Читать интересную книгу Жизнь ни о чем - Валерий Исхаков

Ну и, наконец, Вера. Упрятать страдающую каким-то серьезным нервным расстройством, но все же не безумную Веру в дурдом, где из нее сделали сумасшедшую, и выглядеть при этом ее благодетелем, почти спасителем - это было очень даже в духе Андрея Обручева и наверняка не составило ему большого труда.

Добавим к этому Горталова и шофера Наташу, которые работали на два фронта: официально - на холдинг в лице Игоря Степановича и неофициально на Андрея, и становится ясно, что никаких шансов ни у меня, ни у Игоря Степановича не было изначально:

Немного успокоившись и прогнав вон эти черные мысли, я вновь с головой погружаюсь в заброшенную было диссертацию: к счастью, уничтожена только бумажная копия, а файл с поправками редактора - вот он, передо мной. Похоже, что Марина Федоровна зря за меня волновалась: несмотря на все передряги, я успеваю к сроку.

Как-то неожиданно для меня вдруг наступает август - и телефонный звонок возвращает меня на поверхность бытия. Мне и горько и приятно слышать знакомый голос.

- Добрый день, - говорит Ирина Аркадьевна.

- Добрый день, - соглашаюсь я. Не стану же я спорить с женщиной. Мне, правда, доводилось встречать дни и более приятным образом.

Кстати, и календарь, подаренный мне толковательницей снов, ничего хорошего тоже не обещает. Сегодня двадцать третий день лунного календаря день предпочтения и скорби.

- Вы не могли бы подъехать к нам? - ласково щебечет Ирина Аркадьевна.

Неужели этот голос когда-то казался мне подкупающим? Или я просто хотел, чтобы он был таким?

- К вам? - на всякий случай уточняю я. - Или на четырнадцатый этаж?

- На четырнадцатый, - соглашается она. - Вас там уже ждут.

Охотно верю. Ждут. Даже странно, что так долго ждали. Пришло время расплаты. Хотя в чем, собственно, могут меня упрекнуть? Все, что от меня требовали, я сделал. Тайну раскрыл. Причем, по сути, бесплатно. Даже десять тысяч, честно заработанные, и те отдал ради дела. А то, что Горталов у меня бумагу отнял, так ведь я Игоря Степановича предупреждал. И он мне сам сказал, что господин Горталов действует исключительно в их интересах.

Ладно. Будь что будет. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Еду.

И я еду.

Мне уже не надо заходить в полуподвальное помещение фирмы "Дар", где такие милые женщины и такой прекрасный макет на столе. Карточка Игоря Степановича - мой пропуск везде и всюду (хоть на тот свет, посмеиваюсь я про себя), с ней меня ласково встречают и провожают прямо к лифту. Но не везут на четырнадцатый этаж под надзором, как в прошлый раз, а предлагают двигаться самому.

- А как же палец? - спрашиваю я.

На стенке кабины установлен специальный сканер для считывания отпечатков пальцев. Пока не приложишь палец, не сдвинется металлическая пластина, не откроет панель с кнопками.

- Палец в порядке, - дружески улыбается мне страж.

Не подаю виду, но внутренне все же вздрагиваю, прикладывая к поверхности сканера большой палец правой руки, и - о, чудо! - пластина сдвигается, и вспыхивает гостеприимно зеленая лампочка. Ехать подано.

А вот и четырнадцатый этаж. Здесь меня никто не встречает, но в этом и нет нужды: дорогу я знаю. Как старому знакомому киваю стражу за пуленепробиваемым стеклом - и он так же, как знакомому, но с оттенком почтительности кивает мне: проходите, мол, милости просим.

Тяжелая бронированная дверь сдвигается - и я вхожу в кабинет Игоря Степановича. Здесь все по-прежнему. Так же светло, просторно, тот же замечательный вид из огромного панорамного окна. Только часть вида заслоняет человек, стоящий у окна. Свет бьет мне в глаза, и я не сразу понимаю, что изменилось в его облике. И только когда глаза привыкают к свету, понимаю: волосы. У этого человека вместо сияющей загорелой лысины Игоря Степановича прекрасные густые черные волосы. Неужто Игорь Степанович обзавелся париком?

Человек оборачивается.

- Привет, - говорит он с улыбкой.

- Привет, - осторожно отвечаю я.

В последнее время меня уже не убеждают ничьи улыбки. Особенно улыбки в стенах этого учреждения. Все они тут мне улыбались и все обманывали.

- Садись, Сережа, - предлагает мне он.

- Я уж как-нибудь постою, Андрюша:

- Нет, ты садись, садись, я настаиваю!

И он отодвигает кресло. Но не кресло для посетителей, а кресло хозяина кабинета - то, за которым прежде прочно, как будто навсегда, восседал Игорь Степанович. Я усаживаюсь - и когда одна из частей моего тела соприкасается с дорогой кожей сиденья, в другой части, расположенной выше, что-то как будто щелкает и проясняется. Я вопросительно смотрю на Андрея.

