Виктория приехала на Фламинго, а Элис умерла. Он был свободен. Но он знал, что должен вести себя соответственно обстоятельствам. Он не может ухаживать за другой женщиной, даже если они были когда-то обручены, в течение нескольких- месяцев после смерти жены. Ему придется подождать. Он убедит Эм отправить его в Румурути, и когда пройдет достаточно времени, чтобы стереть память о смерти Элис, он вернется и попросит Викторию выйти за него замуж и увезет ее из долины и ото всех трагических воспоминаний, пока люди не забудут. До тех пор он не дотронется до нее.
Но вот он вошел в гостиную, где она играла их любимую песню, и он дотронулся до нее, безотчетно, почти не желая этого. Вот она в его объятиях, он крепко прижимает ее к себе: приличие, условности, здравый смысл — все отброшено и забыто. Он снова целует ее волосы и шепчет любовные признания, говорит, что они сейчас же поженятся, но могут держать это в секрете ото всех, кроме Эм. Он не может больше ждать теперь, когда они снова вместе.
Он не сразу понял, что Виктория пытается освободиться из его объятий. Когда он это понял, тотчас же отпустил ее. Он подумал, что ее лицо побледнело от охвативших ее чувств, а вздрогнула она и отталкивала его из скромности и от неожиданности.
— Нет, Иден! Пожалуйста, не надо. Я не скажу, что ты мне безразличен, это будет неправда. Я всегда буду хорошо к тебе относиться. Но не так, как раньше. С прошлым покончено, я просто не сразу это поняла. Пока ты не поцеловал меня вчера. А я ведь хотела, чтобы ты меня поцеловал…
Иден быстро шагнул к ней и протянул руки, желая обнять ее, но она отшатнулась.
— Нет, Иден. Мне так жаль, но я не знала, что ты имеешь в виду. Ведь раньше ты думал иначе.
— Дорогая, я не понимаю, о чем ты. И не хочу знать. Я всегда думал о тебе только так, с самого начала. И сейчас я о тебе думаю так же.
Виктория сжала руки, на лице появилось умоляющее выражение.
— Нет, не говори так. Я думала, что ты меня поцеловал, потому что тебе нравится целовать девушек. Потому что целоваться для тебя как игра, она не имеет большого смысла. Я знала, если ты меня поцелуешь, я все пойму. И я поняла. Он прав. Все кончено, как будто я наконец выросла. Это глупо в моем возрасте. Надо было сделать это намного раньше. А я все оставалась маленькой девочкой. Я очень к тебе привязана, Иден, но я больше не люблю тебя. И я теперь вовсе не уверена, что любила тебя раньше по настоящему.
— Кто прав? — потребовал объяснений Иден, ухватившись только за эти два слова из всего, что она сказала.
Виктория удивилась, а он снова повторил вопрос, повысив голос.
— Кто прав? С кем ты меня обсуждала? С Дру?
Бледные щеки Виктории покраснели, в глазах появилось отчаяние.
— Нет… то есть… Мне не надо было этого говорить. Иден, не смотри на меня так! Я не обсуждала тебя с ним, не в таком смысле.
— А в каком смысле ты меня обсуждала? С каких это пор ты в таких близких отношениях с Дру Стрэттоном, что обсуждаешь с ним свои любовные дела? Нет, я хочу сказать другое. Любимая! Давай не будем ссориться. Я знаю, однажды я поступил ужасно по отношению к тебе, когда женился на Элис. Но я был вынужден. По крайней мере, я считал, что вынужден так поступить, это будет лучше для нас обоих. Я объясню потом, если ты мне позволишь. Я знаю, что смогу сделать тебя счастливой.
Виктория покачала головой, на глазах появились слезы.
— Нет, ты не сможешь. Теперь нет. Я серьезно, Иден. Я больше не люблю тебя. Я тоже свободна. И поняла это вчера, когда ты меня поцеловал.
Иден спросил хриплым голосом:
— Или когда тебя целовал Стрэттон? Ты с ним целовалась?
Он видел, что она покраснела еще сильнее. Его ошеломило физическое ощущение ревности, которая буквально затопила его, он не мог себя контролировать больше. Он и всегда отличался взрывным темпераментом, но теперь он должен ударить в отместку: слепо, так же сильно, как ударили его. Он безобразно усмехнулся.
— Итак, ты влюбилась в нашего мистера Стрэттона. Очень занятно! И это после всех клятв в вечной любви, которые ты мне давала? Помнишь свои письма? Ты писала мне каждый день, иногда дважды в день. Я храню все письма. У меня их полная коробка. Я не смог с ними расстаться. Но я могу послать их Стрэттону в качестве свадебного подарка. Или ты сама их пошлешь? Любые подойдут, на которых нет даты. Ты сэкономишь время и бумагу, а все признания, которые ты адресовала мне, подойдут и ему. В конце концов, если он получает не первую любовь, подойдут и не новые письма.
Он снова засмеялся, увидев отвращение и презрение на белом, застывшем лице Виктории. А засмеявшись, он понял, что не в силах остановиться. Он упал в кресло, закрыл лицо руками, словно желал отгородиться от бесконечной опустошенности, постыдного отчаяния, всепоглощающей ревности, словно он сам был не в состоянии слышать свой безжалостный, бессмысленный смех.
Наконец он взял себя в руки и сказал:
— Прости, Вики. Я говорил мерзкие вещи. Я не хотел. Не знаю, что на меня нашло. Я просто распадаюсь на части все эти дни, хотя, конечно, это меня не извиняет. Прости меня, дорогая.
Он опустил руки и поднял изможденное лицо. Комната была пуста. Он говорил сам с собой. Виктория ушла.
***
Спустя пятнадцать минут, высунувшись из окна своей спальни, Виктория услышала цокот копыт и увидела, как Иден промчался мимо на лошади. Скакал он отчаянно, словно был на финишной прямой какой-то важной гонки. Девушка с облегчением вздохнула. Хорошо, что он ускакал, она надеялась, что он вернется не раньше, чем через час или два. У нее будет возможность подумать.
По крайней мере одно было ясно: она скажет тете Эм, что не может оставаться на Фламинго. Как он посмел так с ней разговаривать! Он обошелся с ней как испорченный, мстительный персонаж из третьеразрядного фильма. Неужели он сохранил ее письма? Она представила, как Дру Стрэттон читает одно такое письмо, а его голубые глаза излучают лед презрения. Ее щеки вспыхнули от одной только мысли.
— Но Иден не такой! — сказала Виктория вслух.
Он не мог быть таким. Не мог он так сильно" измениться всего за пять лет. Она видела его вспышки слепой ярости. Они всегда кончались быстро и не имели особого значения, потом он испытывал угрызения совести и от души раскаивался. Он никогда не совершит такого жестокого, вульгарного поступка!
Но мысль о письмах преследовала ее. Не столько из-за боязни, что Иден выполнит свою отвратительную угрозу, сколько из-за Грега Гилберта.
Кто может поручиться, что Гилберт не захочет снова обыскать дом и на этот раз не найдет ее письма и не прочтет их? Там должно быть много писем без даты, и Гилберт может решить, что Виктория переписывалась с Иденом и после его женитьбы. Ему даже может прийти в голову то, о чем говорил Дру: Иден и Виктория спланировали смерть Элис. Что Викторию позвал Иден, а не тетя Эм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});