Читать интересную книгу Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Я подумаю, что можно сделать, – обнадежил его Огурцов.

Солудев был доволен, что он не отказал сразу.

По мере проведения обысков на квартирах у спекулянтов, рыночных торговцев, заведующих столовыми, магазинами и у других людей, которые так или иначе были допущены к распределению материальных благ, милицией изымалось большое количество продовольствия. После изъятия и фиксации продукты направлялись на специальные пункты и в детские учреждения. При конфискации товаров живущие впроголодь работники милиции часто указывали заниженный вес или меньшее количество, а излишки забирали. Об этих нарушениях, грозивших по законам военного времени большими сроками заключения, знало все начальство управления, но поскольку выделяемых на управление продовольственных норм не хватало, закрывало на них глаза. Правду сказать, эти хищения не носили повального характера, да и присваивалась совсем небольшая часть изымаемого в ходе обыска. Сотрудники с нетерпением ждали своего дежурства по управлению, так как на долю дежурной группы выпадала львиная доля обысков и изъятий. А уж за что точно не последовало бы наказание, так это если продукты сотрудниками поедались непосредственно в местах обыска. По управлению даже ходила такая поговорка: «Главное, до рта успеть донести, а по выходу экспертизы не сделают»…

Сейчас Солудев решил навестить семью своего товарища. Несмотря на позднее время, дома были только дети и жена Петракова.

– Что-то с Лешей? – испугалась Лариса, увидев его.

– Чего ж так сразу о плохом думать? – улыбнулся Солудев, тем самым успокоив ее.

Узнав, что старший сын и сестра устроились на работу, Виктор спросил про Настю.

– Она на субботнике. Студентов на расчистку трамвайных путей отправили, – пояснила Лариса.

– А как мама? – посмотрел гость в сторону Анны Ефимовны.

– Утром была в порядке, если можно так сказать, – вздохнула женщина. – Я весь день в очереди за костяным жиром простояла, только пришла.

– Бабушка уже холодней, чем стенка, – подала голос Катька, лежавшая рядом с Анной Ефимовной.

Лариса бросилась к кровати свекрови и через мгновение повернулась к Солудеву побледневшим лицом:

– Умерла.

Виктор подошел удостовериться. Анна Ефимовна скончалась, прижимая к груди икону Спасителя.

– Что же делать? – растерялась Лариса. – Надо бы Алексею сказать, а он и так еле живой. Мы и похоронить-то не сможем. Где взять гроб, чем заплатить могильщикам?

– Тут я смогу помочь, – горестно произнес капитан НКВД. – Сейчас вызову через управление машину для перевозки тела и организую захоронение.

Последующие полчаса Лариса провела словно в забытье. Машина, вызванная Солудевым, приехала неожиданно скоро.

– Икону вон как сильно прихватила… – пожаловался пожилой санитар, попытавшись вытащить из закостеневших рук семейную реликвию. – Чего делать-то?

Он посмотрел на офицера НКВД, но тот переадресовал вопрос Ларисе. Та не сразу поняла, о чем ее спрашивает Виктор, она чувствовала себя виноватой перед мужем за то, что не смогла уберечь его мать. Очнувшись, отрицательно закачала головой.

– Нет, не надо икону вытаскивать. Анна Ефимовна больше месяца с ней пролежала, не желая расставаться, так и похороним.

– Проверю насчет иконы, – предупредил санитаров Солудев.

– Да что ж, мы не люди, что ли? – обиделись те, осторожно укладывая тело покойницы на носилки.

Виктор еще минут сорок посидел с женой друга, успокаивая ее, насколько позволяло красноречие, а когда вернулся с работы Вячеслав, ушел, пообещав заглядывать.

– Надо карточки ее за декабрь сдать, – почему-то вспомнилось Ларисе.

– Бабушка бы такого не одобрила, – возразил Вячеслав матери. – Может, она и умерла в начале месяца, чтобы мы жили.

Слезы вырвались из Ларисиных глаз. Она оплакивала бабушку своих детей и мать мужа, которая отказывалась от пищи, лишь бы у ее внуков был шанс дожить до лучших времен.

Вечером у старшего майора госбезопасности Огурцова проходило совещание. После показаний Артема Выкина капитану Солудеву и его группе поручено провести аресты и обыски на квартирах Соскова и в деревне Каменка, где располагалась воровская малина рецидивиста по кличке Дед. Кроме того, по всем отделам Ленинграда и Ленинградской области разослать ориентировки на лиц, имеющих хотя бы малейшее отношение к хищениям продовольствия. Другим оперативным группам поручалось устроить облавы в местах возможного скопления остатков криминального элемента, чтобы лишить разыскиваемых возможности уйти на дно.

