ножа открыл секретный замок.
— Все в целости и сохранности! — закричал он и посмотрел на Тому.
Он был несказанно рад. Постоянно шутил и отпускал комплименты будущему неврологу Инне. Потом он подошел к Тамаре, обнял ее и негромко проговорил:
— Теперь мы — богатые люди. Помимо шпионских сведений, контрактов со спецагентами, чистого компромата на сильных мира сего, здесь есть номера счетов в одном швейцарском банке Цюриха. Все левые объекты наших на территории ГДР! Их продали, а я собирал счета и раздавал договоры о продаже. Представляешь? Это долларовые счета. За двадцать лет еще и набежало! Вот она — моя розовая мечта! Она же по-настоящему розовая! Хотя ты не была в Цюрихе…
Тамара отвела его в сторонку и холодно сказала:
— Меня не интересует содержимое термоса. Ты помог нам, я помогла тебе. Но у меня будет одна просьба. Отвези меня на могилу Генриха. Ведь он — твой брат. Думаю, его похоронили в Гамбурге.
— То есть как — брат?
— А так. Перед смертью твой отец подарил серебряную Лорелею моему отцу. Через несколько лет статуэтка упала. Я увидела, что низ ее несколько сдвинут. Я приложила массу усилий, чтобы понять этот хитрый механизм.
— На глаза нужно давить. Я знаю эту хитрость. Отец использовал ее для хранения паролей и кодов.
— Не знаю. Но там внутри было письмо твоего отца. Прощальное. Он знал, что его убьют. Очень сожалел, что привлек тебя и Генриха к операции. Кстати, я ему ничего не сказала, что ты убил Генриха. Я придумала двух бандитов. А еще он написал тебе, что Генрих — твой старший сводный брат. У генерала в молодости был роман с фройляйн Мартой. Она работала в то время в Восточном Берлине в каком-то представительстве одной из компаний ФРГ. Но потом почему-то исчезла. И только спустя 5 лет он узнал, что у него есть сын. Марта не хотела с ним общаться из-за страха, что ее могут обвинить в шпионаже в пользу русских. Она выскочила замуж за первого попавшегося булочника. Была очень несчастна.
— И…
— Я видела сережки с цепочкой и кулоном в форме слез, короче, полную копию моего, то есть, твоего гарнитура, на матери Генриха. Твой отец, по всей видимости, заказал копию или сразу купил два набора. Нам нужно побывать на могиле Генриха. Это же твой брат.
— Понимаю.
— Так что? Съездим в Гамбург?
— Конечно. Но, может, чуть позже? Ехать километров 700–800… Потом, этих куда?
— Вот, смотри.
Тетка развернула рекламный листок.
— Речной трамвайчик «Путешествие по Рейну». К вечеру они уже будут в нашей гостинице. А мы к утру в Гамбурге. Ну что?
Идея вернуться во Франфуркт-на-Майне по воде понравилась всем. На этом они и распрощались. Марина, Инна и Игорь отправились любоваться красотами Рейна, а Тамара и Юрием на машине — на север. Уже заполночь они нашли придорожный отель и там плотно поужинали. Юрий заказал бутылку прекрасного французского вина и постоянно кому-то звонил. Тамару это раздражало.
— Если я не посплю часа три, то могу заснуть за рулем, — сказал Юрий.
— Да, я понимаю. Не будем спешить. У меня нет с собой водительских прав, — ответила ему Тамара.
Поэтому им пришлось снять номер. Когда они попали в уютный номер, за окном повалил снег. Юрий закурил.
— Кажется, я нашел покупателя. Я знаю этого человека давно. Сейчас он работает на американские спецслужбы. Они собирают компромат на всех, а потом умело используют его в своих интересах. Вот если бы ваши так работали! Все бы давно прогнулись перед Россией. Ведь каждый политик имеет свой скелет в шкафу, — сказал Юрий, приоткрывая окно. Он вдохнул морозный воздух. А Тамара шепотом повторила слово «ваши».
— Этот человек знает про термос. Он удавится за него. Пусть теперь поищет бабки. Могу поделиться с тобой, — он подмигнул Тамаре, — иди ко мне.
Но Тамара так посмотрела на Юрия, раньше в советские времена в шутку этот взгляд описали бы словами: «Как Ленин смотрел на буржуазию», так что Юрий добавил:
— Шутка!
Он вздохнул и поплелся в душ, после чего немедленно уснул. Она не смогла сомкнуть глаз. Воспоминания о Генрихе нахлынули опять. Она закрыла окно и села рядом в кресло. Смотреть на снег — было ее любимым занятием с детства. Она так и уснула уже под утро. Проснулись они только в восемь утра. После чашки кофе прыгнули в машину. Термос Юрий носил с собой.
Скоростные автострады Германии были в идеальном состоянии. Поэтому еще до полудня путешественники въехали в Гамбург. Термометр показывал +2 градуса по Цельсию. Срывался мелкий снежок и тут же таял.
По навигатору они нашли Брамсаллее, дом 8. Ничего не изменилось за двадцать лет. Такая же улица. Такой же дом.
— Пойдем вместе, — сказала Тамара, — спросим.
— Иди одна. Я встану возле булочной, вон там. Куплю себе сладенького. И вообще, я кладбища ненавижу. Век бы там не появлялся. Нужно подзаправиться перед этим посещением. Эклерами.
— Ладно.
Она с легкостью вышла из машины. Но вдруг поняла, что ноги стали ватными, а язык прилип к небу. Где же вся ее хваленая подготовка, йога, дыхательные тренинги? Шатаясь, на ватных ногах она доковыляла до дверей со старинным звонком. Прошло 2 минуты. Не больше. На пороге стоял Генрих и улыбался. У Тамары закружилась голова, и она вцепилась в дверной косяк, чтобы не упасть.
— Я знал, что ты придешь.
— Ты жив?
— Я молился каждый день.
— Как ты выжил?
— А вчера был звонок. Такой странный.
— Как тебе удалось выжить?
— Не знаю. Я полгода пробыл в больнице. Но не умер.
— Ты… Ты молодец! Ты!..
Генрих затащил ее в дом и стал целовать.
— Подожди. Там твой брат. Юрий — он твой брат. Сводный, по отцу. Ты — сын генерала Платонова.
— Как?
— Там, в завещании все написано. Просто эта бумага в России. Мы вообще здесь случайно.
— Случайностей не бывает! Тамара! Я сейчас сойду с ума!
— Генрих. У нас тут есть проблемы, некоторые. Но это мелочи. Может, сходим за Юрием?
— Сейчас! Мама! Моя жена вернулась. Слышишь?
Худая старуха злобно смотрела со стороны кухни. Она ничего не сказала, просто перестала подслушивать и ушла к себе.
— Давай, попьем чай, у меня есть пирожные. Они очень вкусные!
— Хорошо. Я пройду. Чай — это здорово.
Они пошли на кухню, держась за руки. Генрих стал суетиться, греметь чашками. На кухонном столе возникли пирожные, полторта, апельсины и лимон.
— Тебе без сахара, как обычно? — спросил Генрих.
— Да. Ты поправился. Очень.
— Да, — засмущался Генрих.
— Не страшно. Похудеешь.