– Так это же художественная литература! Ха! Там вам такое придумают! Назаров-то тут при чем?
– А при том! – наклонилась к ней Валентина. – Я очень пристально наблюдала за отцом Марии – все характерные черты педофила у него были налицо! У него даже внешность подходящая – как у героя в этой книге.
– Ой, на-а-адо же, – всерьез обиделся за своего шефа Степан. – А ты свою-то внешность видела? Типичная виселица. Книжечку она по дешевке купила! И как только Жанна Игоревна тебе Машку доверяла?
– Степан хотел сказать, – быстренько сгладила его реплику Варька, – что внешность обманчива. И еще он хотел спросить – а вы матери Маши говорили о своих опасениях?
Валентина обиженно вытянула шею и уставилась в пол.
– Говорила, конечно. И неоднократно. Жаловалась, что это неприлично, когда отец входит в спальню к маленькой дочери и целует ее прямо... стыдно сказать! В животик! А она... она относилась к этому непростительно легкомысленно – смеялась и говорила, что это не страшно. Вот если бы, говорила она, он заходил к старшей дочери и в животик ее целовал... Это Виолетту-то! Какой ужас!.. Вот это как раз тот момент, когда я в корне осуждала поведение матери.
Степан не был закален допросами свидетелей, и терпение у него кончилось.
– Короче! – хлопнул он по столу ладошкой. – Говори – зачем убила Машу? Чтобы ее от отца-педофила защитить?
Валентину словно отбросило от стола. Она вдруг принялась широко раскрывать рот, переводить взгляд от одного к другому и махать руками.
– Он... он... чтобы я!.. Машеньку?! У меня нет детей... я ее... это ж больше, чем родной ребенок... я...
– Степан хотел спросить, – затараторила Аллочка по Варькиному примеру. – Что вы делали в ночь, когда случилась трагедия?
– Я... я...
– Да вы успокойтесь, выпейте водички... из Варькиной чашки.
Валентина выпила Варькин «чай», отдышалась и заговорила спокойнее:
– В тот вечер мы с Марией режим не нарушали. Мы поужинали, потом я стала девочку купать. После купания я поменяла ей пижамку, дала лекарство – Марию на ее дне рождения просквозило, девочка кашляла, и стала знакомить ее с зарубежными писателями... мы читали Киплинга. А потом она уснула. И я – вместе с ней. И проснулась только тогда, когда меня разбудил Кирилл Андреевич.
– И никуда не выходили? – спросила Аллочка.
– Я не могла оставить ребенка без присмотра, – твердо ответила Валентина.
– Нет, ну вы же тоже человек! – не удержалась Варька. – По нужде, попить, например, я не знаю...
– Попить? У меня всегда стоит на столе графин с водой. А «по нуждам» я хожу только тогда, когда Мария спит.
Теперь на нее смотрели уже с некоторым уважением – это была действительно не просто женщина, а живой сборник по воспитанию детей.
– Ясно, – кротко мотнула головой Аллочка. – Следовательно, когда у Маши был день рождения, вы тоже от детей никуда не удалялись.
– Это не совсем верно, – строгая няня не терпела неточностей. – Марию, как и других детей, у меня на некоторое время забирали – родителям взбрело в голову, что их дети будут счастливы прочесть стишки. К тому же Марии дарили подарки, поэтому мое присутствие было бы не совсем корректным. Однако я наблюдала за ребенком из-за колонны.
– А Виолетту вы не видели?
– Я работала только с младшей дочерью Назаровых, в мои обязанности не входило следить за Виолеттой.
– С ума сойти... – вытаращился Степан. – Железный Феликс! Ростральная колонна! Крейсер «Аврора», честное слово!
Валентина даже не удостоила его взглядом.
– Еще один вопрос, – спросила вдруг Аллочка. – А как вы спали тогда... когда вас разбудил Назаров?
– Вас интересует – в чем? – покраснела няня. – На мне была...
– Меня интересует – спокойно ли?
