— Это не так, и ты знаешь это, Хенк.
Я молчал несколько секунд.
— Да, знаю.
Тут она меня удивила, и я понял, что пустыня угнетающе действует на нее. Она быстро сказала:
— Если в следующий раз счет песка дойдет до ста двадцати пяти, я непременно приду к тебе, Хенк.
И выключила связь.
Почему-то в этот момент я ощутил себя полным ничтожеством» .
Запись кончилась, и Джонни перевел глаза на следующую:
«Счет песка — одиннадцать».
Следующая:
«Счет упал до восьми».
Еще одна:
«Счет — семь».
Затем:
«Счет песка стабилизировался на семь».
Эта запись повторялась на протяжении почти целого месяца. Но вот она изменилась:
«Счет возрос до девятнадцати.
Счет песка — тридцать два».
Часом позже:
«Счет песка тридцать девять».
Спустя еще час:
«Счет — семьдесят».
Следующий час:
«Как это случилось, не знаю... Я наблюдаю за ползущей по циферблату стрелкой уже три часа...
Счет — девяносто четыре.
Счет — сто семнадцать.
Страшно вспотев, я решил, что вот-вот выиграю драгоценный приз. Потом у моего локтя задребезжал аппарат связи. Я вдавил клавишу, и сразу услышал голос Ли:
— Боже, Хенк, что происходит?
— Ли, я... не знаю.
Счет — сто тридцать восемь. Сто сорок девять...
— Хенк, мы же мечтали о звездах, неужели это так и останется мечтой...
Она заплакала. Я онемел, уставившись на циферблат. Стрелка двигалась со скоростью секундной стрелки часов.
— Уже сто девяносто шесть, Хенк. Я плыву к тебе.
Я едва смог разобрать смысл ее слов, заглушенных
рыданиями. Счетчик показывал уже двести девять.
— Ты с ума сошла! — заорал я. — Твоя шлюпка превратится в решето, прежде чем ты доберешься до нас! Не глупи, Ли!
Она все еще рыдала, а стрелка добралась уже до трехсотой отметки... И тут же скакнула обратно к нулю, на три секунды замедлив падение на цифре сорок пять. Вначале я подумал, что счетчик вышел из строя. Я услышал вопросительное:
— Хенк?
— Ли?
— Мы выбрались Хенк! — Внутри меня что-то оборвалось. — Мы снова вышли в море. Я плыву к тебе. Но я не останусь надолго... Просто хочу с тобой повидаться».
Джонни перевернул страницу:
«Через полчаса на экране появился газовый шлейф ее шлюпки. Он выглядел, как короткий яркий локон. Она приблизилась, зрячая и прислушивающаяся. Я спустился в переходник, чтобы встретить Ли. Я видел, как она вплыла. Наши взгляды встретились: ее карие глаза сверкали. Темные волосы растрепались, улыбка играла на губах, а белоснежная кожа сверкала как алебастр. Мы пошли навстречу друг другу. И тут я понял....
— Хенк, — позвала меня Ли. Ее волосы оказались седыми и коротко подстриженными, глаза запали, их оплела паутина морщин. Улыбки не было. Она тяжело дышала. — Хенк? — Она все еще не могла поверить, что перед ней я. — Пожалуйста, уйдем скорее из зоны гравитации, пока у меня не случился удар. Последнее время я плохо себя чувствовала и постоянно находилась в секции с нулевым тяготением.
— Конечно.
— Боюсь, я вот-вот упаду.
Она через силу усмехнулась. Голос у нее был прежний. Я наслаждался его звуками сорок лет, которые отделяли нас от Земли. Обняв Ли, я заметил слабое подобие улыбки на ее губах. Мы добрались до лифта.
В секции с нулевой гравитацией Ли облегченно вздохнула.
— Похоже, Хенк, ты сохранился лучше. Говорят, красавицы быстрее стареют. А я... я была симпатичной, правда, Хенк? — Она засмеялась. — Впрочем, неважно. Я себя чувствую так, словно стерла ноги до крови.
— Стерла ноги? — удивился я.