Выезд капитана Солудева в деревню Каменка ничего, кроме разочарования, не принес. Пока проводился обыск, капитан опросил сельскую администрацию и установил фамилии лиц, проживавших в доме, хотя и понимал, что сейчас преступники скрываются наверняка по другим фальшивым документам. Не дожидаясь окончания осмотра, он с частью группы отправился на квартиру бывшего начальника Бадаевских складов, которого не так давно допрашивал в своем кабинете. На стук в дверь никто не открыл, и группа с двумя понятыми взломала замок. Уже с порога Солудев понял, что здесь произошло преступление. На это указывал беспорядок в прихожей и в гостиной.

– Товарищ капитан! – прервал течение его мыслей голос участкового милиционера. – Здесь следы крови. – Старшина указал в сторону чугунной ванны, на белой эмали которой четко проглядывали засохшие серо-бурые пятна.

– А где же тело? – моментально отреагировал Солудев.

– Тело? – Участковый пожал плечами, не понимая, почему работник уголовного розыска подозревает совершение в квартире убийства.

А Виктор, едва увидев кровь, ни секунды не сомневался: Сосков убит. Он уже понимал, что за этим стоит вор-рецидивист Нецецкий. Бандиты старательно уничтожали всех свидетелей, чтобы скрыть хищение продовольствия. Распорядившись о вызове эксперта-криминалиста для фиксации и изъятия следов преступления, Солудев отправился с докладом к Огурцову. Несмотря на отсутствие задержанных преступников, он был очень доволен сегодняшними результатами, так как интуиция подсказывала ему: убийство Павлухова, его водителя и Софьи Вайнштейн (а также наверняка Соскова) и хищения продовольствия с Бадаевских складов – дело рук одной и той же банды.

«Жаль, Петраков ничего пока не знает, – вспомнил Солудев о своем больном коллеге, – то-то порадовался бы».

У Марии был выходной. Вот уже вторую неделю она работала в районных банях кастеляншей, но ее 125 граммов хлеба и продуктовые карточки служащей не внесли существенных изменений в рацион Петраковых. И все же ей нужно было работать, так как иждивенцев стали заставлять нести трудовую повинность, а вкалывать по восемь часов на расчистке улиц от завалов и снега у нее просто не было сил. Здесь же она занималась выдачей чистого и приемкой грязного белья, что, конечно, не прибавляло ей любви банщиц, которые норовили подсунуть посетителям грязную простыню или того больше – украсть комплект простыней, чтобы обменять их на рынке на съестное. Единственным преимуществом была возможность бесплатно помыться и провести своих родных, что на текущий момент было очень кстати.

Марии не нравились ее должность и трудовой коллектив, состоящий, за исключением коменданта, из одних женщин. Даже в мужском отделении работали две еще не старые женщины. Это было возмутительно, несмотря на утверждение банщиц, что нынешний голодный мужик уже ни на что не способен. Мария все равно этого не понимала и смотрела на женщин с брезгливостью. Неоднократно в ее смену у посетителей случались голодные обмороки, а один раз прямо в мыльне умер пожилой мужчина. Комендант, торопившийся к городскому начальству, оставил Марию за себя, приказав вызвать труповозку и оказать содействие санитарам в вывозе тела. Сопровождая туда санитаров, оказавшихся женщинами, она увидела обнаженных мужчин, и первое, о чем подумала, было: какие все худющие. Мужчины, озабоченные только тем, чтобы побыстрее набрать в шайки чуть теплую воду и успеть намылиться и сполоснуться, пока она не остынет, совершенно не реагировали на появление трех женщин. Как, собственно, не обращали внимания и на тело пожилого мужчины, переступая через него, словно через валежник. И тогда Мария поняла, что чувствует себя не женщиной рядом с голыми мужчинами, а скорее врачом на осмотре в туберкулезном диспансере, где всех пациентов, словно перед смертью, пустили помыться. Чтобы избавиться от этого ощущения, она предалась приятным воспоминаниям о Брониславе Христофорове. Мысленно пережив романтику их довоенных встреч, Мария решила на следующий день после дежурства вместе с дочкой навестить его.

Одевая утром Катю, она вдруг подумала: а ведь любовник может и не обрадоваться их неожиданному визиту, как один раз было. Девочка очень не хотела идти на морозную улицу, но мать шепнула ей на ушко: они пойдут в гости, где ее угостят конфетами. Мария приберегла карамельки, чтобы потихоньку скормить Кате, но теперь те семь конфеток взяла с собой.