— Так что же, я теперь — гражданин CCCP?
— Именно!
— Хорошо! Что вы от меня еще хотите?
— Вы знаете Штирлица?
— Ну как вам сказать? Его знают все.
— Но вы его знаете лучше, чем все. Не так ли?
— Если учесть то количество зубов, которое выбил мне ваш Штирлиц, то можно утвердительно ответить на этот вопрос.
— Итак…
— Да, я его знаю!
— Штирлиц сейчас готовит операцию по перетусовке в высших эшелонах власти. Как вы знаете, генсек не сегодня-завтра будет отправлен в психушку.
— Да-а?
— Хватит придуряться. Это знают даже местные чукчи. Но это не важно. На его месте, как вы, наверное, догадываетесь, будет товарищ Ваучер Неприватизированный.
— Разумеется.
— Очень хорошо. Теперь о главном. Вы должны убедить Штирлица, в том, что наш блок должен войти в состав нового правительства; иначе Неприватизированный генсеком не станет.
— А что это за блок? — наивно спросил пастор.
— Хватит придуряться! АТЗ знают все!
— Вы говорите об Антарктическом троцкистско-зиновьевском блоке?
— Ну конечно же, вы не так глупы, как мне это думалось в самом начале…
— Да, товарищ Скотов, у меня есть еще один вопрос, можно?
— Пожалуйста.
— Каким образом, в случае если ваш блок проигнорируют, товарищ Ваучер не будет генсеком?
— А я вам отвечу. Когда-то жила-была одна маленькая ферма. А потом ее не стало, просто не стало и все. Так что, товарищ Сракин, запомните хорошенько и передайте Штирлицу — у нас очень длинные руки и большие связи в Кремле.
Жители Санта-Барбары не сдавались; ливийцы решили взять город измором.
ГЛАВА 14. ТОВАРИЩ ВАУЧЕР «ЗА»
В Кремле шел банкет. Оркестр играл легкую музыку, члены Политбюро галантно приглашали своих спутниц на медленный танец. Штирлиц ел тушенку большими порциями и опытным взглядом оценивал ситуацию. Если бы не сорок восьмая, Максим Максимович пригласил на вальс жену товарища Ваучера — очаровательную Горгону Путчеву. Но сорок восьмая была рядом и генерал Исаев решил не испытывать судьбу. Где-то в глубине зала кто-то в форме офицера Гестапо высоко запрокинув бутылку жадно пил шампанское. Штирлиц насторожился, узнав в этом человеке Айсмана. Подошел Борман и тихо шепнул:
— Все готово, штандартенфюрер.
— Что здесь делает Айсман? — сурово спросил Максим Максимович.
— Айсман? Он здесь? Ничего не понимаю! — мелкий пакостник нахмурил брови и сделал идиотское выражение лица.
Но тут швейцар доложил о приходе генсека. Оркестр прекратил игру, в зале воцарилась тишина. Константин Устинович быстро подошел к столу и пригласил всех к трапезе. Приглашенные быстро расселись, суетливо забегали официанты, Черненко принял первую рюмку водки.
«Одна есть!» — тихо сказал Борман.
— Коммуняки! — вдруг громко сказал Айсман. — Ненавижу!
Наступила мертвая тишина, все окаменели.
— Кого вы ненавидите? — вежливо спросил Пельше.
— Коммунистов! — c ненавистью произнес Айсман.
— Однако, это кто такой? Моя здесь ничего не понимает! — Константин Устинович строго нахмурился — генсек очень не любил тех товарищей, которые ненавидят коммунистов.
— Это мой друг Айсман, товарищ Генеральный секретарь, — ответил Штирлиц.
— Так утихомирьте его, — сказал Пельше. — Мало того, что он пришел в Кремль в нацистской форме, он еще и против партии выступает.
— Это вы мне? — рассвирепел друг Штирлица, залезая на стол. — Да я тебя…
Дорогой товарищ Пельше не успел опомниться, как почувствовал жгучую боль под ключицей.
Вдруг из-под стола вынырнул пастор Шлаг:
— Дети мои, побойтесь Бога!
— А это еще что за корова в чехле из-под танка? — сказал кто-то из гостей.
— Это тоже мой друг! — гордо сказал Штирлиц.
Константин Устинович, выпив вторую рюмку водки и набравшись смелости, прохрипел:
— Однако, Максим Максимович, или вы убираетесь отсюда вместе с вашими дебоширами, или одно из двух.
— Ах из двух?! — спокойно сказал Штирлиц. — Очень хорошо. Айсман, вы берете на себя левый фланг, я — правый, пастор, ваша задача — никого не выпускать.
Айсман все понял и первой его жертвой стал товарищ Кириленко, который навсегда потерял свои передние зубы. Штирлиц же спокойно надел перчатки, вложив в них по кастету. Константин Устинович, поняв, что его сейчас будут бить, закричал:
— Мартин Рейхстагович, врача — мне очень плохо.