- Значит, ты теперь здесь? Вместо Игоря Степановича?

Андрей улыбается еще шире и разводит руками.

- Нет больше Игоря Степановича. Можешь про него забыть:

- Вот как? Не знал: А ты как?

- Я? У меня все замечательно. Вашими молитвами, как говорится.

Андрей изменился. В очередной раз изменился.

Когда я впервые его увидел после долгого перерыва, он был вылитый Курт Рассел в фильме "Бегство из Нью-Йорка". Спутанные длинные волосы, джинсы и даже черная повязка на глазу. Он тогда только что вернулся из Афганистана, успел еще повоевать, вышел в числе последних и на весь мир смотрел сквозь призму войны.

Потом, когда мы ездили в деревню, повязки на глазу и длинных спутанных волос уже не было, он походил на себя прежнего, только улыбался куда реже и почти не снимал черных очков.

Теперь он похож на доктора наук больше, чем я. Отличный серый костюм из тонкой ткани, белая рубашка, галстук. Очки в тонкой платиновой оправе.

- Приходится носить, - словно прочитав мои мысли, объясняет он. - В правом глазу осталось только пятьдесят процентов. А линзы с поврежденной роговицей противопоказаны.

- Я понимаю.

На самом деле я не понимаю ничего. И чувствую себя неловко, потому что не знаю, как себя вести. Я готовился к разговору с Игорем Степановичем, но то, что я мог и хотел сказать Игорю Степановичу, не годится для разговора с Андреем. И еще я не знаю, насколько информирован Андрей о моем поведении и как он к этому относится. И по лицу узнать не могу, потому что теперь по его лицу прочитать что-нибудь совершенно невозможно.

- Ты действительно очень сильно изменился, - говорю я, чтобы что-нибудь сказать.

- Ты тоже, Сережа! - Андрей улыбается и усаживается в кресло напротив меня - точь-в-точь как я недавно сидел перед Игорем Степановичем. - Причем в лучшую сторону, как мне кажется. То, что юрист ты неплохой, мне многие говорили. А теперь ты и в деле показал себя достойно.

- Ну уж:

- Да-да, достойно! И не смотри ты на меня так! Ты вел себя именно так, как я ожидал. Я даже поспорил на тебя с Наташей - и выиграл. Она доказывала мне, что ты обязательно уничтожишь Нинины листочки, когда окажешься один в дурдоме. А я поспорил, что не уничтожишь, принесешь на блюдечке Игорю Степановичу. Так что зря она у Нины на всякий случай копию взяла, пока ты в туалет ходил:

Я только молча хлопаю глазами, и Андрей, сжалившись, объясняет все по порядку.

Вся эта затея - в этой части я правильно угадал - с самого начала принадлежала ему. У него давно уже были свои люди в службе безопасности холдинга, в том числе и Наташа, и он знал, что кто-то с самого верха работает на конкурентов. Чтобы доказать это, он решил подбросить Игорю Степановичу приманку: идею о том, что предстоящий брак Андрея и Ирины Аркадьевны может не состояться из-за какого-то непреодолимого препятствия в прошлом Андрея. Для достоверности они с Ириной даже разыграли ссору на Кипре, потом состоялся тяжелый разговор с Аркадием Максимовичем - тем более тяжелый, что инсценировка тут бы не прошла, пришлось играть всерьез. В результате Игорь Степанович получил задание разобраться и доложить.

- Ну, а дальше было совсем просто, - весело повествует Андрей. - Через Наташу я вывел Горталова на Борю Путешественника. Я посоветовал Боре, чтобы он предложил Игорю Степановичу обратиться к тебе. Ну, а ты, как и следовало ожидать, привел их к Наталье Васильевне, Нине:

- И к Вере.

- И к Вере, конечно. Ну, а дальше было просто: записали их переговоры с конкурентами, взяли их с поличным во время получения денег: остальное, надеюсь, понятно.

- Не совсем. Неужели такой прожженный тип, как Игорь Степанович, поверил в эту детскую историю с тайным браком? Неужто не усомнился?

- Может быть, усомнился бы, если бы не знал, насколько религиозен Аркадий Максимович. А тот действительно религиозен, а не прикидывается напоказ, как многие другие. И, естественно, брак любимой дочери без венчания для него просто немыслим. Если бы ты принес Нинины листочки не Игорю Степановичу, а прямо Аркадию Максимовичу, для меня все было бы кончено.

- Но зачем было натравливать на меня Горталова? Зачем отбирать то, что я и так принес бы Игорю Степановичу?

- А ты бы принес?

- Да.

Я выдерживаю его взгляд. Это нелегко, но я выдерживаю.

- Спасибо, что сказал правду. Значит, я не ошибся, что сделал ставку на тебя, Сережа. Я ведь внимательно изучаю все, что связано с друзьями моего детства. Знаю я и о твоих подвигах на Севере. Как ты раз взял деньги, два раза взял деньги, а когда понял, чем это для тебя кончится, сдал всю честную компанию и героически пристрелил главаря.