— Твоя сестра уже вышла замуж?
Александр вздрогнул всем своим организмом и влепился в Володьку широко открытыми глазами:
— Что?
— Ха! Она вышла замуж, а он не знает! Дела!
— Как ты говоришь? Вышла замуж? Как это?
— Вот теленок! Он не знает, как выходят замуж. Очень просто: раз, раз, а через девять месяцев пацан.
Володька стоял, заложив руки за спину, крепко держа на шее красивую круглую голову.
— Ты врешь!
Володька пожал плечами, как взрослый, и улыбнулся редкой своей улыбкой:
— Сам увидишь.
И направился к зданию. Александр не пошел за ним, а сел на скамью и начал думать. Думать было трудно, он ничего не придумал, но вспомнил, что он должен быть мужчиной. К счастью, география прошла отлично, и Александр радостный побежал домой. Но когда он увидел сестру, радость мгновенно исчезла. Надя сидела в кабинете и что-то выписывала в тетрадь. Александр постоял в дверях и неожиданно для себя двинулся к ней. Она подняла голову:
— Ну, как география?
— География? География на «отлично». А вот ты мне скажи.
— Что тебе сказать?
Александр вздохнул громко и выпалил:
— Скажи, ты вышла замуж или нет?
— Что?
— Вот… ты мне скажи… ты вышла замуж или нет?
— Я вышла замуж? Что ты мелешь?
— Нет, ты скажи.
Надя внимательно присмотрелась к брату, встала и взяла его за плечи:
— Подожди. Что это значит? О чем ты спрашиваешь?
Александр поднял глаза и взглянул ей в лицо. Оно было гневное и чужое. Она оттолкнула его и выбежала из комнаты. Слышно было, как в спальне она заплакала. Александр Волгин стоял у письменного стола и думал. Но думать было трудно. Он побрел в столовую. В дверях на него налетела мать:
— Какие гадости ты наговорил Наде?
И вот снова Александр Волгин сидит против отца и снова близко может рассматривать его серебряные звезды. Но сейчас Александр спокоен, он может смотреть отцу прямо в глаза, и отец отвечает ему улыбкой:
— Ну?
— Я тебе обещал…
— Обещал.
— Я сказал, что буду мужчиной.
— Правильно.
— Ну, вот так и делала… все так делал.
— Только одно сделал неправильно?
— Не как мужчина?
— Да. У Нади не нужно было спрашивать.
— А у кого?
— У меня.
— У тебя?!
— Ну, рассказывай.
И Александр Волгин рассказал отцу все, даже подслушанный утренний разговор. А когда рассказал, прибавил:
— Я хочу знать, вышла она замуж или не вышла. Мне нужно знать.
Отец слушал внимательно, иногда утвердительно кивал головой и не задал ни одного вопроса. Потом он прошелся по кабинету, взял на столе папиросу, окружил себя облаком дыма и в дыму замахал спичкой, чтобы она потухла. И в это время спросил, держа папироску в зубах:
— А для чего тебе это нужно знать?
— А чтобы Володька не говорил.
— Чего?
— Чтобы не говорил, что замуж вышла.
— Почему этого нельзя говорить?
— Потому что он врет.
— Врет? Ну, пускай врет.
— Как же? А он все будет врать.
— Да что ж тут обидного? Разве выйти замуж — это плохо?
— Он только говорит: замуж…
— Ну?
— А он говорит… такое… он гадости говорит.
— Ага… значит, ты разобрал.
— Разобрал.
Александр кивнул головой, самому себе подтверждая, что действительно разобрал.
Отец подошел к нему вплотную, взял его за подбородок и посмотрел в глаза серьезно и сурово:
— Да. Ты мужчина. Ну… и дальше всегда разбирай. Все.
Александр на следующий день не подошел к Володьке и сел на другой парте. На перемене Володька положил ему руку на плечо, но Александр Волгин сбросил его руку с плеча:
— Отстань!
Володька покривил губы и сказал:
— Думаешь, нуждаюсь?
На этом вся история, собственно говоря, и кончается. Пути Володьки Уварова и Александра Волгина разошлись надолго, может быть, навсегда. Но был такой день, всего через две недели, в последний день учебного года, когда эти пути на короткую минуту снова скрестились.
В том же скверике в группе мальчиков Володька говорил:
— Клавка в десятом классе первая…
Мальчики с хмурой привычкой слушали Володьку.
