А потом Архипов упал. Свалился кулем прямо мне под ноги, закатил глаза и захрипел; в уголке его рта вскипала розовая слюна. Я плюхнулась рядом с ним на колени и схватила его за плечо.
– Эй, Ген, что с тобой? – испугалась я. – Вставай! Кто-нибудь, помогите, здесь человеку плохо!
К нам уже бежали со всех сторон люди, а я пыталась поднять Архипову голову и заглянуть в глаза. Его взгляд медленно угасал, он смотрел куда-то вбок и пытался из последних сил что-то сказать. В груди у него забулькало, изо рта пошла кровь. Я уже понимала, что это конец, но сердце отказывалось верить тому, что происходит.
– Гена! Геночка! Ты что? Не умирай, прошу тебя, ради Шурки, не умира-а-ай!..
Его остекленевшие глаза смотрели куда-то вдаль, в выцветшее сентябрьское небо, словно видя за ним нечто недоступное для нас, живых. Я сидела на грязном асфальте, держала на коленях архиповскую голову, а из-под его спины вытекала струйка яркой, страшной крови.
...Меня оттаскивали за плечи, я кричала, плакала и пыталась в последний раз погладить его волосы, мягкие и пушистые, словно у ребенка.
28 September
From: Stanislava Podgornaya
To: Alex Kazakov
No Subject
Архипов убит, застрелен, все плохо, все хуже некуда...
Домой я вернулась поздно ночью. Не помню, что я говорила приехавшим на вызов сотрудникам милиции, не помню, какие давала показания, не знаю, кто довез меня до дома... Я была в невменяемом состоянии. Единственное, что я помнила совершенно отчетливо, – страшный, остановившийся взгляд голубых глаз, так похожих на Шуркины! Этот взгляд преследовал меня, и стоило хоть на секунду закрыть глаза, как кошмар оживал заново: крики, шум машин, плеск весел по воде, жуткое бульканье, которое вырывалось из груди Архипова, когда он пытался что-то сказать... Милицейские сирены, чьи-то жесткие пальцы на моих плечах..
Я так и не услышала его последних слов. Я так и не успела ничего ему сказать перед тем, как он ушел ТУДА... Прости меня, Архипов, если сможешь.
Мне сделали какой-то укол, от которого в голове все зазвенело и поплыло. Антонина торопливо увела Шурку к себе домой, а ко мне приехала Флоранс. Она оттащила меня от компьютера, за которым я пыталась написать письмо Алексу, вытряхнула меня из окровавленных, пропитанных грязью и пылью тряпок, поставила под душ, потом напоила гадкой микстурой, остро пахнущей травами, и уложила в постель. Сама легла рядом, обняла меня и тихо заплакала.
Ночь прошла как в бреду, а рассвет я встретила на кухне, куря одну за другой сигареты Флоранс. Усилием воли я заставляла себя вспомнить, о чем говорили вчера милиционеры.
Архипова убили выстрелом из пистолета, пробили легкое. Стреляли из машины, припаркованной на бульваре прямо за нашей знаменательной скамеечкой, после чего водитель с места происшествия скрылся. Эту машину обнаружили в двух кварталах от метро «Чистые пруды» с ключами в замке зажигания. Это была «копейка» восьмидесятого года выпуска, владелец которой, пожилой человек, вот уже второй месяц лежал в больнице, где ему ампутировали ногу. Ясно, что угнали первый попавшийся транспорт, чтобы потом бросить.
Никто не смог дать описание водителя «копейки», но двое очевидцев уверяют, что это был высокий человек, одетый во все черное. Мужчина или женщина? Уточнить они затруднились.
Из комнаты вышла сонная Флоранс, печально покосилась на полную пепельницу окурков, но упрекать не стала.
– Как ты? Кофе хочешь? – хриплым со сна голосом спросила она.
– Хочу, – равнодушно ответила я.
– А может, отдохнешь немного? Сейчас только полседьмого утра...
– Извини, Фло, я не могу отдыхать.
– Бедолага ты моя, – вздохнула подруга и погладила меня по голове. – Ну поплачь, поплачь, тебе полегчает.
Плакать я не могла – вообще не в силах была выдавить ни слезинки. Весь запас слез я израсходовала вчера, на Чистопрудном бульваре.
Мы в молчании выпили кофе; за окнами медленно разгорался рассвет, обещая теплый и солнечный день.
– Стась, его убили? – нарушила тишину Флоранс.
– Убили.
– Кто? И почему?
– Фло, если бы я знала...
Подруга смотрела на меня со странным выражением лица – словно хотела что-то сказать, но не решалась.
– Тебе не кажется, что это могла сделать... она? – наконец с усилием выговорила Флоранс.
– Ким, что ли? А черт ее знает. Я уже совсем ничего не понимаю.
Я уронила голову на скрещенные локти и глухо пожаловалась подруге:
– Это так нелепо! Если бы ты видела его лицо... Обиженное, непонимающее, как у ребенка, которого обидели в песочнице...
– Как он себя вел? Волновался, нервничал?
– А ты бы не волновалась, узнав, что с твоим сыном случилось нечто ужасное? Конечно, он выглядел нервозным и взвинченным!
– Ладно, извини, давай не будем об этом. – Увидев, что меня начинает бить дрожь от воспоминаний, подруга решила оставить опасную тему. – Может, ты все-таки ляжешь? Тебе предстоят трудные дни, надо хоть немного отдохнуть.
Я послушно кивнула, сползла с диванчика и поплелась в комнату. Флоранс уложила меня в кровать, подоткнула, словно ребенку, одеяло, и я провалилась в тяжелый, неспокойный, не приносящий покоя сон. Разбудил меня звонок в дверь. Не знаю, сколько прошло времени, но в комнате было уже совсем светло, на полу лежали солнечные квадраты, и дети весело вопили за окнами. Звонок повторился – долгий и настойчивый. С кухни доносился шум воды: Флоранс моет посуду и не слышит, что кто-то пришел.
Я выбралась из кровати, набросила халат и потащилась в прихожую, пытаясь по дороге привести мысли в порядок. Наверняка явился кто-то из милиции, хотят задать вопросы, а у меня в мозгу как будто атомный взрыв произошел – ни единой связной мысли. Я щелкнула замком, открыла дверь, посторонилась, пропуская гостя... Человек стоял на пороге и смотрел на меня, а я была не в силах пошевелиться. Руки и ноги словно свинцом налились, к горлу подкатил комок – не вздохнуть!..
– Стаська, что там такое? – встревоженно спросила Флоранс и выглянула из кухни.
А я всхлипнула и бросилась Алексу на шею.
Мы сидели вдвоем на кухонном диванчике – тактичнейшая из подруг, едва увидев Алекса, пробормотала, что ее дома заждался голодный муж, и убежала. Я сварила кофе, но ни один из нас к своей чашке так и не притронулся. Алекс был слишком занят, обнимая меня, а я обильно полила кофе слезами, после чего он стал соленым и невкусным.
Убедившись, что передо мной действительно любимый человек, а не фантом или голограмма, я взяла его за руку и больше уже не отпускала. Он приехал, он хочет мне помочь, я уже не одна. Бороться с трудностями вместе во сто крат легче, чем в одиночку, тем более если на твоей стороне сильный и самостоятельный мужчина! Алекс смотрел на меня, и под этим взглядом мое бедное истерзанное сердце замирало, а потом ухало куда-то в пропасть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});