Читать интересную книгу Сага о бедных Гольдманах - Елена Колина

Рая вообще твердо держалась своих привычек. Когда она что-нибудь зашивала прямо на Танечке, всегда давала той в рот нитку, чтобы память не потеряла. Всего-то один разок она Дине пуговицу пришивала к школьному платью, Дина вспомнила о примете и тоже нитку в рот попросила, а Рая удивленно на нее посмотрела.

Правда, однажды Дине повезло. Менструация приходила к ней пока еще нерегулярно, но Дина уже успела привыкнуть к тому, что в эти дни у нее побаливает живот и слегка кружится голова. Это самое обычное дело, объяснила ей Маня еще в первый раз, поэтому Дине даже в голову не пришло сослаться на нездоровье, когда Рая послала ее в прачечную за бельем. Дина то несла тяжелый тюк за веревку, то немного тащила его за собой, стараясь выбирать дорогу почище. Не дойдя нескольких шагов до двора, она остановилась передохнуть, и тут на нее налетели мальчишки и выхватили тюк, который она придерживала у ног на тротуаре. Дина не испугалась, на своей улице она знала всех, и эта компания была ей хорошо знакома. Семилетки со всех окрестных домов организовались в тимуровскую команду и надоедали взрослым своей непрошеной помощью. Вот и сейчас они еще не успели пройти с огромным Динкиным тюком и нескольких шагов, как веревка лопнула и белье рассыпалось по тротуару. Тимуровцы, струсив, разбежались, а Дина, еле-еле перемещаясь с разорванным тюком на вытянутых руках, принесла домой белье в охапке. Потеряв сознание, она свалилась прямо на открывшую ей дверь Маню.

Пока она валялась на полу рядом с тюком белья, Маня кричала на Раю так, что у нее пошла кровь из носа.

«Упасть бы сейчас самой в обморок», – мечтательно подумала Рая, стоя рядом с истекающей кровью Маней над лежащей на полу без сознания падчерицей, но обморок никак не шел. Ей просто нужно было принести белье, не идти же самой!..

Когда от Маниных шлепков по щекам и сунутой под нос ватки с нашатырем Дина наконец пришла в себя, она увидела откуда-то издалека, в тумане, как Маня, сунув маме кулак в лицо и выкрикнув: «Тьфу, дрянь ты, Райка!» – напоследок плюнула на пол и удалилась к себе, на ходу засовывая Динкину ватку в свой окровавленный нос.

Дине тогда действительно повезло. Рая уложила ее на свою заваленную надушенными кружевными подушечками постель, поила бульоном, гладила по голове и каждую минуту спрашивала, не болит ли у нее живот, а Дина так страстно любила ее, что этот день остался в ее воспоминаниях самым счастливым.

Не преуспев в попытках укрепить свое положение в семье интригами и так и не сумев прилепиться к кому-то из родных, Дина на редкость преуспела в отношениях с окружающим миром. Никаких специальных действий, направленных на то, чтобы завоевать мир, она не предпринимала: не пыталась заставить себя полюбить, не подхалимничала, не лезла с предложением помощи, напротив, вполне блюла свои интересы, но как-то умела людей к себе расположить.

Соседи по квартире всегда больше симпатизировали хорошенькой веселой малышке Танечке, чем угрюмой, тихо шелестящей по квартире Дине. Однако на окончание школы, скинувшись, преподнесли ей огромного плюшевого медведя, сами при этом невероятно удивившись своему поступку. Дарить подарки было совершенно не в обычаях квартиры, где собрались на редкость тихие и равнодушные друг к другу люди. Акция подобного толка была предпринята в первый и последний раз. Медведь остался у Дины как плюшевая иллюстрация – какого душевного взлета можно ждать от людей, если подойти к ним с умом и терпением.

О медведя можно было потереться щекой, подушечки лап у медведя были светлее, чем остальной мех, и еще у него были коричневые глаза и уютный свалявшийся живот.

Школьные учителя на выпуском балу улыбались и обнимали девушек. Некрасивую мрачноватую Дину не обнимали, но тепло просили обязательно заходить в школу, а учительница русского языка изящно расплакалась в крошечный платочек, назвав свою лучшую ученицу странно трогательным для такой подчеркнуто интеллигентной дамы словом «дочечка». В характеристике Дину назвали «спокойной, волевой и решительной», подчеркнув, что за все годы обучения со стороны администрации и учителей ей не предъявлено ни одной претензии по части учебы и соблюдения школьных правил.

Серебряная медаль дала Дине возможность без волнений поступить на отделение русского языка и литературы в педагогический, где она, осмотревшись, заняла привычное положение первой ученицы, старосты группы, любимицы преподавателей и так же, как в школе, подружилась со всеми и ни с кем.

