Читать интересную книгу Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров

– Нет. Естественно, не подтверждаю.

– Понятно. Вопросы друг к другу будут?

– Будут.

Адвокат в бешенстве перелистнул страницу. Старый вытащил из пачки сигарету и принялся неторопливо её разминать. Пронин захлопал ресницами. Двойник прокурора Крыма уставилась на Мажора с ненавистью.

– Почему вы говорите неправду, Игорь Олегович? – спросил тут Мажор.

– Я? Я говорю исключительную правду!

– Вы опознали меня по голосу, верно?

– Верно.

– А я схитрил на опознании. Я специально картавил, хотя не картавлю вовсе.

– Я, – на лбу у Игоря Олеговича выступили капли пота, – не помню, картавили вы или нет…

– Вот как?

– Да! Я опознал вас по тембру! Я – человек радийный. И от тембра, знаете ли, многое зависит. Мы на радио уделяем этому огромное значение!

Старый засиял. Казалось, ещё чуть-чуть, и он начнёт аплодировать.

– Ещё вопросы будут? – с угрозой произнесла Оля.

– Будут!

Адвокат решительно отложил газету в сторону, снял очки, прошёлся по лбу и лицу платком и водрузил очки обратно на большой мясистый нос.

– Вы утверждаете, что я напал на вас и отобрал картину. Узнать вы меня толком не смогли. Как вы смогли опознать картину, тоже дело тёмное. Может, вы как-то сможете доказать всем присутствующим, что картина ваша? Положим, предоставить какие-нибудь документы?

Оля ударила ладонью по столу.

– При чём здесь документы? – возмутилась Оля. – Это уже совсем другой вопрос. Потерпевший опознал свою картину, и этого достаточно. Я отвожу…

– Нет! – взъерепенился вдруг адвокат. – Я протестую! Никаких отводов! Вопрос задан, подозреваемый имеет на это право! Пусть потерпевший ответит!

Произнеся эту тираду, адвокат вскочил со стула и потряс газетой над головой. Возможно, в нём проснулась адвокатская этика, предписывающая до конца отстаивать честь и достоинство клиента. А может, он просто решил отомстить. За украденное время, за бесплатные полдня, за сорванный алкогольный вечер.

– Документы? – недоумевал Игорь Олегович. – У меня нет документов. Но картина моя. Она уже год стоит у меня в гостиной…

– Да? Может, вы нам расскажете, как и у кого вы её приобрели? Ведь вам подарили её, верно?

– Что за вопросы, Холодов?

Но Мажора уже было не остановить. Пришло время перебивать, понял он, резко и грубо. Это последний шанс – задавить противника, выбить из-под него стул. Другого шанса уже не будет!

– Ну?! Рассказывайте, Игорь Олегович! Кто вам подарил её? При каких обстоятельствах? Принесли домой, на работу, а может быть… в баню?

– Холодов! – воскликнула Оля.

– Нет! – заглушил её мощным воплем адвокат. – Пусть отвечает! Это имеет существенное значение! Почему вы молчите, потерпевший? Может быть, вы её украли?!

– Я ничего не крал…

– Тогда почему вы не можете ответить на такой простейший вопрос?

– Сергей Александрович, – обратилась Оля к адвокату.

– Никаких «Сергеев Александровичей»! Пусть ответит!

Следователь умоляюще посмотрела на Старого. Тот курил уже не в улицу, а в кабинет, пытаясь быстро соображать. Но вариант спасения не шёл к нему на ум, это было видно. И не мог прийти. Какой тут, к чертям, вариант, если по закону он не мог быть участником этого следственного действия, и следователь был самый главный здесь человек.

– Я, – Игорь Олегович, брошенный всеми, потерялся вконец, – мне нужно собраться с мыслями… я…

– Что значит «собраться с мыслями»? Вы и подозреваемый в равных условиях. Отвечайте!

– Тут наличествует определённая ошибка…

– Что?! – не выдержал Старый.

– Я предлагаю объявить небольшой перерыв…

– Какой ещё перерыв? Вы и так у меня отняли вагон времени! Нет оснований для перерыва! Я протестую!

– От ваших воплей у меня уже голова разболелась, Сергей Александрович!

– Голова…

– А вы, Вячеслав Егорович, прекратите курить! Что вы тут все устроили? Почти десять часов вечера… Десять часов…

6

Рапорт он написал сразу же после разговора с начальством. К девяти уже дёрнули на ковёр. Не спавший (ночь марал бумаги в кабинете), затхлый и помятый, он сидел за маленьким столиком, приставленным к огромному столу большого начальника.

– Мне из Следственного комитета в семь утра позвонили! – рычал начальник. – Как вы могли так подвести коллег? Вы, обладающий таким колоссальным опытом оперативной работы? Почему не поработали как следует с потерпевшим? Они что, были знакомы? У вашего Мажорика был какой-то на него компромат? Почему вы не проанализировали всё это? Что помешало?!

Его отчитывали, смешивая с грязью. Дутый специалист, мозги пропиты, и так далее. Прав Павел, прав. Пора идти на покой.

Мутным взором смотрел он в свой стакан. Стакан был на треть наполнен водкой. «Бульбаш» – такое название носило это пойло. Бутылка, подаренная коллегами из Белоруссии, лежала в мусорной корзине горлышком вниз.

Он пил с обеда. Наливал и пил, жевал купленный в буфете бутерброд. Дверь кабинета закрыта изнутри на два оборота. Он один в кабинете, а напротив него, в окне, его Москва, одна из старых советских улиц, улица Дубининская. В детстве он здесь часто гулял с отцом. Конец шестидесятых, из открытых окон – Высоцкий и «Битлз», и они шагают по этой улице рука в руку, пожелтевшие листья устилают им путь, август. Он идёт в полной уверенности, что находится под надёжной защитой и всё всегда будет хорошо. Отец же думает о чём-то своём, неохотно отвечает на его назойливые вопросы. Такая всплыла в его пьяной памяти картинка, Старый увидел себя, восьмилетнего, и живого, молодого отца.

Улица и не поменялась особо. Разве что таджиков ходило по этой улице раз в десять больше, чем в советские годы, разъезжали на крутых тачках всякие мажоры…

…Прошу уволить меня в связи с выходом на пенсию.

Уволят. А Мажор останется.

Ему и думать не хотелось, что там такое было у Мажора на Игоря Олеговича. И почему Игорь Олегович в самый последний момент струсил и отказался от прежних показаний. У богатых свои причуды. Свои сволочные причуды у сволочных людей.

Что за чушь он понёс под конец очной ставки:

– …Возможно, это и не моя картина! Список, так сказать, копия! Увидев её, я разволновался, конечно, подумал, что она моя, а сейчас…

Чем же он тебя так напугал, милый?

Буквально вчера Старый хотел разорвать всю эту компанию поодиночке. Мажора – за то, что крыса и мразь. Игоря Олеговича – потому, что богатый трусоватый ублюдок. Олю хотелось порвать за малодушие и нежелание отстаивать обвинительную позицию. Адвоката – за то, что адвокат. Защитник всякой сволочи не может быть порядочным человеком.

Но сегодня вся злость ушла на задний план. Старый устал. И это последнее дело вымотало его окончательно.

Он закурил, снял с рычагов телефонную трубку и набрал номер брата. Брат не отвечал. Абонент разговаривает, перезвоните, пожалуйста, позже.

И тут Старый понял, что пьян. Голова упала в ладони. Из открытого окна ударил поток воздуха. Сигарета стала тлеть быстрее обычного, обжигая узловатые пальцы.

7

– Я сильно волновалась за тебя. Двенадцать ночи, час, два… Оказывается, я могла тебя не видеть значительно дольше…

Жена обнимала его плечи, целовала крепкую шею.

– Ничего, Таня, – он гладил её по спине, – всё кончилось, это было последнее дело. Через месяц, не больше, мы уже будем в Германии. А перед отъездом мы обязательно должны проставиться твоему брату.

– За наводку?

– За подробную наводку. Если бы он не сказал о любви Игоря Олеговича и Большого Человека из мэрии, о том, как один другому подарил после групповой оргии в бане картину, изменил бы Игорь Олегович свои показания? Вряд ли. А тут… Руководитель крупной столичной радиостанции и патриотического телевизионного канала – гей! Это в какие ворота вообще? Пусть недоказуемо, но какова фактура? Вылези такая информация в Life News, например, что скажут в соответствующих кругах?

– Да, – с улыбкой согласилась жена, – какой ты у меня всё-таки умный…

– Не умней других, детка. Ванна уже набралась? Пойду приму, завтра очень много дел.

Таня послушно кивнула. Верная жена. И в огонь и в воду. По крайней мере, она так говорила. И не было оснований не доверять, если бы не СПА-салоны, пять раз в год поездки за границу, элитное авто и одежда исключительных брендов. Всё, чего можно лишиться в одночасье.

Как бы отреагировала она в случае посадки? Передачки, слёзы, письма? Или поиск принца на белом коне? А может, эмира?

Мажор постарался отогнать паршивые мысли. Жене сказал «спи». Властно сказал, как обычно. Затем отворил дверь в детскую, прошёлся по комнате, остановился у окна и долго смотрел на луну, полную и круглую, как блин.

– Пап!

Мажор обернулся. Его глаза успели привыкнуть к темноте, он посмотрел на сына. Маленький семилетний мальчик, тот полулежал, облокотившись на вмятую в спинку кровати подушку, смотрел на него, часто хлопая ресницами.