Каркунов. Дома, кум, вон в шкапу.
Халымов. Ты живешь в захолустье, кругом пустыри; налетят молодцы, так увезут у тебя деньги-то и с твоим дорогим шкапом вместе.
Каркунов. Не боюсь, кум, нет. Нынче, кум, люди-то умны, говорят, стали; так и я с людьми поумнел. Вот видишь две пуговки! (Показывает две пуговки подле шкафа). Электрический звонок! А? Умственная штука, кум, умственная штука! Одну пуговку нажму — все молодцы и дворники тут, а другую — сто человек фабричных через две минуты здесь будут.
Халымов. Ну, кум, задал ты мне задачу!
Каркунов. Сделай милость! Будь друг! Трепещу, трепещу, что грехов-то, что грехов-то, что всякого окаянства!
Халымов. Как же ты жену-то обидишь, за что?
Каркунов. Да, да… жена у меня душа ангельская, голубица чистая. Как подумаю, кум, про нее, так слезы у меня. Вот видишь, слезы. Заморил я ее, всю жизнь загубил… Да что же… Мое ведь… кому хочу, тому и даю. Душа-то дороже жены. Вот еще приказчик… Я у приятеля сыночка взял, обещал в люди вывести, наградить… а не вывел. И жалованье-то платил малое, все посулами проводил… И об нем тоже, видишь, плачу. Только у меня дорогого-то, что жена да приказчик; а душа все-таки дороже… Можно ему что-нибудь из платья… шубу старую… Так и напиши!
Халымов. Напишу, что с тобой делать! Только будет ли польза душе-то?
Каркунов. Будет, будет; с умными людьми советовался, с благочестивыми… И больше все, чтобы по мелочам, в раздачу нищей братии, по гривне сто тысяч, по пятаку триста.
Халымов. Это хорошо, это по крайности целиком в казну поступит; казне деньги нужны.
Каркунов. Как, кум, в казну?
Халымов. Чрез акцизное управление. Питейные заведения заторгуют хорошо.
Каркунов. Ну, что ж, пущай! Все-таки каждый перед стаканом-то помянет добрым словом.
Халымов. Перед первым помянет, а на другой не хватит денег, так тебя ж и обругает.
Каркунов. Ничего, нужды нет; хоть раз перекрестится да вздохнет на образ, все-таки душе-то легче. (Растворяет двери.) Вера Филипповна, Костя!.. А! И ты, Ераст, здесь! Войдите, войдите!
Входят Вера Филипповна, Константин, Ераст.
Явление пятое
Каркунов, Халымов, Вера Филипповна, Константин и Ераст.
Каркунов. Ну, супруга любезная, ну, племянничек дорогой, и ты, Ераст! молитесь богу, молитесь богу! Всех, всех наградил, всю жизнь поминать будете.
Вера Филипповна. Благодарю покорно, Потап Потапыч! Не надо мне ничего; а коли ваша такая любовь ко мне, так за любовь вашу я должна вас поминать всегда и всегда за вас богу молить.
Ераст. Покорно благодарю, Потап Потапыч, что труды мои цените, даже сверх заслуг.
Константин. Извините, дяденька, мне благодарить не за что. Конечно, на все ваша воля, а коли рассудить правильно, так и без того все мое.
Каркунов. А коли твое, так твое и будет; никого не обижу, никого.
Вера Филипповна. Сюда чай прикажете или к нам пожалуете?
Каркунов. Пойдем, кум, к бабам, пойдем балагурить, зубы точить.
Уходят Каркунов и Халымов.
Вера Филипповна. Пожалуйте! Константин Лукич, Ераст… приходите!
Константин. Увольте, тетенька, мы не желаем.
Вера Филипповна уходит.
Явление шестое
Константин и Ераст.
Константин. Ну, Ераст, дело — табак.
Ераст. О чем твой разговор и как его понимать?
Константин. Нам с тобой зубы на полку.
Ераст. Почему так полагаешь?
Константин. Все тетке — шабаш!
Ераст. Что ж, послужим и ей.
Константин. Не придется.
Ераст. Отчего ж не служить, мы не хуже людей?
Константин. Ты думаешь, она при миллионах-то с фабриками да с торговлей путаться будет? Как же, очень ей нужно! Оборотит все в деньги да замуж за благородного.
Ераст. Пожалуй; мудреного нет.
Константин. А мы с тобой на бобах останемся.
Ераст. Так неужто ж вся моя служба задаром пропадет?
Константин. А ты благодарности ждешь?.. От дяди-то? Жди, жди! Он не нынче, так завтра тебя по шапке скомандует.
Ераст. За что про что?
Константин. Здорово живешь. К расчету ближе. Ты, по своим трудам, стоишь много, а ему жаль тебе прибавить; ну, известное дело, придерется к чему, расшумится, да и прогонит. У них, у хозяев, одна политика-то.
Ераст. Однако призадумаешься. Надо место искать.
Константин. Погоди! Ты вспомни, чему я тебя учил.
Ераст. Насчет чего?
Константин. Насчет амуров.
Ераст. Эх! Будет тебе глупости-то!
Константин. Одно твое спасенье.
Ераст. Не такая женщина; приступу нет.
Константин. Ну, плох же ты, брат!
Ераст. Кто плох? Я-то?.. Кабы ты знал, так не говорил бы, что я плох. Я свое дело знаю, да ничего не поделаешь. Первым долгом, надо женщину хвалить в глаза; таким манером какую хочешь донять можно. Нынче скажи — красавица, завтра — красавица, она уши-то и распустит, и напевай ей турусы на колесах! А уж коли стала слушать, так заговорить недолго.
Константин. Так бы ты и действовал.
Ераст. Я и действовал, да она меня только одним взглядом так ошибла, ровно обухом, насилу на ногах устоял. Нет, я теперь на другой манер.
Константин. Какая статья?
Ераст. Она у нас сердобольная, чувствительная, так я на жалость ее маню, казанским сиротой прикидываюсь.
Константин. Действует?
Ераст. Кажется, подействовало; уж полдюжины голландских рубашек получил вчера. От кого ж как не от нее! Ока все так-то, втайне благодетельствует.
Константин. Ну, и действуй в этом направлении. Затягивай ее мало-помалу; потом свиданье где-нибудь назначь либо к себе замани.
Ераст. Ну, хотя бы и так, да тебе-то какая польза от всего этого?
Константин. Ах, простота! Я подстерегу вас, да и укажу дяде: вот, мол, посмотри, кому ты миллионы-то оставляешь!
Ераст. Однако ловко! Да что ты дурака, что ль, нашел?
Константин. Погоди! что болтаешь зря, не разобравши дела! Ты слушай да понимай! Тебя все равно дня через два-три дядя прогонит, уж он говорил, так что тебе жалеть-то себя! Так, ни с чем уйдешь; а коли мне, через твою услугу, дядино состояние достанется, так я тебя озолочу.
Ераст. Рассказывай! Тебе поверишь, так трех дней не проживешь!
Константин. Это точно, это ты правду говоришь. И не верь мне на слово никогда, я обману. Какое я состояние-то ухнул — отобрали все. А отчего? Оттого, что людям верил. Нет, уж теперь шабаш; и я людям не верю, и мне не верь. Ты на совесть мою, пожалуйста, не располагайся; была когда-то, а теперь ее нет. Это я тебе прямо говорю. Бери документ! Хочешь две-три тысячи, ну, хочешь пять?
Ераст. Да что с тебя возьмешь по документу-то?
Константин. Само собой, что теперь ничего; а как оставит дядя наследство, получишь все и с процентами.
Ераст (подумав). Вот что, слушай! Которое ты дело мне сейчас рекомендуешь, довольно оно подлое. Пойми ты! Довольно подлое.
Константин. Да разве я говорю тебе, что оно хорошее? И я так считаю, что оно подлое. Только я за него деньги плачу. Разбирай, как знаешь! Пять тысяч, да на голодные-то зубы, да тому, кто их никогда у себя не видывал… тоже приятность имеют.
Ераст. Не надо. Не только твоих пяти тысяч… а отойди! Вот… одно слово!
Константин. Правда пословица-то: дураков-то не орут, не сеют, а сами родятся. Получаешь ты триста рублей в год, значит, обязан ты воровать; хотят тебя осчастливить, дают тебе пять тысяч, а ты физиономию в сторону отворачиваешь! Мозги! Нечего сказать! Постучи-ка себя в лоб-то да вон в стену попробуй, будет ли разница?
Ераст. А как ты думаешь, ежели дьявол… так кто из вас тоньше… людей-то опутывать?
Константин. Ну, вот еще, «дьявол». Испугать, что ли, меня хочешь? Слова, глупые слова, и больше ничего. К чему тут дьявол? Которые люди святой жизни, так дьяволу с ними заботы много; а мы и без него нагрешим, что на десяти возах не вывезешь. Но, однако, всякому разговору конец бывает… Хочешь — бери деньги, а не хочешь — сочти так, что я пошутил.
Ераст. Надо по крайности подумать.
Константин. И выходишь ты, братец мой, невежа. Думай не думай, ума не прибудет; сколько тебе ума дано, столько и останется. Значит, показывай сейчас свой ум или свою глупость! На том и покончим.