то сейчас не испытываю ничего, кроме ненависти и отвращения.
– Здравствуй, папа. Ну, как ты тут поживаешь? – обвожу рукой комнату, пристально глядя в глаза этому некогда властному мужчине. Сейчас же он жалок. Но даже и этого не достоин. Ну, что ж, у меня для него заготовлен бомбический сюрприз.
– Что за тон, Марк? – визгливо возмущается мать, но я останавливаю ее взмахом руки. Мать, видимо, догадывается, что происходит что-то из ряда вон и тут же замолкает.
– Привет, Марк. Как дела на фирме? – скрипит отец, удобнее устраиваясь на подушках.
– Ну, сразу к делу, так сразу к делу. У тебя больше нет фирмы, папочка.
Воцаряется мертвая и тяжелая тишина. Мать охнула и осела на стул, прикрыв рот рукой. Отец смотрит на меня во все глаза, хватая воздух ртом. Мать опомнилась, подскочила и протянула ему стакан воды. Какая трогательная преданность. Интересно, она останется такой же, когда узнает, что отец трахал ее невестку? Более того, сделал ей ребенка?
– Говори, что произошло, я подумаю, чем можно помочь. Может, позвоню, куда надо.
Я встаю со стула, прохожу к окну и распахиваю его настежь, с удовольствием вдыхая свежий воздух. Надо заканчивать этот цирк, не могу находиться в этой вонючей клетке.
– Не надо никуда звонить, папочка. Я ее подарил. Безвозмездно, как говорится, – бросаю через плечо, краем глаза наслаждаясь реакцией отца. Он вмиг побледнел, потом покраснел и схватился за сердце. Мама хлопотала вокруг него, предлагая то одно лекарство, то другое, а он отмахнулся раздраженно и смотрит на меня со злостью.
– Что?! Что ты сделал, щенок?! Да как ты посмел распоряжаться тем, что тебе не принадлежит?!
– Точно так же, как ты продал меня. За что, кстати? За тендер или за покровительство? Или, может, какие мутные дела прикрыл?
Отец задыхается, трясущейся рукой потирая лицо.
– Ты лишил меня самого дорогого – сына, а я в ответ лишил тебя твоего детища – фирмы, которой ты дорожишь больше, чем единственным сыном. Которого использовал, как разменную монету. Которого можно заставить из чувства уважения пахать круглосуточно, чтобы твоя фирма процветала, растоптать мою жизнь, мою любимую женщину и ребенка. Заодно повесить своего, да, папочка?
Отец вновь переводит на меня ошалелый взгляд, только теперь глядит на меня с ужасом. Понял, мразь, о чем я речь сейчас поведу. Понял и осознает последствия.
– Что?! О чем ты говоришь, Марк? – шепчет бледная мама. Отчасти мне ее жаль. Но ровно до того момента, пока не вспомню, что она знала все эти годы, что у меня есть ребенок и даже не сообщила мне об этом! Думаю, матушка тоже заслужила все это.
– Правду. Я, наверно, впервые и единственный в этой сраной семье говорю правду. Так скажи, папочка, каково было трахать Анечку, м? И как она согласилась на то, что замуж она пойдет не за тебя, а за меня? И каково это – видеть своего ребенка и не обращать на него ровным счетом никакого внимания? Хотя, о чем это я. Перед тобой сидит точно такой же ребенок, об которого ты просто вытер ноги.
Отец все сильнее хватается за сердце, задыхаясь, а мать сидит неподвижно и в ужасе смотрит на меня.
– Да, мама, Лиза – не моя дочь, а моя сестра по отцу. Сюрприз! Кстати, вот тут документы. Это копии, поэтому, когда ознакомитесь, можете смело подтереть ими задницу, я не в обиде. Это чтобы убедились, что я весь пакет акций отписал Вячеславу. А вы, дорогие родители, нынче безработные. Надеюсь, вы достаточно отложили себе на старость.
Наконец-то я ухожу из этого гадюшника и знаю, что никогда не вернусь. Да, возможно, я был жесток и где-то перегнул палку, но уверен в своей правоте. Не удивлюсь, если у отца будет новый удар. Но меня это больше не волнует. Отныне я сам по себе, а родители сами по себе. Впрочем, так было всю мою сознательную жизнь.
Глава 54 Марк
На сегодня у меня осталось еще одно дело, и оно самое «приятное». Долго жму на звонок, уже решаю, что Аня еще не вернулась со своих веселых «посиделок», но тут все же дверь тихонько и аккуратно распахнулась.
Я специально попросил Евгению Михайловну вечером собрать все вещи Лизы, включая документы, и перевезти девочку ко мне. Дочери я объясню, что мы едем в путешествие, и я хочу познакомить ее кое с кем. А вот что делать, сообщать ей об отце или нет, даже представления пока не имею.
Отодвигаю в сторону и прохожу в квартиру. Оглядываю с ног до головы женушку, и мысленно благодарю Матвея – его парни не подкачали.
– Что-то ты неважно выглядишь, дорогая.
– Ты не представляешь…Мне такое пришлось пережить…Меня увезли за город, а потом, а потом…– хлюпает носом Аня, размазывая сопли, слезы и остатки косметики по лицу.
Она действительно выглядит ужасно. Видимо, только что вернулась и не успела привести себя в порядок. Оно и хорошо: я хоть своими глазами увидел дело рук бравых ребят Грачева. Волосы спутаны, косметика размазана по лицу, платье разодрано в нескольких местах, про чулки вообще молчу. Губы припухли, а вот на руках ссадины, на ногах сбиты коленки. В общем, типичный вид жертвы насилия. Жалко ли мне Аню? Ничуть. Тут простой принцип: всегда относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Она не погнушалась и «заказала» Катю, а я просто отплатил ей той же монетой.
– Что потом? – безразлично интересуюсь, разглядывая пейзаж за окном.
– Меня изнасиловали, – воет Аня, оседая в кресло.
– Прям так уж и изнасиловали? Разве ты была против?
– Их было трое, представляешь, и каждый…по очереди…
– Так это тогда никакое не насилие, а лайтовая версия. Я тут вчера видео одно посмотрел. Из «Мулен Руж». Так вот там ты совсем была не против, когда тебя в рот имели два мужика, а третий был сзади. Так что не ной.
– И что?! Ты даже не разберешься, кто напал на твою жену?! Оставишь все так?! Я, между прочим, мать твоего ребенка!