— Костя, хорошо, я сейчас, — сказал Борман и подошел к телефону.
Началась резня. Особенно досталось членам ЦК, так как странным образом, именно они попадали под руку Штирлицу. Айсман же с хладнокровием избивал членов Политбюро, Шлаг — всех остальных.
— Бей их, ребята! — кричал Штирлиц.
— Коммуняки! — c каждым новым ударом повторял Айсман.
— Штирлиц, а этого тоже? — постоянно спрашивал пастор и получая утвердительный ответ профессиональными ударами выбивал челюсти у своих жертв.
Прошло три часа. Мордобитие закончилось. Появился товарищ Неприватизированный с Борманом.
— Здравствуйте, Максим Максимович! — поздоровался Ваучер.
— Товарищи, хочу вас поздравить! Только что, подавляющим большинством голосов на пост генсека был выбран дорогой нам товарищ Ваучер Неприватизированный, — гордо сказал Борман.
— А где товарищ Черненко? — наивно спросил пастор.
— Вы знаете, я вам скажу откровенно, по состоянию здоровья он освободился от занимаемой должности! — товарищ Неприватизированный снял очки и подал руку Шлагу. — Так что теперь я командую парадом. А что у вас здесь произошло? Кровь… Все избиты…
— Как вам сказать, — смущенно проговорил Айсман, — мы решили немного размяться, впрочем среди этих свиней могли быть и вы.
— А знаете, я скажу просто, — промычал Ваучер, — надо во всем искать компромисс…
— Оставьте его, Айсман, придет и его время, — сказал Штирлиц. — Пастор, вы что-то хотели сказать?
— Да, штандартенфюрер, мне только что сообщили о том, что есть мнение о том, что троцкистско-зиновьевский блок должен войти в состав нового правительства.
— А я не против. Сегодня же выйдет постановление! — поспешно сказал Ваучер. — А вообще, знаете ли, я за многопартийность.
— Еще бы! — сурово сказал Айсман. — Был бы ты против! Штирлиц, а может для профилактики?
— Как знаете… — бросил Штирлиц и удалился, захватив с собой Шлага и Бормана.
Все спокойно было в Санта-Барбаре, голод сморил всех; ливийцы ушли, а откуда-то с северо-востока появился штандартенфюрер CC фон Штирлиц.
ЭПИЛОГ
За окном проехала «Скорая помощь» и пустая бочка пива, разрисованная в клеточку.
Штирлиц проснулся от большого шума. «Черт, где это я? — подумал он, увидев над собой мрачный потолок. — Главное, не потерять бдительность. Если подойдут немцы, я — Штирлиц, если войдут наши, я — Исаев. Блин! А что делать, если появятся американцы?» Полуоткрытый глаз советского разведчика лениво блуждал по странному помещению. Рядом была немыслимая для Штирлица суета.
Молодой человек, лет тридцати, подошел к Штирлицу, слегка пнул его ногой и по-русски спросил:
— Ну как ты?
«Значит я на Лубянке!» — подумал Максим Максимович и хотел уже было полезть за кастетом, но его не нашел, вместо него в кармане брюк сильно поношенного костюма фабрики «Красный богатырь» лежала пустая бутылка из-под водки. Это обстоятельство сильно удивило опытного разведчика. Он посмотрел на сияющего молодого человека и узнал в нем Айсмана, правда повязки на его лице не было.
— Айсман, ты что здесь делаешь? Как себя чувствует товарищ Ваучер? — спросил Штирлиц.
— Сам ты Айсман! Во нажрался то! Славка, ты что, вообще или как? Ты хоть помнишь что-нибудь?
— Славка, Славка… Славка? О, господи, так что, это все сон?
— Закусывать надо! — пренебрежительно сказал Куравлев и быстро удалился.
Подошел Броневой, весьма изумился, посмотрел на протрезвевшего Тихонова и поучительно сказал:
— Послушай, Вячеслав Иванович, ты хотя бы здесь, в студии, не напивался до такой степени, что сам себя не помнишь. — Левый глаз Леонида был подбит и выглядел очень неприлично. — Видишь, твоя работа! Тоже мне, разведчик! Алкоголик несчастный! Тебе директора вытрезвителя играть, а не шпиона!
— Лень, прости, а?! Ну, понимаешь, сильно в роль вошел. Вот и…
— Так, все! Снято! Товарищи артисты, костюмы чтоб все сдали сегодня, до трех дня. Товарищ Тихонов, вы протрезвели? Ну, слава Богу! Бог даст, пригласим вас на съемки в «Семнадцать мгновений весны-2», а пока идите и проспитесь еще раз! — громко сказала Татьяна Лиознова, подойдя к Тихонову. — Товарищи, ну что вы столпились? Все! Расходитесь! Фильм снят! Всем спасибо! Премьерный показ — через месяц!