Читать интересную книгу Византийское путешествие - Джон Эш

Двигаясь на восток в сторону Юргюпа, замечаешь, что долины становятся непригодными для земледелия, так много в них остроконечных скал. Эти конические скалы прославили каппадокийский пейзаж и породили среди туристов настоящую «манию аналогий»: их сравнивают с обелисками и колоннами, минаретами и церковными шпилями, с обиталищами ведьм, дымоходами, палатками кочевников и мечами. Гораздо реже отмечается, что многие скалы напоминают фаллосы с оттянутой крайней плотью и мощными тестикулами. В огромном естественном скульптурном парке – то волшебно-изящном, то гротескно-непристойном – странник блуждает в постоянном изумлении, но всю красоту пейзажа трудно передать словами, а где слова тщетны, там порой господствует фотография. Однако, вырванные из контекста окружающей среды, скальные образования напоминают о других планетах. Их надо видеть окруженными со всех сторон безбрежно чистыми далями Анатолийского плоскогорья. Например, перед поворотом дороги на юг к Юргюпу расположены три высоких стройных конуса, увенчанных щегольски нахлобученными каменными шапками. Поначалу они производят впечатление причудливых имбирных пряников, но лишь до тех пор, пока далеко на востоке не замечаешь нависшую над горизонтом, как призрак, огромную вершину горы Эрджиес.

Юргюп – милый городок с утопающими в тени деревьев прямыми улицами. Он раскинулся у подножия высоких охряных скал, в которых скрываются монастыри и разветвленные убежища (уменьшенные копии «подземных городов»). В византийские времена в Юргюпе, известном тогда под именем Агиос Прокопиос, находилась резиденция епископа. Сейчас это главный туристический центр Каппадокии с лавками, где продают ковры, и туристическими агентствами, организующими автобусные экскурсии, но вся эта деятельность, способствующая процветанию города, ничуть не ослабляет природное дружелюбие и вежливость его жителей. Как приятно оказаться наконец в месте, где точно знаешь, куда нужно идти – на запад от городского центра, в старый греческий квартал, где в конце крутой, мощенной булыжником улицы находится гостиница «Элван». Я сохранил благодарную память об этой гостинице еще с прошлогоднего путешествия и был рад снова увидеть ее увитый виноградом двор и услышать высокий, напоминающий птичье щебетание смех Фатимы Билир, которая держит заведение на пару со своим молчаливым мужем Ахметом. Эти очаровательные люди не говорят по-английски, что совершенно не мешает энергичной госпоже Билир вовлекать окружающих в оживленную болтовню, то и дело прерываемую звонкими взрывами смеха.

Улица, ведущая к гостинице «Элван», взбирается далее на северный склон горной гряды. Стоящие на ней добротные греческие дома XIX века своим размером претендуют порой на звание особняков. Сады и дворы скрываются за дверьми, увенчанными изящными волнообразными карнизами. Цвет камня варьируется от белого до шафранового. Улочки, миновав несколько домов, оканчиваются мощеными площадями с фонтанами, у подъездов стоят старинного фасона коляски. Дома побольше отличаются красивыми двухэтажными лоджиями с аркадами из высоких округлых арок, опирающихся на тонкие колонны. Эти лоджии заинтересовали меня: они не выглядят «по-турецки», но нет в них и следов западно-европейского влияния – ни барочного изобилия, ни неоклассической жесткости. В сущности, они смотрятся вполне по-византийски, напоминая так называемые «портиковые» фасады некоторых церквей и дворцов XII–XIII веков, особенно Святой Софии в Охриде и Текфурсарая в Стамбуле, хотя большинство этих домов построили через семь столетий после турецкого завоевания. Каппадокийские греки трепетно относились к своему языку и вере, но могли ли они на протяжении столь долгого периода сохранить традиции аристократической византийской архитектуры? Возможно, лоджии Юргюпа – часть самобытного «византийского возрождения», вызванного успехами греческого национального движения, и их строительство стало возможным благодаря процветанию греческих каппадокийских общин в XIX веке.

