не вверху, как обычно в Мейнде, а как-то над краем земли. Я подошла к ним, и они превратились в пирамиды из поставленных друг на друга камней. Вода и влажная взвесь в воздухе пропали, и стало очень сухо. Потом всё пропало, и я увидела лицо прямо передо мной. Мы, по-моему, мы танцевали под яростный ритм барабанов. Какой бы пируэт я не делала, лицо было передо мной и смотрело прямо мне в душу. Я задыхалась и просила пощады, но тело не слушалось и продолжало танцевать. Когда я выбилась из сил и упала на колени, лицо наклонилось ко мне и тихо спросило: "Кто ты?" Я прошептала своё имя, на что лицо сказало, что это оно уже слышало. Я спросила, что мне тогда ему сказать, но лицо ударило меня в грудь, и я провалилась в чёрный сон без сновидений.
Утром я проснулась совершенно разбитой. Римма сказала, что ночью из моей комнаты доносились сполохи минопровода, и она зашла проверить, всё ли в порядке, но не смогла разбудить меня от дурного сна. Я с трудом собралась, впихнула в себя плошку пшенной каши с куском копчёной колбасы, навестила Рахаила и поехала к Камалин. Позёвывающий Лир довёз меня и Аниона до станции, отпустил по нашим делам, а сам пошел выпить что-нибудь горячее в пристанционную чайную.
Я прошла с Анионом до фельдшерского пункта, а потом побрела в школу, куда Рахаил отпустил мою занозу. Станцию тоже занесло снегом. Местные расчистили узкие тропки, на которых на санках таскали воду, дрова и немногочисленных детей. Иногда мне казалось безумным, что тут растили детей. Всё-таки, это страшное место, где не всякий взрослый сможет справиться со страхами и тем, что приходит зимой. Имей я ребёнка, я бы извернулась, но вывезла его отсюда. Мало ли что.
В низеньком бревенчатом здании школы, куда отправили Камалин, её не оказалось. Школьные учительницы, две наёмные сестры из Элени, сказали, что утром она собралась и куда-то ушла, а встреченный ими Берг из приезжих геологов сказал одной из сестёр, что Камалин срочно вызвали обратно в крепость, и они её подкинули до ворот.
— Когда это было? — мне стало очень нехорошо. Сейчас около полудня. Утром я встала в семь, пропустила построение, но успела на завтрак, потом ритуалы в святилище и служба, пока Лир готовит машину, а Рахаил выписывает путевой лист. Мы выехали только в одиннадцать, я помню, что Лир сказал, что на хронометре в гараже было именно столько. Полчаса доехать сюда, минут пятнадцать на помощь Лиру с выбором места рядом с чайной и путь сюда.
— Утром в девять часов, — сёстры переглянулись. Они были тоненькими, бледными и с длинными светлыми волосами. Впервые, когда я их увидела, подумала, что они привидения. — В десять они сами уехали в сторону перевалов.
Мне стало нехорошо. В крепость никто не приезжал, Камалин не привозил, и караульный над воротами не замечал, чтобы по дороге на перевал кто-то проезжал. Значит, они… Сёстрам же незачем мне врать.
— Вы уверены?
Кивки.
Я схватилась за голову и попыталась дышать носом, чтобы успокоиться.
— Вам нехорошо? Принести воды? — сочувственно спросила одна из женщин.
— Вы видели Камалин после того, как она ушла? Видели её у них в снегоходе?
— Нет, не видели, сестра…
— Я видел, — встрял один из детей, мальчишка лет шести. — Кама села к ним в корыто, и они уехали. И мама видела, мы сюда шли.
Из школы я выбежала, не дослушав и не успев надеть шапку и рукавицы. До чайной я долетела даже несмотря на наледь и снежные завалы. Лир только-только получил первую чашку чая, когда я, взъерошенная и заснеженная, пролетела мимо него, обсыпав снегом.
— Ты с ума сошла?!
— Они украли девчонку!
Я взлетела по лестнице мимо станционного смотрителя и пробежала по коридору. Здесь были четыре жилые комнаты. Формально они предназначались для размещения железнодорожных рабочих и приезжих инженеров. Но по факту все железнодорожники предпочитали жить чуть подальше от работы, в более уютных избах местных, и комнаты стояли пустые. Ушлый начальник станции сдавал их внаём тем археологам, что не хотели жить с местными или со своими студентами во времянках и палатках около раскопа. Или, как теперь, "геологам".
Две комнаты стояли открытые и пустые, ещё две — заперты. Я дёрнула ручку ближайшей, и меня ударило магией. Я ударилась о стену и едва не потеряла сознание. Кое-как придя в себя, я ударила по щеколде ногой. Во второй раз я уже приготовилась к удару, и заклинание после пинка, магического и физического, сожрало само себя.
— Ты с ума сошла? — ко мне подбежал Лир.
— Нет, — комната была аккуратно прибрана, вещи собраны и лежали в сумках на кровати. Я распотрошила одну. Мужское бельё, сменные рубахи, носки, бритва, гребешок, тетрадь с закорючками, зубная щётка. Во внешнем кармане лежала сложенная вчетверо бумажка. Я её развернула. Это оказался негашеный билет на поезд в Раку на предъявителя без привязки по времени. Во втором оказалось то же самое, и сложенные в трубочку чертежи и карта озера и окрестности с отметками на местах гибернийских руин. Таких карт оказалось три, и на них кто-то красным карандашом пытался соединить отметины в фигуру в знаки богов. На третьем ему почти удалось изобразить что-то похожее на пикирующего сокола. — Ма, ты что творишь?!
— Они Каму украли, — я отшвырнула мешок в сторону и схватилась за голову. Потом выбежала в коридор и сломала вторую дверь. Она оказалась защищена чуть хуже. Комната тоже была пуста, а вещи собраны. На кровати лежал одинокий вещевой мешок.
— Чего? — Лир по-прежнему ничерта не понимал. — Кто? И кого?
— Этот сраный лжец мою девчонку! — Я толкнула его в сторону выхода. Станционный смотритель попытался поймать меня на лестнице, но я его обматерила и спихнула с дороги. Что он там орал мне в спину, я не слушала.
— Ма, постой! — Лир выбежал из чайной следом. — Ты куда?
— Срочно к Рахаилу, — я потащила его к снегоходу, толкнула в сторону водительского места, а сама влезла на пассажирское. Сердце бешено колотилось. — Быстрее, их надо догнать!
— Хорошо, к старику, едем, ты только не кричи, — Лир завёл машину. — Нахрена им Кама?
— Им что-то надо за перевалом! — мой голос сорвался. В голове панически метались самые разные мысли. Я вроде даже немного поплакала. Мне было страшно и плохо. Неужели из-за моей угрозы они решили так мне отомстить? Нет, это глупость какая-то, это вскроется, и я их убью, а спасения для них не будет. Не