Блин, и ведь всего-то оставил одного на пару дней, пока к отцу мотался. И видел бы кто, в каком состоянии я нашел это чудика по прилете в очень чудесный, но очень неподходящий по климату для такого любителя солнца, как Каспер, город: ангина полным ходом, говорить не может, лишь сипит, как сломанный свисток, сопли до колена, нос опух от постоянного сморкания, глаза воспалены, заросший по самые брови, ибо бритому ему…
— Бриться еще холоднее, Марк! У меня даже зубы мерзли, когда я говорил. А она… Она меня сумкой! По голове! Марк! Что делать, Марк? Она меня теперь ненавидит, да? Марк? У нее что, кто-то есть? Марк! Как можно жить в таком климате? И это в августе месяце, когда у нас можно даже ночью потеть, сидя в море! Но я не мочалка! Нет! Я вот-вот выздоровлю. Да! И я встречусь с тем мужиком, к которому она вечно шастает днем. Найду и подерусь с ним, чтобы она видела, что я тоже мужик. Да. Ведь да?
Цирк с конями. Ей-богу.
— Вот зараза-а-а! — протянул я, постучавшись затылком об подушку. — Белоснежка, я же к тебе тоже с прицепом прибыл. Разобраться надо с ним побыстрее.
Полина села так резко, подчеркнуто создавая между нами дистанцию, что я не успел предупредить этот ее маневр.
— Зарицкий, если ты сейчас мне скажешь, что тебе еще развестись надо и ты вот это вот все вытворял, будучи женатым…
— Тш-ш-ш-ш! Что за фантазии? — Я попытался вернуть ее на место, но Полина выскользнула из моих рук. Ох и не люблю я это!
— Ты сейчас, что ли, станешь отрицать, что женат был… или есть даже?
Ну вот опять встала в позу, руки в боки. Блин, вот как бы не расплыться, как дебил, в ухмылке и глаза в глаза удержать. Героизм с моей стороны, ибо стоит тут передо мной голая, грозная аж ух, и соски торчат задорно. А мой член настолько такую картину маслом одобряет, что тонкому одеялу этого ну никак не скрыть. А и не надо. Встал напротив, складывая руки на груди. Что это у нас губы задрожали, а, форелька? А зрачки почему расширились? Не мне одному же мучиться и серьезные разговоры вести в условиях повышенной сложности.
— Чтобы между нами не осталось всяких недомолвок и тайн, давай я тебе все сразу вывалю. Всю свою непривлекательную подноготную.
На краткий миг моя задница воззвала к благоразумию, прозрачно намекая, что вот прям сейчас я могу сам себе лютую подляну устроить всякими откровениями. Но глупо об этом переживать, когда со скалы уже сиганул. А пытаться этой самой задницей на лету зацепиться, чтобы чуть затормозить, — чревато. На хрен мне, чтобы потом то один, то другой тухляк из прошлого всплывал и портил атмосферу в наших с Полиной отношениях.
— Женат я был, естественно, в прошедшем времени, Поль, но был… как бы это сказать… формально, а не по сути.
Чё завернул, сам-то понял?
— Это как? — озадаченно подняла она брови.
— Так, что по-настоящему женатым человеком себя никогда не ощущал.
— Ну да, это так по-мужски, — хмыкнула понимающе Полина, но я продолжил, игнорируя шпильку.
— Ольга… она была… — Как же это сказать тебе и при этом совсем мудаком, дерьмом бывшую поливающим, не выглядеть.
— Ага, скажи, что ошибка, — фыркнула рыба моей мечты.
И, собственно, что-то такое я и собирался сморозить, но вдруг понял, что это было бы брехней.
— Да нет, Белоснежка, она была именно той женщиной, которую я тогда и заслуживал. — Сел обратно на постель, чувствуя тяжесть от всех разом навалившихся воспоминаний, и, упершись локтями в колени, потер лицо ладонями. — Расчетливая, жадная, беспринципная, ценившая только отцовские бабки, что ко мне прилагались. — Полина шумно вдохнула, и я мог догадаться, что она готова сказать. — Да, я в курсе, как это гадко и банально звучит. Типа я хаю свою бывшую, а сам весь страдалец в белом. Фигня. Не так это. По чести говоря, во мне большего и хотеть тогда было нечего. Одни понты, эгоизм, свои хотелки превыше всего, пьянки и бл*дство без конца. Так что мы с Оленькой друг друга стоили и даже не ненавидели. Да похрен ей было на меня, а мне на нее. Взаимность полная была. Я совру, если скажу, что прям разительно поменялся с тех времен, можешь даже не иронизировать по этому поводу. Ты встретила на Сейшелах самодовольного засранца, похериста, которого все устраивало, как есть. Жизнь в кайф и все в ней — не цепляющий нигде проходняк. Я тот же самый, Полин, просто старше. Но хочется верить, что поумнел. Ну хотя бы настолько, чтобы осознать, что ты значишь для меня, и поднять свое седалище и приехать за тобой. Ты уж бери какой есть, авось слепишь из меня до старости что-то стоящее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это предложение, Зарицкий?