– То есть... – сдерживала слезы няня. – Не мучила ли меня совесть? Она еще ничего не знала, моя совесть, поэтому...
– Ну, куда вас все время несет? – поморщилась Аллочка. – Я не об этом! Я хочу знать – здоровый ли у вас был сон? Крепкий ли? А?
– Ну... не думаю, что мое здоровье кого-то интересует... – пожала плечами Валентина. – Но, если угодно, – нет! Сон у меня был плохим: меня все время мучили какие-то кошмары, хотелось проснуться, а не получалось. И потом очень долго болела голова. Но это и не удивительно – после того, что случилось...
Теперь уже женщина откровенно скучала, вероятно, как бы она ни храбрилась, разговор стоил ей немалых усилий.
– Пожалуй, мы пойдем, – поднялась Варька и потянула за собой остальных. – Спасибо за беседу, за чай. До свидания...
Няня Валя стойко проводила гостей до двери и даже нашла в себе силы улыбнуться.
– Ну, и что ты скажешь? – толкнула в бок племянницу Аллочка, когда они спускались по лестнице. – Каково?
– Больная на всю голову! – вместо Варьки ответил Степан. – И как только Жанна Игоревна ей ребенка доверила?
– Вы уже об этом спрашивали. Просто она старалась воспитывать Машу так, как научилась по книгам, – ответила Варька. – Похоже, литература для нее – основной источник знаний, никакого жизненного опыта. Она так стремилась все предусмотреть, и не получилось...
– А я теперь точно знаю... – начала было Аллочка, но стрельнула глазами на Степана и примолкла. – Я тебе потом скажу.
– А что вы хотели сказать? – переспросил Степан.
– Я хотела сказать, – многозначительно посмотрела на него Аллочка. – Что вы теперь просто обязаны назначить мне свидание! Сколько ж можно?!
– Аллочка! – ужаснулась Варька. – Ну, разве так можно?! Где женская робость?! Ты прямо на шею вешаешься!
– Варя хотела сказать, – ехидно ответил Степан, – что со свиданием вы опоздали. Потому что, хотела сказать Варя, мы с Татьяной уже подали заявление в ЗАГС, и я временно на других женщин не смотрю! По крайней мере, до регистрации!
У Аллочки вытянулось лицо, но потом глаза ее просияли:
– То есть, если я правильно поняла – после регистрации... у меня есть надежда?
– Вы поняли неправильно, – все больше улыбался Степан. – У вас – нет, а вот у Вареньки...
– А я хочу сказать! – вклинилась Варька. – Что на чужих мужиков ни до, ни после регистрации смотреть не приучена!
– Тогда поехали, я отвезу вас домой просто по-дружески.
Домой они ехали в полном молчании. Степан ждал, что Варька одумается и на свидание согласится. А что, очень было бы здорово: она – замужем, он – женат! Эдакая романтическая любовь. Варя искренне жалела несчастную Валентину, которая, как могла, любила Машеньку, а ее еще и обвиняют в гибели девочки. И как только она держится? А Аллочка... Аллочка огорчалась, что вот и еще одна их версия потерпела крушение. А ведь как все хорошо складывалось – няня Валя страстно любит Назарова и от избытка чувств лишает жизни всю его родню, он остается один, достается ей, весь больной, – и с сердцем у него проблемы, и с... в общем, ни к черту мужичок получается. Но она его все равно любит. И все сходится!.. Но вот, оказывается, и не все. Ничего не сходится, потому что Аллочка ведь тоже человек – она же поняла, что Валентина переживает, и по глазам было видно – не она это Машеньку. И потом: если няня не врет, то она и в самом деле никуда от девочки не отлучалась, а снотворное подсыпали обеим, и, скорее всего, в тот момент, когда она купала Машу. Но... черт возьми! Но кто это мог сделать, если дома никого не было?! Ни-ко-го!.. Что тут думать – остается только Назаров. Он затащил Жанну в тир, убил дочь... Сначала убил Виолетту, потом Жанну, а потом... погодите-ка, погодит-ка... а ведь все сходится!