Александр прошел сквозь их толпу и стал против рассказчика:
— Ты сейчас наврал! Нарочно наврал!
Володька лениво повел на него глазом:
— Ну, так что!
— Ты всегда врешь! И раньше все врал! И сегодня!
Мальчики в его тоне услышали что-то новое и по-новому бодрое. Они подвинулись ближе. Володька поморщился:
— Некогда чепуху слушать…
Он двинулся в сторону, Александр не тронулся с места:
— Нет, ты не уходи!
— О, почему?
— А я сейчас буду бить тебе морду!
Володька покраснел, но по-английски сжал губы и прогнусавил:
— Интересно, как ты будешь бить мне морду!
Александр Волгин размахнулся и ударил Володьку в ухо. Володька немедленно ответил. Завязалась хорошая мальчишеская драка, в которой всегда трудно разобрать, кто победитель. Пока подбежал кто-то из старших, у противников текла из носов кровь и отлетело несколько пуговиц. Высокий десятиклассник спросил:
— Чего это они? Кто тут виноват?
Одинокий голос сказал примирительно:
— Да подрались, и все. Одинаково.
Мальчики недовольно загудели:
— Одинаково! Сказал! Этому давно нужно!
Добродушный голос Кости Нечипоренко спокойно разрезал общий гул:
— Неодинаково. Есть большая разница. Волгин этого гада за сплетни бил, а он… конечно, отмахивался!
Мальчики громко рассмеялись.
Володька провел рукавом по носу, быстро всех оглянул и направился к зданию. Все глядели ему вслед: в его походке не было ничего английского.
Никакие разговоры о «половом» вопросе с детьми не могут что-либо прибавить к тем знаниям, которые и без того придут в свое время. Но они опошлят проблему любви, они лишат ее той сдержанности, без которой любовь называется развратом. Раскрытие тайны, даже самое мудрое, усиливает физиологическую сторону любви, воспитывает не половое чувство, а половое любопытство, делая его простым и доступным.
Культура любовного переживания невозможна без тормозов, организованных в детстве. Половое воспитание и должно заключаться в воспитании того интимного уважения к вопросам пола, которое называется целомудрием. Умение владеть своим чувством, воображением, возникающими желаниями — это важнейшее умение, общественное значение которого недостаточно оценено.
Многие люди, говоря о половом воспитании, представляют себе половую сферу, как нечто совершенно изолированное, отдельное, как что-то такое, с чем можно вести дело с глазу на глаз. Другие, напротив, делают из полового чувства какой-то универсальный фундамент для всего личного и социального развития человека; человек в их представлении есть всегда и прежде всего самец или самка. Естественно, и они приходят к мысли, что воспитание человека должно быть прежде всего воспитанием пола. И те и другие, несмотря на свою противоположность, считают полезным и необходимым прямое и целеустремленное половое воспитание.
Мой опыт говорит, что специальное, целеустремленное так называемое половое воспитание может привести только к печальным результатам. Оно будет «воспитывать» половое влечение в такой обстановке, как будто человек не пережил длинной культурной истории, как будто высокие формы половой любви уже не достигнуты во времена Данте, Петрарки и Шекспира, как будто идея целомудренности не реализовалась людьми еще в Древней Греции.
Половое влечение не может быть социально правильно воспитано, если мыслить его существующим обособленно от всего развития личности. Но и в то же время нельзя половую сферу рассматривать как основу всей человеческой психики и направлять на нее главное внимание воспитателя. Культура половой жизни есть не начало, а завершение. Отдельно воспитывая половое чувство, мы еще не воспитываем гражданина, воспитывая же гражданина, мы тем самым воспитываем и половое чувство, но уже облагороженное основным направлением нашего педагогического внимания.
И поэтому любовь не может быть выращена просто из недр простого зоологического половое влечения. Силы «любовной» любви могут быть найдены только в опыте неполовой человеческой симпатии. Молодой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей. И чем шире область этой неполовой любви, тем благороднее будет и любовь половая.
Человек, который любит свою Родину, народ, свое дело, не станет развратником, его взгляд не увидит в женщине только самку. И совершенно точным представляется обратное заключение: тот, кто способен относиться к женщине с упрощенным и бесстыдным цинизмом, не заслуживает доверия как гражданин; его отношение к общему делу будет так же цинично, ему нельзя верить до конца.