— Это не вонючие жидкости, — авторитетно ответил я, — а серная, соляная и азотная кислоты. Если крупинки хоть в одной из этих кислот растворятся, то это не золото.
— А если не растворятся?
— Ну, тогда золото, — развел я руками.
— А если, допустим, в серной растворятся, а в соляной и азотной не растворятся? — продолжал спрашивать брат.
— Тогда не золото, — объяснил я. — Золото не растворяется ни в серной, ни в соляной, ни в азотной кислотах.
— А долго надо ждать?
— Ну, я не знаю. Я ведь с золотом никогда не имел дела. Подождем до завтра.
— Это до завтра ждать! — ужаснулся брат.
— Зато уж наверняка будет, — утешил я его.
— Отцу ничего говорить не надо. Ему не понравится, что мы раскрыли его тайну, — предупредил брат.
— А он, думаешь, знает, что в колодце золото?
— Почему же он, по-твоему, про какую-то колодезную тайну болтал? Ясно, знает, — сказал брат. — Должно быть, когда колодец копали, он попробовал промывать песок и нашел золото. Он ведь видел, как промывают в Сибири золото, когда на японскую войну ходил.
— Да, — вспомнил я. — Он ведь и сам там нашел золото, которое во флаконе.
— Верь ты ему! — с презрением сказал брат. — Это он не там нашел, а здесь.
— Где здесь?
— В колодце. Где же еще?
— Почему же он говорит, что в Сибири?
— А что он, дурак, чтоб говорить, что не в Сибири? Станет говорить, что у него в колодце золото, чтоб каждый дурак лазил к нему в колодец за золотом! Он не дурак!
— Значит, то золото, которое у него во флаконе, вовсе не из Сибири, а из нашего же колодца?
— Ясно.
Крупинки между тем без всякого изменения лежали на дне пробирок. Кислоты, по всей видимости, на них совершенно не действовали. У меня почти не оставалось сомнения, что наша находка — золото.
— А почему тебе пришло в голову там искать? — спросил я брата.
— Когда ты вчера посмотрел на песок, я сразу подумал, что ты подумал, что там золото. А вечером я лег спать да и думаю: вдруг там на самом деле золото? Ты уже везде искал, а там не искал. Должно же оно где-нибудь быть, думаю.
— Почему же ты мне не сказал?
— Я думал, ты спишь.
— А утром?
— Утром не хотел тебя будить. Ну, и думал, вдруг там никакого золота не окажется и ты будешь надо мной смеяться, скажешь: заболел золотой горячкой.
Он стал спрашивать, почему золото могло оказаться на такой глубине. Я объяснил, что золото находит по берегам рек, потому что вода размывает природные месторождения и уносит крупинки золота, которые оседают по берегам и на дне. Реки часто меняют русла. Старое русло может засыпать песком, на его месте может образоваться дюна, поэтому золотоносный слой может обнаружиться на глубине.
— Тогда надо поискать золото на участке там, где пониже. Колодец — на возвышенности, а мы пороемся в более низких местах. Там, может быть, только копни — тут же золото, — высказал предположение брат.
Поскольку исследуемые частички в пробирках не подверглись за ночь воздействию кислот, мы со следующего же дня принялись за геологические изыскания. Делалось это так. Снимался слой чернозема толщиной около метра, то есть, говоря проще, копалась яма глубиной с метр. Под слоем чернозема обнаруживался слой песка. Этот песок мы пробовали промывать и, не обнаружив в нем ни крупинки золота, начинали рыть яму в другом месте.
Через несколько дней у брата уже начались занятия в профшколе, и он сказал:
— Мы с тобой тут как дураки роемся, а может быть, это и не золото вовсе. Ты ведь не ювелир. Лучше я отнесу пробирку Апельцыну и узнаю точно.
— А если Апельцын спросит, где ты взял этот песок?
— Скажу, отец из Сибири привез.
На другой день, уезжая в Киев, брат захватил с собой пробирку с нашей добычей, а вечером вернулся в таком виде, что я сразу и не узнал: в модном однобортном коверкотовом пиджаке, в таких же брюках-дудочках, то есть суживающихся книзу, по тогдашней моде; из-под брюк выглядывали наимоднейшие пестрые носки, на ногах — остроносые штиблеты из желтой кожи, на голове — модная фетровая шляпа, и еще на шее у него был узенький галстук-гудочек, какие только входили в моду. Кроме того, в руках у него было два больших свертка.
Увидев, что я на него воззрился, он подмигнул мне и приложил палец к губам, чтоб я помалкивал. Мать, конечно же, сразу обратила внимание на перемену в его костюме и спросила:
— Где это ты все взял?
— Купил.
— А деньги откуда?
— Картину продал.
— Какую картину?
