Вместе с управляющим больших автомастерских мы ехали по авениде Камачо.
Перекресток; на светофоре зеленый свет, и мы спокойно проезжаем. Вдруг раздается свисток. Мы тормозим и останавливаемся у тротуара.
Немного погодя за окошком нашей машины появляется регулировщик уличного движения.
— Buenas tardes, senores, добрый вечер! Вы проехали на красный свет. То есть… гм… que tal, сеньор Варга, как поживаете?
— Послушай, почему бы тебе не сказать прямо? — вмешался в инцидент управляющий автомастерской. — Вчера ты мне говорил, что у тебя болит зуб. И ты получил на доктора десять боливиано.
— Verdad, сеньор, получил. Вы проехали… вы проехали на зеленый.
Блюститель порядка нерешительно козырнул и повернулся на каблуке.
— Вот видите, как бывает в Боливии, — сказал, подводя итог случившемуся, сеньор Варга, когда мы поехали дальше. — Каждый из них проделывает так раз в две недели, но это отнюдь не связано с регулированием уличного движения. Это, можно сказать, взимание добровольного налога. Короче говоря, мы понимаем их, они понимают нас. А чтобы иметь предлог, они включают красный свет в тот самый момент, когда вы, миновав светофор, уже въезжаете на перекресток.
— Но скажите, пожалуйста, с какой стати шоферы должны давать регулировщикам на зубного врача?
— Зубной врач тут вовсе ни при чем. Просто так уж повелось. Видите ли, они неплохо заботятся о нашей безопасности, но при том жалованье, какое они получают, им пришлось бы умереть с голоду. У их высокого начальства свои заботы. Места там, наверху, считаются злачными, но на них долго не просидишь. Самое большое — от одного дворцового переворота до другого. Поэтому начальство прежде всего думает о себе, а тем, кто внизу, оставляет лишь синеву неба. Так уж лучше платить непосредственно регулировщикам, чем каждую минуту рисковать разбить свою машину на перекрестке.
На пересечении улиц Аякучо и Меркадо за своей обычной «кафедрой», расположенной на высоте второго этажа, стоит регулировщик. На крыше-навесе, защищающей его от дождя, установлен светофор, рассчитанный только на ручное переключение. Мы подъехали к этому месту поздно вечером, когда движение на улицах уже затихало. Красный глазок светофора горит минуту-две; мы терпеливо ждем, несмотря на то, что все это время на перекрестке находится только наша машина. А регулировщик, облокотившись о перила своей рубки, ведет какую-то интимную беседу с девушкой, которая удобно устроилась на ступеньках, ведущих на его пост. Желая обратить на себя внимание, мы сигналим робко, чуть-чуть, так, чтобы не очень грубо нарушить это вечернее рандеву.
Блюститель порядка отрывается от перил, заканчивает начатую фразу, перегибается через край своей кафедры, заглядывая на крышу, чтобы посмотреть, какой там зажжен свет. Затем не спеша переключает светофор на зеленый и опять преспокойно разваливается на перилах.
Спустя час мы возвращаемся тем же путем. Свидание под светофором еще не закончилось…
Но не закончился и наш разговор с сеньором Варгой. Он возвращался к нему при каждой встрече.
— Вам бы не следовало упускать возможности проехать в Чулумани. Ничего подобного вы не увидите во всей Южной Америке. Вы окажетесь на высоте четырех тысяч семисот метров над Ла-Пасом. А через сто двадцать километров попадете в настоящие тропики, в долину, которая лежит всего на девятьсот метров выше моря. Правда, в Перу вам встретятся не менее значительные высоты, но на всем тихоокеанском побережье вместо тропической зоны вы найдете одну лишь пустыню. В этом повинно холодное течение Гумбольдта…
Так Варга начал уговаривать и убеждать нас. На другой день он открыл против нашего расчета времени свой новый козырь.
— Не буду скрывать от вас, дорога эта опасная. Там нередко случается так, что обвалы запирают машину на несколько дней и даже недель. Но сейчас, когда дожди только начинаются, деррумбес еще не так часты.
Еще на далеком юге мы прослышали об этой необыкновенной дороге, одной из двух, соединяющих нагорье в окрестностях Ла-Паса с тропическими низинами восточного подножья Кордильер. Несколько снимков, которые при последней встрече Варга положил перед нами на стол как главный козырь, подтверждали правдивость тех слухов.
Мы приняли предложение совместно отправиться в Чулумани, заранее зная, что нам не придется жалеть тех двух-трех дней, на которые отодвигалось наше путешествие в Перу.
Деррумбес — и можешь ночевать прямо на дороге
— Юрко, ты меня слышишь? Где ты?
— Здесь, слева! Осторожней, там край тропки, а под ней пропасть!
В глубокой бездне под нами, словно в громадном кипящем котле, клубились облака. Наконец мы взобрались на гребень горы, откуда открывался вид на долину. По склону ее вилась, бесконечно петляя, дорога, ведущая в Юнгас. Наша дорога.
В 500 метрах над нами в разрывах облаков то и дело показывались на несколько секунд и снова скрывались острые вершины гор.
Мы находились в наивысшей точке северной дороги, соединяющей боливийское плоскогорье с тропической областью Юнгас. За час пути из Ла-Паса высотомер подскочил до 4700 метров. Стрельчатые крыши гигантского готического храма Кордильер круто срывались в бездонные глубины с обеих сторон узкого хребта, выше которого были лишь каменные башни, недоступные человеку. Здесь, на самой высокой точке дороги, на площадке, образованной выступом скалы, с незапамятных времен останавливались индейцы, совершавшие опасный путь через горы. Многочисленные каменные алтарики, которые они воздвигали своим языческим богам в благодарность за покровительство, разбросаны по всей седловине. Веками стоят они здесь ветрам и бурям наперекор, и с каждым годом рядом вырастают все новые и новые — прямо под христианским крестом и около него.
Посмотрите вокруг себя, пока это позволяют разрывы в облаках, бешено несущихся мимо, и вам станет понятен тоскливый страх, который охватывал путника в этом диком, враждебном мире гор. Вы поймете, как бесконечно многолик страшный массив Кордильер, пересекающий весь материк от Огненной Земли до берегов Карибского моря. После всех гнетущих впечатлений, которые уже произвели на вас Анды при выезде из Аргентины, здесь, на пути от Ла-Паса в Юнгас, вами вновь овладеет чувство собственного ничтожества и полной беспомощности.