спешил. Спешил, как никогда в жизни. Свежий снег ритмично хрустел под голыми пятками. Вьюга вздымала снежные хлопья и упруго хлестала ими открытое тело, въедалась морозной ватой в волосы. Белое месиво таяло на коже лица, рук, ног, впитывалось в майку, трусы и замерзало ледяной корочкой.
Мерзко. Мерзко продрогшему до костей телу. Мерзко Душе. Тревога скребла и скребла, но чувствовалось, что она жива. Очень трудно на бегу сосредоточиться и ловился только Алисин страх, жуть, сжимавшая любящее сердце. И еще необузданная радость озверевших подонков.
«Не убивать! Успокойтесь! Не убивать!» − крутил во всю мощь испорченную пластинку. И, наверное, крутил не зря. Пьяные психи сдерживались, пока не начали заметать следы острым ножом. Алисина жизнь цеплялась лишь за тонкий волосок. И он был важнее всего на свете.
Жизнь, нож, волосок… Все сплелось в ужасном хороводе, но, как мог, пытался управлять драмой. Они пришли за скрипкой. Зачем деревяшку превратил в волшебный инструмент?!
«Требуйте денег, золото! Оно, должно быть!» − дергал скотов за «веревочки».
И они искали… искали и мучили Алису, но она жила.
Отвратительно, гадко скребет тревога. Серебряная ниточка в руках. Не выпущу ее.
«Держись, родная!»
Сейчас как никогда жаждал могущества старого мага. Как проклинал прежнюю лень в учебе и бежал. Бежал во всю прыть заиндевевших ног, надрывающегося сердца, сипевших и хрипевших легких. Бежал, как мог… Быстрее, чем мог. А ее дом так медленно приближался.
Хруп, хруп, хруп − вдавливалось в снег время. Отвратительно, до тошноты, стучало в висках. Хруп, хруп… Как быстро стучит, несется в галопе время. Ах, какие короткие шаги! Остановись, не лети, бешеное! Но оно неумолимо, и я рву стужей легкие, режу о лед уже бесчувственные ступни, обрастаю корочкой льда, снега и решительности. Тело мерзнет, а корочка крепнет, превращаясь в броню бойца.
Ветер выл в проводах, раскачивал мертвенно-бледные фонари осветительных столбов. Ночные, завьюженные улицы вымерли. Ни пешеходов, ни машин. Даже бездомные собаки попрятались от непогоды. Последние следы давно замело. Только мои окоченевшие пятки четко впечатывались в пушистую белизну холодного ковра. Усталые ноги нарушили девственность сугроба за последним поворотом.
Окна Алисиного этажа одиноко светились в уснувшем доме. Город спал, но на третьем этаже кипели страсти. Тени метались в поисках воображаемых сокровищ. Там страдал самый близкий человек, и только я удерживал тонкую нить его жизни.
«Где же мой друг, милый волшебник. Нет его, нет… лишь в мечтах нежданно-негаданно появляется принц-спаситель, разрушает козни злодеев и уносит принцессу в счастливую сказку. Ах, кому нужна такая неприметная принцесса… даже не Золушка? Никому я не нужна».
− Где золото, деньги? − толстяк больно пнул Алису. − Говори, стерва!
− В шкафу, на полке с бельем.
«Зачем им вру? Нет никакого золота… проверят мои пустые «тайники» − еще пуще бить будут. Зачем тянуть? Нет, нет. Жить всегда надо. С кровью, с болью, но жить. Лучше еще один сладкий вдох, еще одна мечта о нем. Где ты, мой принц?!»
Последний квартал дался тяжело, как никогда в жизни. Сил давно не осталось, одна лишь цена финиша продвигала к цели. Когда нажал кнопку звонка, только заветная нить в руке удержала на ногах. За дверью всполошились, но мозг устал, почти не воспринимал испуганные мысли. Немного чувствовал Алису, ее слабый всплеск надежды.
Наконец грабители решились. Дверь рывком распахнулась, и в прихожую ввалилось снежное пугало. Они даже опешили, так противоестественен оказался ночной гость. Преступники приготовили нож и пистолет для милиции, были готовы поиздеваться над не вовремя навестившим родственником или знакомым хозяйки. Но такое…
Не обращая внимания на направленное в грудь оружие, пошел в гостиную. Алиса, связанная, с кляпом во рту, лежала на ковре.
«Мой принц?! Я знала, верила, и ты пришел. Как хорошо стать спасенной принцессой из сказки… Я не сплю? Это ты?»
Потянул за кляп, и стервецы очнулись. Пистолет чувствительно обрушился на затылок. Комната закачалась, начала расплываться, предметы двоиться.
− Это ты, Сергей!? − хором удивились раздвоенные расплывчатые Алисы.
Усилием воли слепил Алис в одну, пол прекратил крениться.
− Все будет хорошо, − улыбнулся любимой, и добавил насильникам: − Берите скрипку и проваливайте пока не поздно.
Посиневший, залепленный снегом, дрожащий, клацающий зубами любитель процедур по системе Иванова стал не на шутку раздражать взвинченную пару.
Автоматически наградил их кличками: Пузо и Скелет. Скорее всего, не наградил, а прочитал их подлинные. Не успел разобрать бурю в их головах, как плотный и более нервный недоумок нажал курок.
Глушитель съел звук. В ледяной корке майки образовалась аккуратная дырочка. Майка начала таять, пропитываясь ало-бурой кашицей. Ствол вновь дернулся, еще раз, еще…
«Клевую пушку надыбал, − оценил толстяк. − Просто зверь. Ишь как грызет придурка?! Спереди лишь маленькая дырочка, а сзади выплевывает на стену ошметки мяса. Еще нажму курок. Шик! И отдача небольшая».
Боль почти не чувствовал, сказывалась анестезия холодом. Лишь удивленно анализировал хруст перебитых свинцом ребер и хлюпанье, принявших пули, мягких тканей.
«Раны смертельны», − успел поставить диагноз прежде, чем рухнул на пол.
− Сергей!!! − кляп оборвал беспомощный крик Алисы. «Вот и вся сказка… Мой милый принц, зачем ты сюда пришел?!»
Она отчаянно забилась обреченной рыбкой на раскаленной сковородке, но равнодушные пальцы деловито толкали кофточку в рот. Наружу прорывалось лишь слабое мычание, слезы, боль за родного человека.
Отчаянье ударило в сердце, не дало уснуть сознанию. Воля удержала тонкие нити наших душ. Пришлось вспомнить уроки великого волшебника и немного схитрить.
Жизненные связи в организме нарушались, дыхание слабело, исчезал пульс. Наступила смерть. Вернее, ее видимость. Но сознание жило, боролось. Оно сращивало края ранок, активизировало кожное дыхание. Наконец кожа стала избирательно прозрачной. Для восстановления истекшего кровью покойника требовалась уйма кислорода, и он хлынул сквозь бледную кожу, даже волоски ковра слегка заколыхались. Но легкие отдыхали, − продырявленный притворщик играл покойника. Кислород обогатил кровь. Сердце судорожно сжалось раз, другой и ритмично погнало остатки густой темно-красной силы к ранам.
Труднее разбирать крошево костных осколков, но и они потихоньку лепились в ребра. Мелко расколотый позвонок долго плясал танец кубика-рубика, пока надежно не охватил спинной мозг. Кости, мышцы, нервы, сосуды становились на привычные места и крепко сваривались. Мозг − мой сварочный аппарат работал на всю мощь, а я на время потерял контроль ситуации, не хватало сил на зрение, слух, чужие мысли.
Голова раскалывалась. Освобожденная от «сварки» порция крови охладила раскаленные серые клетки, и мутная пелена посыпалась белыми хлопьями. Хлопья скукожились до юрких мух и бешено закружились, скрывая зыбкие очертания помещения.
В руке толстого великана сверкала молния.