Восемнадцатилетняя Дина, напоминавшая теперь подросшую, но все такую же унылую, как в детстве, мышь, знала про любовь очень много, практически все. Сейчас она внимательно наблюдала за всплеском любовных отношений Наума и Раи. Живя в одной комнате, трудно скрыть от взрослой любопытной девушки внезапно расцветшую страсть, тем более от девушки, которая жадно подслушивала, подглядывала и старалась додумать все, чего не удалось узнать. Много ночей, пока отец с женой любили друг друга, Дина пролежала без сна за своим шкафом и по звукам и шорохам научилась догадываться о том, что происходило в каждый конкретный момент. К тому же Рая не старалась о чем-то умолчать. «Ох, твой отец меня сегодня замучил! – позевывая, говорила она утром. – Надо же, прямо как молодой». Динкин взгляд скользил по круглым белым коленям, торчавшим из-под кружевной ночной рубашки, с трудом отрываясь от пышного Раиного тела, поднимался к излучавшим довольство глазам.

Рае было тридцать, и наступило ее время. Она так настойчиво смотрела, такими мягкими были ее движения, что почти каждый вечер Наум торжественно раскрывал большой портфель и извлекал оттуда обернутую в бумагу коробочку с флакончиком духов, статуэткой или изящной фарфоровой чашкой. Получив подарок, Рая одним движением распускала волосы, кокетливо посмеивалась и весь вечер, не стесняясь взрослой падчерицы, значительно касалась мужа рукой, призывно подмигивала Науму в сторону супружеской кровати и прижималась к нему пышной грудью, что было ей совсем нетрудно, и так, куда ни повернись, повсюду была Раина грудь...

Любовь, оказывается, напрямую связана с подарками. Это было Дине понятно и неудивительно. Ее изумляла лишь собственная глупость, ведь, находясь многие годы за своим шкафом, она глупейшим образом упустила время, которое могла бы потратить на изучение интимной жизни родителей, теперь оказавшейся перед ней как на ладони.

В институте мальчиков было не много, а из тех, что были, никто не обращал внимания на мелкую страшненькую отличницу. Дина страдала. Вспыхнувшая ли нежданным жаром родительская страсть разбудила Динино неспокойствие, просто ли пришло ее время, только возбужденная активной половой жизнью за шкафом девушка опять, как в детстве, маялась своей ненужностью. Теперь она ощущала свою невостребованность не только в семье. Окружающему миру она тоже оказалась неинтересна.

Девочки-сокурсницы взяли Дину с собой на вечер в военное училище. Дина лихорадочно шарила по теткиному шкафу, прикидывая на себя платья. Тайных платьев набралось уже пять.

– Оранжевое с бантом?

– Нет, оно, пожалуй, коротковато. – Лиля с сомнением посмотрела на торчащие из-под подола Динины кривоватые ноги.

– Тогда это, красненькое? – робко спросила Дина.

Возбуждение понемногу спадало, и она уже робко обдумывала, что, если она никуда не пойдет, никто на нее не обидится, скорее всего даже не заметит.

– Синее в складку! В нем ты очень даже ничего! – решительно отрезала Циля и вздохнула. Ей самой так хотелось пойти на танцы!

Стоя среди нарядных девочек в ярко освещенном зале, Дина буравила маленькими глазками каждого направляющегося к ним курсанта, изо всех сил стараясь взглядом подтянуть его к себе, и, незаметно отталкивая локтями соседок, пробивалась в первый ряд. Уже через час стояния у стенки блестящие глазки потухли, нос заострился, уголки губ плаксиво опустились, а еще через полчаса к выходу пробиралась не возбужденная надеждой, пусть и непривлекательная девушка, а отвергнутая всем человечеством Дина в синем в складку платье и злобновато-жалким выражением лица. Никто, ни один человек... Даже самый маленький веснушчатый мальчишка с некрасиво оттопыренными ушами, обойдя Дину, пригласил маленькую толстушку, как ни разворачивалась к нему Дина, будто невзначай заслоняя толстушку плечом...

Дина никогда не прогуливала, но на следующий день после позорного провала на вечере в военном училище у нее необычайно сильно разболелась голова, и дома она появилась раньше, чем обычно. Обрадовавшись, что Раи нет дома и ее не пристроят немедленно по хозяйству, она тихонечко улеглась в своем закутке и закрыла глаза. Вялая и разбитая, Дина проснулась на голос отца: «Принес тебе нижнюю юбку, померь!» Уловив в его дрожащем голосе знакомые нотки возбуждения, Дина полежала несколько секунд, сладко представляя себе, что сейчас будет происходить на диване в отделенной от ее кровати всего лишь тонкой портьерой той части комнаты, что именовалась гостиной, если она немедленно не объявит о своем присутствии. «Ой, как же мне теперь признаться, что я здесь, – вдруг сообразила она. – Я им опять помешаю, отец будет сердиться!» Она представила его бешеные от злобы глаза и Раин выразительный взгляд, перебегающий с нее на отца, резко уселась на кровати и приникла к прорези между стеной и неплотно прилегающей тканью. Уверенные, что они одни в запертой комнате, Наум и Рая были заняты в этот момент только друг другом.