— Разве это выражение не добралось до вашего города — „стертые ноги“? — в свою очередь удивилась она. — Так говорят дети, когда кто-нибудь слишком долго пробудет в невесомости, а потом попадет в секцию, где есть гравитация. Уверена, это выражение скоро угнездится и у вас. Забавно, как взрослые заимствуют выражения малышей. Дети, слыша незнакомые слова и выражения, придают им новые, порой более точные, значения. Потом эти слова возвращаются к нам... Дети влияют на нас так же, как и мы влияем на них. — Она вздохнула. — Мы вложили в них столько земного. Неудивительно, что они дают земные названия вещам, совсем не относящимся к Земле... Как ты думаешь, Хенк, мы достигнем цели?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я промолчал. Хотел что-то сказать, какую-нибудь чепуху, и не мог. А Ли ждала. Странная улыбка замерла на ее бесцветных, старческих губах. Потом улыбка растаяла. Старуха взглянула на свои морщинистые руки и снова посмотрела на меня. В глазах ее затаился страх.
— Ли, мы уже немолоды, нам недолго осталось. — Я сказал это с вопросительной интонацией, словно ждал от нее ответа.
Как такое могло случиться с нами?
В ответ Ли пробормотала виновато:
— Кажется, мне пора домой.
Мы обменялись ничего не значащими фразами у люка шлюпки. Я обнял ее, и она сжала меня изо всех сил... Я отпустил ее. А потом она снова стала всего лишь серебристым пятнышком на экране. Я пребывал в плохом настроении весь остаток дня, и люди избегали меня. Вечером я снова связался с городом „Бета два“.
— Привет, Капитан! — услышал я знакомый голос.
— Привет! — откликнулся я, словно мы и не виделись.
А потом мы часа полтора говорили о звездах, будто ничего не случилось».
Джонни захлопнул книгу. Песок и пустыня — мезонное поле! Город — жилая часть межзвездного корабля. Короткие волосы — выхлоп космической шлюпки. Сбитые ноги... Ноги в крови... Конечно же, баллада о «Бете два» появилась значительно позже, чем повествование о дружбе капитанов — Хенка и Ли. Но теперь баллада приобретала смысл.
Он еще раз припомнил строчки:
Она пришла к городской стене. Долгий путь за спиной ее, Долгий путь по пескам и воде... Но сердце вело ее. Короткие волосы, ноги в крови...
И тут кто-то громко произнес:
— Здравствуйте!
Глава четвертая
Джонни резко повернулся и чуть было не сорвался с места. Книга выскочила из рук и, ударившись об пол, отлетела в сторону.
Перед студентом стоял мальчик. Он держался одной рукой за край дверного проема. Вытянув тощую ногу, он придержал книгу.
— Ловите! — Он отфутболил ее назад, и книга вернулась к Джонни, позвякивая страницами.
— Спасибо!
Худой мальчик оказался нагим. Молочно-белая кожа казалась прозрачной. С виду ему было лет четырнадцать-пятнадцать. Волосы, длинные, шелковистые, обесцвеченные, были зачесаны назад, как у пожилых людей, которые начинают лысеть со лба. Губы у мальчика были слишком тонкие, нос плоский, а глаза — громадные озера бирюзы.
— Что вы тут делаете? — удивился мальчик.
— Да вот, смотрю... Ищу...
— Что же вы ищете?
— Э-э-э... Я ищу...
Джонни был изумлен и слегка сбит с толку.
— Книги ищете? — Мальчик показал на книгу.
Джонни осторожно кивнул.
— Вы умеете читать?
Джонни снова кивнул.
— Вы умный, — протянул мальчик. — Но я тоже могу ее прочесть. Дайте-ка...
Джонни ничего не оставалось, как толкнуть книгу обратно к дверному проему. Парень ловко поймал ее ногой, подбросил и, когда книга оказалась у него в руке, прочел:
— Бортжурнал города «Гамма два», собственность капитана Хенка Брандта, начатый...
— Хорошо, хорошо, — перебил его Джонни. — Я тебе верю! Где ты научился так говорить?
— Что значит «где»? — Глаза мальчика, и без того громадные, расширились от удивления.
— Я имею в виду твой выговор. Ты говоришь на современном языке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Речь парнишки звучала намного понятней архаичной речи робота.
— Я просто... — Мальчик запнулся. — Не знаю, где я этому научился. Умею, и все. — Он помотал головой.
— А где все взрослые? — спросил студент.