А Нефедов задохнулся:
— К-к-клюет!
Еще один поплавок утонул, и леска натянулась. Рыболов прыгнул в ту сторону, забулькав водой, и выхватил рыбешку покрупнее… От радости он долго не мог поймать ее рукой…
А потом царским жестом пригласил Нефедова присесть на корягу и предложил:
— Закурим по одной?
Это было прямо из той военной песни, которую, бывало, вспоминал отец. Рыболов не выглядел старым, но, при ближайшем рассмотрении, был и не молод. Пожалуй, как раз отцовский ровесник, — значит, мог принести с фронта эту песню, где товарищ товарищу предлагает закурить по одной. Правда, портсигар у рыболова, вытащенный из кармашка кожаных шортов, был не фронтовой, а очень даже видный, под золото, и такая же зажигалка…
Нефедов сказал, усевшись на коряге и закуривая:
— Меня жена выпустила на волю в одних трусах. Сигарет не дала! Дыши природой… Вы не с турбазы?
— Угу, — отозвался рыболов, не спуская глаз с удочек.
— И мы оттуда! — воскликнул Нефедов и прикрыл рот ладонью, давая понять, что ему знакома беспременная в рыболовецком племени страсть к тишине.
Женька, сидевший на корточках у воды, повернул голову и прошептал:
— Папа, клюет!
— Это рябь, мальчик, — успокоил рыболов.
И Женька стал смотреть на озеро. Вода расстилалась, золотистая под чистым небом, лишь кое-где темная в тени от облаков, солнечные вспышки резали глаза, пришлось прикрыться ладонью. Противоположный берег казался ниточкой, а деревья на нем стояли соломинками. От того берега по озеру, под нарастающий стрекот мотора, двигалась навстречу взгляду лодка…
А взрослые разговаривали:
— Что же это вы без удочек, Юрий Евгеньевич?
— А у нас в городе негде рыбу ловить, и удочек у меня нет.
— К воде ехали… и без удочек!
— Смех и грех! — согласился Нефедов. — У нас в завкоме… Я работаю на заводе, сельхозтехнику делаем… Ну вот, Аркадий Павлович… Была, значит, одна путевка на юг. И три заявления. Я предложил — давайте разыграем! Кому достанется!
— Жребий?
— А что? А наш предзавкома, Нерсесян, Артем Григорьевич, даже пальцем у виска покрутил, намекая, до чего я умный… Если жребий начнут кидать, что завкому делать?
— Ха-ха!
— Я считал — кому повезет, и никаких обид! Но у меня и сейчас никаких обид нет, только радость, честное слово… И Вера, это моя жена, радуется. И Женька — вон — в полном восторге. Первый раз такое озеро видит и такой лес… Спасибо, что не дали путевки!
Он поискал глазами, куда бросить окурок. Озеро с тремя желтыми кувшинками, которых он раньше не заметил, будто они только сейчас расцвели, такое чистое, что в него не решишься, грех. Он раздавил окурок о корягу, завернул в трусы, под резинку, и договорил:
— А удочки купить забыл. Суета сует!
— У меня к вам просьба, посмотрите за удочками… Я ненадолго, — Аркадий Павлович мучительно перекривил лицо. — Если не трудно…
— Мне? — не поверил счастью Нефедов.
Рыболов вприскочку умчался на пригорок, глянул оттуда на приближающуюся моторку и пропал в кустах, как не было, а Нефедов, расправив плечи, вошел в воду и подступил к удочкам. Ему легко это было сделать в одних трусах. Ветер или волна рябили воду, трогали поплавки, они обманчиво вздрагивали, и Женька вскочил:
— Клюет! — а Нефедов строго позвал его и, когда Женька радостно забрел в воду почти по грудь, дал ему подзатыльник:
— Следить следи, а мешать не мешай!
— Поня-атно.
Женьке очень хотелось заметить, как утонет поплавок той удочки, крючок которой, соблазнившись наживкой, проглотит рыба и потянет за собой, уходя в глубину от страха, и он смотрел на поплавки во все глаза, пока не услышал, как отец что-то забормотал нараспев. Испугавшись, Женька вжал голову в плечи и покосился на отца. А тот бормотал:
Сюда, сюда, рыбонька,Есть червяк для окунька,И карасик, и ершокПопадись на мой крючок!
А потом оправдался, почесывая висок:
— Сколько лет прошло, а вспомнилось! Отец меня в деревню возил, такого маленького, как ты. Там ребята приговаривали, на ручье…
— А что это? — спросил Женька в испуге.
— Стихи.
— Какие?
— Самодельные, какие же!
— Клюе-от! — завизжал Женька, и на этот раз не ошибся. Нефедов, изо всех сил рванув удочку, вытянул крупного ерша, а Женька вопил: — Приманило!