Мы последовали по улице особняков, которая вывела нас к западной окраине города, где стоял разбитый скальный конус, некогда вмещавший в себя церковь. Б́ольшая часть храма развалилась, в сохранившейся нише видна выполненная красными штрихами безголовая фигура, которая в жесте благословения протягивает руки к двум фигурам меньшего размера, очевидно дарителям церкви.

Внизу к югу лежала долина с фруктовыми садами и множеством особняков. В ее отдаленной части крутой белый склон был прорезан наискось тропой, которая однажды уже привела нас к нескольким пещерам – грубо высеченным в скале окнам и дверям, чем-то напоминавшим дыры, которые ребенок вырезает, сложив пополам лист бумаги. Две симпатичные темноволосые женщины с детьми спросили, не можем ли мы их сфотографировать. Они оказались сестрами, старшая была матерью обоих детишек. Вряд ли ей было больше восемнадцати, но она так и светилась гордостью за свое материнство, что и неудивительно: она жила среди пейзажа, напоенного плодородием.

Белая тропа со временем превратилась в глубокий желоб, проделанный тысячами каппадокийцев, которые столетиями ходили по тропе на полевые работы или в соседнюю деревню Ортахисар. Скалы напоминали сугробы или сахарные головы. Иногда белый цвет мешался с розовым, приближаясь к цвету плоти: мягко вылепленные формы под нами напоминали бедра и груди лежащих женщин. Иные образования были сходны с окаменевшими волнами или грудами смятой материи. Тропа выходила прямо на плоскогорье, где терялась среди гигантских конусных скал, испещренных кельями фанатичных отшельников. Неподалеку вздымала свои стены скальная крепость Ортахисар.

Мы вернулись назад той же дорогой, но затем взяли южнее и вышли к тополиной роще под несколькими пещерными домами, раскрашенными голубой и желтой краской. На юго-восточной окраине города, где из земли вытекает ручей, мы оказались на обширном наклонном поле, заросшем высокой травой и усеянном могильными камнями, настолько древними и поросшими мхом, что их можно было принять за валуны. Сначала я решил, что это мусульманское кладбище, но вскоре заметил, что некоторые надгробия имеют форму креста. До 1923 года здесь находилось православное кладбище Юргюпа, ныне покинутое, заросшее высокой травой, граничащее лишь с небом и тополями.

Кладбище предполагает наличие церкви, но в Юргюпе я не нашел ее следов. Это меня озадачило, так как в соседних городках и деревнях сохранились внушительные храмы XIX века, а Юргюп был центром почитания святого Иоанна Русского, чью силу целителя и чудотворца признавали не только христиане, но и мусульмане. В эпидемию холеры 1908 года мусульмане Юргюпа умоляли своих православных соседей пронести мощи святого через их квартал, а женщины жертвовали за это лучшие платки и косынки. Я навел справки. Жители Юргюпа без малейшей враждебности относились к памяти греков, и любезный официант одного из ресторанов отвел меня в магазин, торгующий холодильниками и микроволновыми печами. Его владелец показал тусклые фотографии в рамках, изображающие массивную барочную церковь с высоким куполом и вычурной колокольней. Ее разобрали, чтобы освободить место для женской школы. Храм был неуклюжим и малопривлекательным, а после 1923 года и вовсе стал никому не нужным, так что мало кто о нем сожалел. В этом году вследствие событий, в которых греки Каппадокии не принимали участия, а также в результате решений, которые приняли, даже их не спросив, несчастных силой заставили покинуть свои прекрасные дома. Местные турки никогда не относились к ним как к врагам, но они вынуждены были проделать путь к черноморским портам, где сели на корабли, доставившие их в Грецию. То были последние греки, покинувшие Анатолию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});