— Ну, свою картину “Зимний пейзаж”, — не моргнув глазом, ответил брат. — У нас в профшколе устроили выставку прошлогодних работ. Я еще весной дал для выставки этот пейзаж, и вот теперь его купил кто-то.
Мать только головой покачала. Я между тем развернул один из принесенных братом свертков, надеясь, что там костюм для меня. Но в свертке была аккуратно сложенная старая одежда брата. Зато в другом свертке оказался новенький модный непромокаемый плащ.
— Что же ты мне только плащ купил? — с обидой спросил я.
— Это не тебе. Это тоже мне, — сказал брат. — На тебя этот плащ велик будет.
Напялив на себя еще и этот плащ, он принялся вертеться в нем перед зеркалом, выпячивая грудь, как индийский петух.
— Сколько же тебе Апельцын заплатил за золото? — спросил я.
Брат назвал какую-то сумму.
— А сколько ты истратил?
— Все и истратил.
— Значит, тебе все, а мне ничего! — говорю.
— За что же тебе? Золото ведь я нашел. Ты вон сколько искал и ничего не нашел, а я взял пошел и сразу нашел.
— Вот что это проклятое золото с людьми делает! — сказал я, саркастически усмехаясь. — Вместе работали, вместе копали, а как только золото попало в руки, сейчас же — мое!
— Ну чего ты ерепенишься? — сказал брат. — В следующий раз найдем — твое будет.
— А где его найдешь? Мы уже весь участок обыскали.
— Чудак! Из колодца достанем. Там много.
— Под каким же предлогом ты сейчас в колодец полезешь? Тогда огород поливать нужно было.
— Предлог найдем. Если в это время кто-нибудь из соседей придет за водой, скажем, что я часы уронил в колодец.
— А ты что, еще и часы купил? — удивился я.
— Нет, на часы не хватило денег. В следующий раз и часы можно будет купить.
— Нет уж, — говорю. — Сначала мне купим одежду. Я тоже не хочу оборванцем ходить.
Когда пришел отец, мать сказала:
— Глянь-ка, наш Павлушка как отличился. Картину с выставки у него купили.
— Да что ты? — удивился отец. — Ну-ка, ну-ка! Да ты только погляди на него! Красавец! Экипировался, значит! Это какую картину? “Зимний пейзаж”, говоришь? Слушай, да ты везучий, я вижу! Талант! Деньгу зашиб своим трудом. Теперь я за тебя спокоен! Ты свою дорогу нашел в жизни. Я же говорю: искусство должно приносить пользу… художнику! Ха-ха-ха! Ну-ка, покажись, покажись! Дай я тебя поцелую, сыночек!
Брат вертелся перед ним в своем новом костюме, то надевал шляпу, то снимал, то плащ на себя напяливал, одним словом, выпендривался, если говорить на теперешнем языке, а отец все нахваливал его и повторял свою шуточку насчет того, что искусство должно приносить пользу художнику.
С тех пор отец при каждом подходящем случае не отказывал себе в удовольствии погордиться своим удачливым сыном и произносил уже известные монологи:
“Гляди-ка! Талант! “Зимний пейзаж”! Везучий! Деньгу зашиб! Шляпу надел! Обеспеченный кусок хлеба с маслом!..”
И так далее в этом же роде.
Когда же он являлся домой в особенно боевом настроении, он опять же затевал разговор на эту тему, но уже в другом тоне.
“Ты что думаешь, картину продал, так умнее батьки стал? Твой батька езде себя покажет! Шляпу надел! Плевал я на твою шляпу!..”
Словом, разговоров на эту тему хватило на целый год и даже больше.
На другой день мы с братом отправились к колодцу со всем своим золотопромышленным снаряжением и принялись вычерпывать воду в быстром темпе в два ведра. На этот раз уже не брат, а я опустился в колодец и наполнял ведра песком. В общем, мы и на этот раз натаскали песка не меньше, чем в предыдущий, а когда стали промывать, не обнаружили в нем ни одной золотой крупинки… Ни одной! Растерявшись, мы подумали было, что это какое-то “ошибочное явление”, как выразился брат, и промыли весь песок еще раз, однако с тем же отрицательным результатом.
После этого мы уже даже не знали, что думать, а так как оба очень устали, то уселись на край колодца, чтоб передохнуть. От этого, должно быть, колодец и “ухнул” (тоже выражение брата), то есть он не развалился, что тоже могло произойти, а как-то сразу опустился под нами и в одно мгновение стал вдвое ниже, чем был. От толчка мы оба чуть не полетели в колодец и скорей отскочили в сторону. Я почему-то вообразил, что началось землетрясение, и только потом догадался, что, поскольку мы подрыли основание колодезного сруба, он под действием собственной тяжести опустился вниз.