Ликующий голос его, как он ни был пронзителен, едва прорвался сквозь рокот мотора, вдруг прихлынувший к самым ушам. Вздернув нос, лодка шла прямо на них. А в ней сидел мрачный дядька в сизой, спецовочного типа, рубахе со стоячим, как у гимнастерки, воротником, у него были мелкие глаза и расплющенный нос, под которым комочком лепились усы.
Нефедов встретил его с ершом в руках, не понимая, куда прет дядька, прямо на удочки! Дядька же выключил мотор, и среди полной тишины лодка ткнулась в прибрежный ил. Хмуро и не спеша дядька осматривал место из-под насупленных бровей и, едва его взгляд добрался до веток, властно махнул вниз рукой:
— Ведро!
— А в чем, собственно, дело? — неуверенно прошептал Нефедов.
Дядька привстал и сам дотянулся до ведра, из лодки ему это оказалось проще, снял, взболтнул, заглядывая внутрь, поставил на дно.
— И ерша сюда!
— А зачем? — занервничал Нефедов. — Да кто вы такой?
— Рыбнадзор. Постановлением облисполкома сто шестьдесят один дробь пять в нашем озере промышлять рыбу категорически запрещено. Не знаете? А мы восполняем ценные породы, — в голосе его прозвенел металл, от которого меж нефедовских лопаток прокатился холодок.
Нефедов робко нагнулся к лодке и пустил в ведро бьющегося ерша. Дядька же, обутый в такие высокие сапоги, что почти не видно было заправленных в них брюк, шагнул из лодки в воду и стал выдергивать и сматывать удочки одну за другой. Делал он это лихо, чуть помахивая в воздухе гибким и свистящим бамбуковым тростником. Женька не успевал следить, как мелькают перед глазами грузила и поплавки.
Оглянувшись на пригорок, Нефедов сдавленно и безнадежно позвал исчезнувшего рыболова:
— Товарищ! — а дядька, презрительно глянув на него и смотав последнюю удочку, спросил:
— Приезжий?
— Ну да, — промямлил Нефедов и опять оглянулся, но зеленый взлобок среди орешника был по-прежнему предательски пуст.
— Приезжих много, — между тем вразумительно изрек инспектор рыбнадзора, — а озеро одно… Документы!
Это он потребовал, аккуратно сложив в лодку все удочки и присев на борт, а Нефедов ответил, чуть не плача:
— Какие документы? Я, видите, в одних трусах!
— Робинзон, — сказал инспектор, не улыбнувшись и уколов метким глазом жалкую шляпу с бантом.
— Мы с турбазы…
— А как на остров попали? Сейчас скажете, случайно.
— Случайно! Попросили катающихся на лодке — они нас перевезли, им все равно, куда грести. А нам интересно!
— А сейчас скажете, что и удочки не ваши.
— Не мои. Честное слово!
Хмурый инспектор неожиданно засмеялся, пустив свистящий ветерок сквозь зубы.
— Все одинаково говорят. Как попки!
Не находя слов, Нефедов застучал себя кулаком в голую грудь, и вместо него крикнул Женька:
— Мой папа не обманывает! Никогда!
— Ладно, — сказал дядька, сталкивая лодку с ила. — На первый раз ограничимся конфискацией орудий лова, чтобы не повторялось!
Шагнув в лодку, он дернул шнур и завел мотор, а Женька рванулся за ним в озеро, крича:
— Эй, эй! Стойте!
— Уйми мальца, Робинзон, — велел дядька, выводя Нефедова из остолбенения. — Тут сразу глубина. Пузыри пустит.
Бурля винтом, лодка начала удаляться, и широченная спина дядьки, на миг закрывшая горизонт, стремительно уменьшалась.
— Что такое? — донеслось с пригорка.
Нелепо разбрасывая руки и ноги, оттуда сбегал хозяин удочек. Выхватив Женьку из воды, Нефедов встретил нового знакомого неожиданной для самого себя едкой усмешкой:
— А по виду — интеллигентный человек!
— Ну?
— Баранки гну! — как в худшую пору отрочества, сказал Нефедов. — Если заметили лодку и — в кусты, чтобы отсидеться, так хоть других предупредили бы!
— О чем? — спросил рыболов, подпрыгнув.
— Запрещено здесь рыбу ловить! Постановление. — Он опустил на землю Женьку, терпевшего боль под мышками, и спросил: — Какой номер он сказал?
— Дробь пять! — уверенно крикнул Женька.
— Вот именно, — Нефедов сел на корягу, в яростном отчаянии погрозил рыболову кулаком и вздохнул сокрушенно. — Сколько пишут об охране природы. И все мало!
— Позвольте, — с улыбкой подходя к нему, сказал Аркадий Павлович. — Я сам член Общества охраны природы.
— Браконьер вы!
До сих пор Аркадий Павлович смотрел на Нефедова, а теперь махнул рукой и обернулся к воде, чтобы обмереть и поинтересоваться шепотом: