Читать интересную книгу Не мешайте палачу - Александра Маринина

– Заметно, – кивнула Настя. – В те времена, о которых ты говоришь, в Москве совершалось в среднем три-четыре убийства в неделю. А сейчас – семь-восемь в день. Я вообще не понимаю, как мы успеваем хоть что-то раскрывать. По-моему, это просто чудо. Но, если мы с тобой будем сидеть и охать, чудес больше не будет.

– Конечно, – проворчал Коротков, – так я и знал. Никогда не дашь пофилософствовать, о жизни поговорить. Небось опять бежать куда-нибудь заставишь?

– Обязательно. Во-первых, нужно пообщаться со следователем. Ты, кстати, Гордееву доложил про этого Асатуряна?

– Не волнуйся, сам сообразил. Дело Ольшанский заберет.

– Во-вторых, открываем записную книжку Гарри Робертовича и планомерно начинаем опрашивать всех его знакомых.

– Которые, как ты надеешься, знают его убийцу? – скептически подхватил Юра.

– Которые, как я надеюсь, могут знать другого убитого, чья личность до сих пор не установлена. Вера, между прочим, сказала, что они вели себя как добрые старые знакомые. Якобы часто вместе ездят по делам. И Асатурян даже изволил пошутить, что, дескать, все его женщины рано или поздно отдают предпочтение высокому представительному седому мужчине. Конечно, это мог быть дурацкий треп, но насчет малознакомых людей и случайных попутчиков так обычно не шутят. Ты согласен?

– Не во всем.

– Тогда поправь меня.

– Так действительно обычно не шутят. Но во всей этой истории вообще нет ничего обычного. Ладно, я пошел сливаться в экстазе с записной книжкой Асатуряна.

Они вместе вышли из кабинета. Насте нужно было добежать до фотолаборатории, чтобы сделать еще один отпечаток с фотографии Асатуряна. Пусть Миша Доценко попробует показать его тем, кто находился в банкетном зале гостиницы «Россия», когда там отравился Олег Иванович Юрцев.

Глава 12

Посещение Института судебной психиатрии всегда оставляло у Насти неприятный осадок. Жалость к несчастным больным людям, не виноватым в своей болезни, боролась с ужасом при мысли о том, какие жестокие и кровавые преступления они совершили. Конечно, это относилось далеко не ко всем обитателям института. Многие вообще не были серьезно больны, а только находились здесь на экспертизе. Некоторые симулировали, «косили». Часть действительно тяжелых больных не совершили ничего жуткого и злодейского, а попались на дурацкой краже или хулиганстве. Но, как бы Настя ни убеждала себя, какие бы резоны ни приводила, все равно каждый раз, пройдя проходную и оказавшись во внутреннем дворе, она начинала чувствовать, как сердце ее разрывается от противоположных, разнонаправленных чувств – жалости и отвращения.

Кирилл Базанов, расстрелявший работника Генпрокуратуры и задержанный на месте преступления, находился здесь. Тщательная проверка его показаний в части, касающейся приобретения оружия, ничего толкового не дала. Сосед у этого Базанова действительно работал в милиции и имел табельное оружие, но оно находилось на месте и никуда не пропадало. У соседа был еще один ствол, официально зарегистрированный, и его тоже никто не крал. Конечно, всегда следовало помнить о том, что у милицейского соседа оружия могло быть сколько угодно, и если на нем официально числится два ствола, то это вовсе не означает, что их действительно только два. Их могло быть и пять, и десять. Но дело все в том, что, сколько бы этих стволов ни было у соседа на самом деле, украсть пистолет Базанов у него вряд ли смог бы. Сосед-милиционер был человеком опытным и предусмотрительным, растил двух пацанов и твердо знал, как нужно хранить огнестрельное оружие, особенно если в доме есть дети. Во встроенном стенном шкафу был спрятан высокий оружейный сейф, ружья и боеприпасы. И даже охотничьи ножи он от греха подальше прятал здесь же. Сейф имел номерной замок и хитрый ключ, так что украсть из него что-нибудь без взлома и автогена было просто невозможно.

Врач встретила Настю приветливо, они были хорошо знакомы и общались не один раз.

– От диагноза пока воздержусь, но могу сказать почти с полной уверенностью: о так называемой большой психиатрии здесь речи нет. Базанов прекрасно ориентируется в происходящих событиях, он вполне адекватен. Судя по медицинским документам из его поликлиники, имеет место олигофрения в степени легкой дебильности. Я не понимаю, что с ним могло произойти в тот день, – сказала она, листая карту Базанова.

– А сам он что говорит?

– Говорит, слышал голос, и голос ему приказал. Вот, записано с его слов: «Голос мне сказал, что я должен пойти и убить его».

Врач протянула Насте запись.

Вопрос: Кого – его? Голос вам назвал фамилию и сказал адрес?

Ответ: Он сказал, что я должен убить того человека.

Вопрос: Какого – того? Почему вы были уверены, что голос приказал вам выстрелить именно в того, в кого вы выстрелили, а не в кого-то другого?

Ответ: Накануне я проходил по этой улице и увидел, как подъехала машина и из нее вышел человек. Мужчина. И голос мне сказал: «Это очень плохой человек, он хочет причинить вред сначала тебе, потом твоим близким, а потом всему человечеству. Его нужно остановить. Смотри, у него волосы черные, а на виске родинка – это знак греха, знак сатаны. Ты возьмешь пистолет и застрелишь его, как только представится возможность. Ты должен сделать это ради себя, ради своих близких и ради всего человечества». Поэтому я его выследил.

Вопрос: Вам было известно его имя?

Ответ: Нет.

Вопрос: Вы знали, где этот человек работает, чем занимается?

Ответ: Нет, тогда не знал. Это мне потом уже в милиции сказали.

Вопрос: До этого случая вы когда-нибудь слышали голоса, которые вам приказывали бы что-то сделать?

Ответ: Нет… Я такого не помню. Не было.

Вопрос: А после этого случая? Голос ничего вам не говорил?

Ответ: Нет.

Вопрос: Как вы сами считаете, что же такое с вами произошло? Вы можете как-то объяснить случившееся?

Ответ: Нет, не могу. Я не понимаю, как это случилось. Я не понимаю, почему. Наверное, я сошел с ума. У меня помутился рассудок.

– Вот видишь, – сказала врач, забирая у Насти записи и вкладывая их в папку. – У него нет логичного объяснения событий, он не считает их обычными и нормальными. Более того, и это самое главное, он готов допустить, что психически нездоров. А это один из первых признаков здоровья. По-настоящему больной человек не считает себя больным, как раз от этого все проблемы. Если бы нашему больному можно было сказать: «Ты, дружочек, нездоров, тебе чудятся голоса, поэтому когда в следующий раз услышишь, как голос тебе велит зарезать доктора, знай, что это проявление болезни, ложись в постель, накрывайся одеялом и не подчиняйся этому плохому голосу», так у мировой психиатрии проблем бы не было. В том и беда, что они уверены в своей полноценности и считают, что с ними все в порядке. Потому они и опасны. Мало ли чего им голоса прикажут, это ведь не спрогнозируешь.

– Значит, ты считаешь, что Базанов не такой?

– Абсолютно, – уверенно ответила врач. – Я сама не понимаю, что с ним могло случиться. То есть на самом деле я допускаю, что он просто врет, симулирует бредовое состояние. Его наняли для убийства и посоветовали ему выдать легенду про голос, если попадется. Одно дело – убийство, совершенное сумасшедшим, и совсем другое – киллерство. Но я, Настя, в это не верю. Дураков теперь нет. За заказное убийство у него все-таки есть шанс остаться живым. Сколько бы ни дали, но когда-нибудь он выйдет на свободу. Учитывая то, что у него олигофрения, вышку ему не дадут. За убийство в состоянии психопатического бреда он автоматически попадает в спецбольницу, и это уже навсегда. Оттуда не выходят, и это всем прекрасно известно. А если и выходят, то с отшибленными мозгами и атрофированными мышцами. Я не знаю человека, который пошел бы на это добровольно. Пусть в зоне страшно и тяжело, но это – жизнь. А в тех больницах, где держат невменяемых преступников, жизни нет. Один сплошной ужас, боль и страдание. А потом, когда лекарства свое дело сделают, – полное безразличие и растительное существование.

Кирилл Базанов, двадцати четырех лет от роду, был разнорабочим на обувной фабрике. Закончил в свое время спецшколу для детей с дефектами умственного развития. Ни о каком институте, разумеется, и речи быть не могло, а вот в армию его с большим удовольствием взяли, хотя и не полагалось бы. Добродушный, покладистый, дисциплинированный – ну как такого упустить. И военком не упустил. Правда, внезапные вспышки неконтролируемой ярости… Но зато отходчив, успокаивался так же быстро, как и вспыхивал. Чрезвычайно податлив и внушаем, как почти все, страдающие олигофренией. После армии устроился на фабрику разнорабочим, ни к чему более серьезному способностей у Базанова не хватало. Разумеется, ни о каком киллерстве и речи быть не могло. Наемный убийца – олигофрен, пусть и в степени легкой дебильности? Конечно, наша страна славится своим умением быть во всем первой и не похожей на других. Космос, балет, идея разбавлять бензин, рукоприкладство в парламенте – во многом мы неповторимы и оригинальны. Но не до такой же степени…