но никаких приглашений не последовало. Это ее убило. Не то чтобы она страстно стремилась занять высокое положение в мире моды, нет! Главным было то, что теперь ей было вовсе не обязательно видеться с Сашей, слушать его наставления, позировать ему, наблюдать потом, как совершается чудо – возникает странное отрешенное лицо на его фотографиях – лицо не Олеси, а какой-то Снегурочки из сказки… Снегурочка теперь жила в альбоме, а Олеся – в своей прежней жизни. Она все еще работала по ночам, просыпалась в общей комнате от звука включенного телевизора, помогала братьям готовить уроки, ходила по магазинам, обсчитывала покупателей в своем магазине… И все яснее понимала, что этой жизнью жить больше не сможет, что она изменилась… Саша звонил ей почти ежедневно, справлялся о здоровье, о ее форме, предупреждал, что скоро продвинет ее в одном проекте…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});