же не уточняем в договоре, куда я буду его задействовать. Я, извините, поставщика адекватного искала два года, а он его выбрасывал! Что за лорды пошли⁈ — губы сегодня были ярко-бордовыми, — в любом случае разборки и разрыв контракта будет с Механиком, — я ехидно кивнула, — перейду на офшоры. Ещё бы знать сколько килограмм он сможет предоставить, а там уже и подумать можно. Так! Платье.
Я поднялась на ноги, подметила в книге несколько настораживающих меня строчек, оставила в уме галочки и нахмурилась:
— Мама попыталась вскрыть мой основной счёт… — на губы наползла улыбка, — ну правильно — я же пропала. Значит и деньги мне не нужны, — ногти мазнули по тканям на вешалках, — если так, то пусть блокирует и переводит на свой, у меня ещё двадцать семь таких. М! Один оставлю для дочери, — пальцы захватили платье цвета красного моря (это оттенок зелёного, да), — мне даже надеть нечего! — возмущенно, — вечером набросаю пару эскизов, — пометки… иначе забуду, — достала из схрона почти догрызенный любимый карандашик и отметила те строки, которые оставила в уме тогда, а после написала так, чтобы можно было стереть: «Подготовить для частого использования счёт с названием „Дочь“. С возможностью переименовать по требованию Механика».
Буду его пополнять, чтобы у неё не было проблем с зависимостью отца — знаю я, чем это заканчивается. Выходи, Элли, за этого богатого ублюдка, да побыстрее. И что, что он страшный. И что, что тупой и любит женщин? Ну будет бить немного — с кем не бывает! Что? Хочет, чтобы ты рожала мальчиков, а тебе природа не позволяет? Выкручивайся сама!
Хорошо, что я это всё придумала — у меня попроще было.
— Туфли, — показала себе пальцем на нижнюю полку, — цвет… бордовый. К-хм… и та шляпка с вуалью и пером! Точно! Сегодня без излишеств, — в платье я буквально впорхнула, не забыв довольно и ласково потереть себя по животу — от этого всегда становилось как-то светло и отрадно на душе, будто малышка внутри совершала какой-нибудь прорыв, а я, как мать, бежала гордиться ею с невероятной силой.
Знаете, она растёт. Это уже повод для любви, возношения и гордости! Вот.
— Пойдем кормить Бурбоню, — рука продолжила сканировать крохотную ящерку с длинным тельцем, хвостиком и едва оформленной головкой, — только представь, как мы с тобой вдвоём будем терроризировать твоего папульку, ходить по подземелью, кормить скорпионовую многоножку. Мм-м… а ещё ненавидеть Варга, мстить ему и… слушай, а как ты относишься к сестрёнке у которой, в отличие от тебя, будет неживой папа? М? Только представь: надаём пиздов Варгу, Хакгарду, потом украдём тебя у Виктора. Так уж и быть — существовать битым он не заслужил! А потом… будем втроём в Гнезде. Тебе понравится, обещаю. В жопу эти все эксперименты и странные рода, вроде Кери. Мы будем втроём, никто нас не достанет. Я сделаю вам по участку у замка — будем всегда вместе, — улыбка постепенно сползала с лица, — даже если вы будете ненавидеть меня, — я вернула ход времени, достала из портала кусок мяса и бросила на шкаф у многоножного гнезда, — я же понимаю насколько это эгоистично. Лишать тебя здорового и счастливого детства с любящим, пусть и принципиальным отцом, — я хмыкнула, — с Аезелвалфом всё ироничнее — я просто уверена, что папа из него будет скверный, — смешок, — поэтому и хочу избавиться побыстрее. Вру, конечно, но… знаешь, у меня была только мама. Вернее… отца у меня было два. Но их будто бы не было, — до ушей донёсся стук в дверь, а я продолжила шепотом для неё, — мама меня, в общем, любила, но эти двое нет. Так что со мной вам будет лучше! Я вообще, знаешь, как могу сильно любить!
— Кого любить? — не понял моего престранного шёпота и конкретно услышанной им последней фразы Эрик, — отца, что ли? Ты это… я подумал, что ты леди вообще то… а это значит… я тебе помочь решил в общём! Руку давай!
На фоне раздалось чавканье и стрекот скорпионихи. Младший лорд резко забыл, что мне нужно помогать, и решил, что моё съедение будет для него не таким уж страшным событием, потому сделал несколько шагов к противоположной стене.
— Это Бурбоня, — напомнила ему, — а я готова. Где там предложенная рука?
* * *
Столица была украшена к предстоящему празднику — Восшествию на престол Зигмунда. Тканевые магические фонарики покачивались на ветру, недалеко от центра устанавливалась переносная ярмарка (были слышны удары молотов по клиньям и громкий басовитый мат), над головой висела утренняя громада фальшивой луны, под колеса экипажа то и дело бросались бесхитростные дельцы, желающие нажиться на испуганных и жалостливых леди, а мы плыли по утреннему городу, впервые без встреченных аристократов на дороге.
— Все ещё спят, — буркнула себе под нос, — ни единой кареты, кроме нашей. Чудеса в решете! Все подумают, что мы что-то замышляем, честное висталочье!
— Так, так и есть… — забегал глазами Эрик, — да и на экипаже знак нашего рода. Все уже привыкли к тому, что папа приезжает рано.
Я хмыкнула. Мы остановились у главного храма Цикла. Стоящая у входа, а потому замеченная мною висталка округлила глаза и полила из лейки выходящего из храма мужчину.
— Это вам Цикл воздал за грехи! — отмахнулась от него она и повернулась к нам, — пустота меня забери… Кери приехали замаливать грехи? Так поздно буде… ещё лучше! — это она меня увидела, спрыгивающую с верхней ступеньки на каменную дорожку, — Верховная, ты совсем ошизела⁈ Какие ещё Кери? Домой иди! Мы с Брахманом устали тебя оплакивать!
Я впечаталась в её грудь щекой, сковала поверх рук объятьями и пробубнила:
— Что там с ремонтом?
Она цокнула.
— Корыстная, расчетливая и это…
— Меркантильная, — добавил вышедший следом Эрик, — это бордель?
Я не сдержала смеха.
— Почти, — хмыкнула, — потерпи. Он будет следующим, — еле успокоилась, — Халис, я же тебя знаю. Ремонт мне показывай. Я, знаешь ли, в каждую дыру загляну, если надо будет!
Я шагнула ко входу, поманив лорда следовать за мной.
— Ты и без ремонта в каждую дыру заглядывала, проститутка, — донеслось шипение мне в спину.
— Я всё слышу! — бросила ей.
На меня махнули пустой лейкой и, надув губы, почапали следом. Эрик после фразы «это не бордель» выглядел недовольным, и скуксившись, плёлся за мной, молча и совершенно без интереса скользя взглядом по широким деревянным дверям и по единственному центральному залу с широким постаментом — кругом перерождений. Именно он был центром нашей веры: Цикл смертей и рождений, следующих один за другим до того момента, пока твоя душа не попадёт в Пустоту, нарушив своей