Кричать бесполезно — не услышат.
Значит, все, что было раньше — ложь?
Он просто сошел с ума. Придумал себе мир, где свобода и Эйо.
Оден опустился на пол и приложил разодранную руку к стене: холод успокоит.
— У меня есть невеста... — если замолчать, он разучится разговаривать. — Во всем мире не отыскать девушки, прекраснее. Ее волосы мягки и душисты.
Но слова больше не приносили успокоения: Оден перестал себе верить. Наверное, он задремал между двумя падениями проклятой капли, под мерный скрип шагов... задремал и выбрался.
Яма исчезла.
Вернулась трава. И ветер, который гладил раскаленную кожу. И солнце, что ощущалось в жаре.
— Очнись... да очнись же ты, пожалуйста... — кто-то звал. Близкий. Пахнущий серебром, вереском и медом. — Ну пожалуйста...
Эйо. Радость.
Тяжелые веки не желали поддаваться, и Оден просто обнял ее. Он пытался быть осторожным, но ее дыхание все равно сбилось, и значит больно, пусть Эйо и молчит.
Не пытается отстраниться.
— Напугал?
Голос сиплый. И правая рука саднит. Оден поднес ее к губам и лизнул: так и есть, кожа на костяшках содрана, словно и вправду с камнем воевал.
— Собака ты бестолковая, — Эйо прижалась мокрым носом к шее. — Что с тобой было?
— Сон. Плохой.
Очень плохой, если Оден что-то понимал.
— Уже полдень почти, — пальцы Эйо гладили щеку. — Знаешь, как я испугалась? Полдень, а ты спишь и... не совсем спишь. Как будто...
— Что?
— Как будто тебя нет. Ты есть, но тебя нет. Я не знаю, как объяснить иначе. Метка очень яркая.
Никак. Вряд ли это можно объяснить...
— Спина саднит. Посмотришь? — отпускать ее не хочется, но зуд, поутихший было за прошедшие дни, возобновился с новой силой. И Оден перевернулся на живот. — Все как раньше?
Она касается бережно.
— Почти... те, которые затянулись, даже след пропал. А что только начало закрываться, то... ты весь в крови. Полежи смирно, пожалуйста.
Легкая паутинка ее силы ложится на плечи. Оден научился чувствовать ее, слишком нежную, слишком тонкую, чтобы долго устоять перед печатью Королевы.
Убить?
Да он лучше в яме останется...
Эйо, закончив выплетать рисунок, ложится рядом.
— На большее меня сегодня не хватит.
Ветер перебирает струны травы. И музыка на сей раз печальна.
Силы капля? Пускай.
— Не засыпай так больше, — она целует плечо сухими обожженными ветром губами. — Я не хочу опять остаться одна...
Глава 18. Камни
Перелом или трещина — все же я склонялась ко второму варианту — но левая сторона груди опухла и налилась противной синевой. Кожа сделалась горячей, что бывает при воспалении, и травяной отвар, сделанный из того, что под руку подвернулось, был скорее средством самоуспокоения. Я лежала на боку, пытаясь дозваться до земли, но получалось не очень. Собственная боль отвлекала, да и... кого-то лечить проще, чем себя.
Оден ходил кругами, время от времени встряхивал головой, будто тот затяжной странный сон, который и на сон-то не был похож, все еще опутывал его.
И там, во сне, остался враг.
Оден, сам того не замечая, скалился. Непроизвольно опускались плечи, и шея вытягивалась: тело желало сменить обличье. А невозможность перемены приводила пса в ярость. И он спотыкался. Останавливался. Резко выдыхал сквозь сцепленные зубы и возобновлял движение.
— Оден, — я окликнула, понимая, что еще немного, и могу оказаться наедине со взбесившимся псом, от которого и сбежать-то не сбегу. Нет, может статься, что Оден меня не тронет, но вот как-то не слишком-то хочется удачу испытывать. — Давай поговорим?
— О чем?
— О чем-нибудь...
Безопасном, таком, что уймет его злость.
— Я не причиню тебе вреда.
Он искренне верит в это и не спешит присаживаться. Он раскачивается, переступая с ноги на ногу, и движения эти лишены плавности. Оден дергает то левым плечом, то правым.
Кровь идти перестала.
И ранки на спине сделали вид, что затянулись. Насколько этого хватит?
— Зачем тебе к Перевалу? — Оден задает вопрос, на который я предпочла бы не отвечать. Но тогда разговора не будет, а бег по кругу возобновится.
— Мне за Перевал.
Он ждет продолжения, и я, сменив позу — от долгого лежания на боку рука затекла — продолжаю.
— Там жил мой брат и... и возможно, все еще живет. Я очень надеюсь, что живет.
И усадьба старая цела, пусть бы она не слишком-то меня жаловала. Статуи. Зал. Мастерская, куда мне строго-настрого запрещено совать свой любопытный нос. Но запрет исходит от мамы, а брат совсем не против, когда я прихожу в гости.
В его мастерской мне нравится все — узкие столы, кульманы и свитки чертежей. Секретер с сотней отделений, в каждом из которых лежат болты, винтики, гайки или же прочие странные штуки из металла и дерева. На дверцах секретера, в стеклянных кармашках стоят номера. И брат доверяет мне приносить нужные детали. Он называет номер и количество, а я, преисполненная осознания важности работы, спешу исполнить заказ...
Еще есть печатный шар, первой громоздкой модели. Он возвышается над столом, словно бронзовый гриб, шляпка которого щетинится иглами букв. И я печатаю, с трудом нажимая на тугие клавиши.
Очередным чудом — слюдяные кубы с испариной на внутренних стенках. Запертый в них жар неощутим, а растущие кристаллы не видны, но брат обещает, что очень скоро можно будет снять крышку, и тогда я собственными глазами увижу сотворенный рубин.
Он отличается от тех, что рождены землей и рудной жилой, но для нужд брата сойдет.
— Камни способны сохранять силу, — объясняет он, разрешая подержать крупную друзу александрита. — Я просто беру уголь и его изменяю...
Уголь черный и грязный, и я не понимаю, как из него может появиться кристалл. Брокк объясняет, про силу рода, про жилу, про воздействие... я ведь могу дать свою силу траве, чтобы она росла? Или вот кусту роз, я сама ему показывала. С кристаллами то же самое.
Они тоже живые.
И если бы я побывала в Каменном логе, то почувствовала бы... но та, другая моя кровь, спит, и приходится верить Брокку на слово.
Рассказывать про мастерскую легко.
Осталась ли она?
И построил ли Брокк обещанного мне дракона? Стал ли Мастером, как собирался?
— У вас большая разница? — Оден все-таки присел.
— Двенадцать лет.
И Брокк мне казался таким восхитительно-взрослым, да и сама я рядом с ним казалась себе старше.
— Я... довольно долго не знала, что у меня есть брат. Мама ничего не говорила, а потом как-то мы поехали в гости, — я бросаю взгляд на Одена, чтобы убедиться — спокоен. Ну относительно. — То есть, не совсем в гости...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});