Так вот, вечером того дня, когда Боско повстречал Черного Редиса, в катакомбах на левом берегу у «подмастерьев» должна была состояться сходка. Подчеркиваю — на левом берегу, ибо на правом тоже расположены огромные заброшенные карьеры Шайо, чья площадь составляет 425 000 м2.
Собственно говоря, левобережные карьеры еще более значительных размеров: их площадь — более трех миллионов квадратных метров, и это под городом.
Что же касается тех, что находятся за первой чертой городских укреплений, то их громадной площади никто не измерял даже приблизительно. Это запутанная сеть путей, пересечений, узких проходов и ходов сообщения, куда без достаточных оснований не осмелится ступить ни один каменолом. И все это перерыто подземными ходами, оврагами, завалено обломками, осыпями, что делает передвижение труднодоступным и опасным.
Черный Редис сказал Боско:
«Приходи к „Безголовой Женщине“».
Как человек, знающий назубок все сомнительные места Парижа, Боско направил свои стопы в квартал Гобеленов.
Он вышел из омнибуса на площади Итали, прошел по авеню Шуази и достиг авеню Иври. Миновав эту темную пустынную улицу, он остановился перед стоящей на отшибе мрачного вида хибарой. Несмотря на то что она была наглухо заперта, слабый свет сочился через щели плохо пригнанных досок двери.
Он, как франкмасон[67], стукнул три раза через большие промежутки и вполголоса сосчитал до семи.
Затем снова трижды постучал.
Дверь распахнулась и тотчас же захлопнулась за ним как мышеловка.
Внутри было нечто вроде лавчонки самого низкого пошиба, одной из тех безымянных забегаловок, где ошиваются самые жалкие бродяги и путники, бредущие пешком через ворота Иври.
За деревянной окрашенной стойкой возвышался мрачного вида детина, с непомерно широкими плечами. Справа от него лежал колун для колки дров и молоток, слева — топор.
При появлении Боско он схватил колун и стал быстро вращать его у гостя над головой с быстротой и легкостью, выдававшими недюжинную силу лавочника.
— Полегче, папаша Бириби. А то у меня башка лопнет, как яичная скорлупа.
— Покажи условный знак, — хрипло бросил детина.
— Ах так, значит, Боско уже не признают, Боско не узнали…
— Когда я здесь, то не узнаю никого.
— Да, ты верный сторожевой пес «подмастерьям». Вот он, твой знак.
Боско повторил те же сигналы, какими обменялся с Черным Редисом, и добавил:
— Я сюда пришел не за тем, чтоб отираться в пивнухе…
— А чего ж ты заявился?
— Хочу прибиться к «подмастерьям»…
Морщины на лице человека, откликающегося на странную кличку Бириби, разгладились, лицо прояснилось, он оскалился, что должно было, по-видимому, означать улыбку.
— Я так и знал, что ты этим кончишь, Боско.
— Лучше поздно, чем никогда, — с беспечной веселостью откликнулся Боско.
— Только тогда уже без глупостей. Арпеттом становятся раз и навсегда, а не то жизнь может оказаться очень короткой.
— За меня не волнуйся.
— Ну, смотри. Так, значит, пройдешь в комнату за лавкой. Откроешь люк погреба, спустишься на шестнадцать ступеней. Там на бочонке найдешь маленькую керосиновую лампу. Возле лампы — деревянная колотушка, ну, знаешь, такой молоток, которым затычки вышибают…
— Да знаю я. Продолжай.
— Ты трижды стукнешь колотушкой по бочке, затем сосчитаешь до семи, как ты делал, чтобы попасть сюда. К тебе кто-нибудь выйдет. Понял?
— Понял.
— Знаешь ли, у тебя есть еще время передумать…
— Вот уж никогда!
И Боско решительно направился по пути, указанному хмурым бандюгой.
Наш герой спустился на шестнадцать ступеней, проник в погреб, нашел указанные предметы и трижды постучал. Пустая бочка загудела как гонг. Несмотря на мрачное место, Боско не испытывал ни колебаний, ни страха. Он говорил себе:
«Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Только „подмастерья“ могут мне помочь, только они, а это значит, что я пойду до конца, даже если придется поплатиться своей шкурой».
Пока он, произнося этот внутренний монолог, считал вслух до семи, ему показалось, что кусок стены в глубине погреба отодвинулся. В полумраке замаячила чья-то фигура.
— Проходи! — послышался шепот из-под опущенного капюшона, полностью закрывавшего лицо встречавшего.
Боско повиновался и заметил, что эта странная дверь состоит из пригнанных друг к другу глыб песчаника, скрепленных железными пазами, и защищена изнутри большим металлическим листом.
— Дай-ка я завяжу тебе глаза. — Голос был нежный, почти что женский.
Он послушно наклонил голову, и плотная повязка легла ему на глаза.
— Порядок, теперь я ничего не вижу, — вымолвил Боско.
— Дай руку и ступай за мной.
Влекомый таинственным поводырем, Боско шел коридором, о размерах которого не мог даже догадываться.
Он насчитал сто девяносто шагов.
— Нагни голову, — велел проводник.
Боско немного замешкался и сильно стукнулся лбом о камень. Он выругался, а поводырь рассмеялся. Заскрипела дверь, затхлый дух ударил в ноздри — это был запах погреба. И, впрямь, он во второй раз оказался в погребе.
Они пересекли его и снова стали подниматься по лестнице. Боско насчитал восемнадцать ступеней.
Затем лестница привела их в какой-то погреб.
Вытянув правую руку, Боско нащупал круглую палку, которая с грохотом упала, задев то ли лопату, то ли заступ. Несомненно, они находились в кладовой, где хранился садовый инвентарь.
— Осторожно, — шепнул поводырь. — Не поднимай шуму.
Воздух стал вдруг прохладен и свеж. Боско почувствовал запах овощей, влажной земли, конского навоза. Он думал:
«Даже странно, как мало они меня боятся! А ведь я сумею разыскать это местечко! Вне всякого сомнения, мы в чьем-то огороде».
Прошли еще двести шагов, и гид тихонько сказал:
— Стой.
Боско повиновался.
Поводырь велел ему подняться на какое-то возвышение и предупредил:
— Не двигайся, а то полетишь в колодец глубиной добрых пятьдесят метров и свернешь себе шею.
Машинально Боско протянул руку и нащупал ворот на железной стойке. Он вцепился в нее, вопрошая себя, что же с ним намереваются делать дальше. Поводырь швырнул комок земли или камешек, послышался зловещий всплеск воды. Несмотря на всю свою отвагу, Боско вздрогнул.
Затем ворот заскрипел и широкое ведро, которое Боско, естественно, видеть не мог, стукнуло о закраину колодца.
Гид велел ему двумя руками схватиться за веревку и сесть в ведро.
— Смелее, не бойся, — прошептал он.