— И не первое по счету.
— А ничего, что мы все время голые?
— Ну так нам теперь и прятать друг от друга нечего, — пожал я плечами.
— А как же быть с твоим жизненным принципом «только здесь и сейчас»?
— А я от него и не отрекаюсь. Я же падать ниц и лбом об пол биться не собираюсь, божась тебе, что точно впереди у нас один шоколад. Сто пудов всякое будет, тут уж и к бабке не ходи. Но я точно намерен над этим работать. Ты готова попробовать со мной?
— Я боюсь, Марк. Честно. Не хочу однажды обнаружить себя жалким созданием, у которого мозги вкрутую варятся от догадок, где ты, с кем и осталось ли что-то, ради чего я решусь нырнуть в жизнь с тобой.
— Поль… — Я выпрямился и протянул к ней руки. Она сразу шагнула ко мне, позволяя упереться лбом в ее живот. — Вот так, прямо так, знаешь, как мне хорошо?
Быть так близко к ней, вдыхать запах ее тела, недавнего секса, наполняться теплом… Полина положила ладони мне на макушку, зарываясь пальцами в спутанные патлы. И все. Я там, где нужно.
— Я не просру все это… Нас. Веришь?
— Должна, если отпустить тебя точно не готова, — хмыкнула она.
А я нахально облапал ее ягодицы, прижимаясь открытым ртом к гладенькому лобку.
— Эм-м-м, Марк?
— М?
— Мы вроде как разговор с чего-то другого начинали.
— Да?
Зараза. Точно. Каспер.
— Белоснежка, пошли в душ и одеваться. Надо нам по-быстрому личную жизнь крольчишек наших устроить. У меня там в гостинице Каспер весь в соплях и слезах валяется. Ну валялся. Как бы чего не вышло, больно у него настрой боевой. И давай капель каких сердечных прихватим, а то совсем мужика новостью доконать можем.
В душе мне и моему дружку пришлось убедиться в том, что наша с ним идея-фикс не только сладкая на вкус и на ощупь, но и крепкая. Особенно с размаху, да по мокрой шкуре. Больно же, блин! Но зато вымылись мы с рекордной скоростью. Одеваться тоже, увы, пришлось быстро и без лирических отступлений, на которые так и тянуло.
Мы уже выходили из дома, когда телефон Полины затрезвонил какую-то попсовую мелодию.
— Ну вот. Что называется, на ловца и зверь бежит, — улыбнулась Белоснежка, глянув на экран. — Так что, пригласить ее попить соку в «Радиссон»?
— Пригласи. Не удивится?
— Ой, у нее сейчас голова совсем другим забита, чтобы чему-то еще удивляться. Она и так… удивленная по самое не могу.
— Только ты же помнишь, что наш мерзлявый Ромео весь в соплях и кашле? Если она беременная, то им, поди, лучше не встречаться?
— Блин. Точно, — вздохнула Полина. — Сейчас что-нибудь придумаем. Алло, Ланка? Ты что? Опять ревешь, дурында? Что на этот раз? — Полина со страдальческим выражением отодвинула от уха трубку, завывавшую на все лады про сиротинок бедненьких. — Так. Короче. Мне это надоело. Берешь сейчас такси и едешь в «Радиссон» на Невском. Буду тебя соком отпаивать. Вкусным, каким еще! Что надо, то и делаю в отеле. Вот приедешь — расскажу.
Всю поездку в такси я тайком лапал свою добычу, а она так же молча щипала меня в бочину, призывая держать руки при себе. Ладно, ладно, потерплю до номера. Уж там-то я ее сам защипаю, не увернется.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 33
— Полья! — поднялся из вороха одеял и подушек похотливый призрак. Хотя сейчас он больше тянул на монструозное привидение. Эдакий жалкий-прежалкий монстр. Заросший, растрепанный, из спутанной пакли волос и бороды только проглядывал красный распухший нос и щелочки глаз, что сейчас с надеждой высматривали кого-то за нашими спинами. Ясно кого.