В 1964 году Баумы купили дом на Плэзант-стрит в Нэнтаккете, штат Массачусетс. Отчасти это было вызвано тем, что Нат хотел иметь загородный дом, где летом можно было бы расслабиться, а отчасти – тем, что семья лучшей подруги Джой имела дом как раз в этом месте.
Эту роскошь Баумы легко могли себе позволить. По всем показателям они были весьма состоятельной семьей. Нат зарабатывал в «Альфе» восемьдесят тысяч в год, а в шестидесятые он успешно играл на бирже. Эвелин получала неплохой доход с капитала, доставшегося ей от отца.
– Деньги – говорил Нат, – существуют для того, чтобы их тратить.
И они тратили вовсю. Дом, который они купили, был изумительным по красоте зданием восемнадцатого века, и их нисколько не волновало, что придется проводить электричество, все коммуникации, делать новый фундамент и полностью обновлять как внутреннюю, так и наружную отделку.
Два лета Эвелин снимала вдвоем с Джой небольшой домик на соседней Милк-стрит, наблюдая за работами в своем доме. Каждый выходной прилетал из Нью-Йорка Нат, а если рейсы отменялись из-за нелетной погоды, то он ехал на машине до Вудс-хоул, а там садился на паром.
При всех плюсах и минусах, жизнь Эвелин была в точности такой, какой она себе ее представляла, когда в 1946 году выходила замуж. Она уже достаточно пожила, чтобы понять, что любые проблемы носят лишь временный характер и что подлинные столпы, на котором покоится ее существование, – муж и ребенок – всегда будут с ней, чтобы защитить ее или дать ей опору и удовлетворение.
Все шестидесятые она жила в атмосфере счастья, но в семидесятом году, когда Нат заговорил о своем грядущем пятидесятилетии, о продаже «Альфы» и переезде на какой-нибудь остров в Океании, все начало рушиться.
1970 год был годом пятидесятилетнего юбилея Ната Баума. Нат родился двенадцатого июля, и всю предшествующую знаменательной дате неделю Эвелин провела в суете, стараясь изысканностью празднества поразить всех и вся. Она раздобыла омаров, из зелени со своего огорода приготовила к ним зеленый майонез. Она заказала два больших куска жареной говядины и отобрала свежие помидоры, огурцы и салат прямо с грузовиков, которые каждое утро привозили продукцию окрестных фермеров. Она испекла именинный пирог, слоеный с шоколадным кремом; она заказала шампанского и льда; она забила бар виски, джином, водкой, лимонами и упаковками содовой и тоника. Она купила несколько десятков свечей в подсвечниках из цветного стекла, чтобы зажечь их в саду или на веранде – если вдруг пойдет дождь. Она купила почти сотню красных гераней в горшках и букетов астр, маргариток и анютиных глазок, чтобы украсить этот необычный уик-энд.
Всем друзьям в Нэнтаккете она разослала приглашения. Это были пары из Нью-Йорка и Бостона, у которых тоже были здесь летние виллы; она пригласила также местных художников и владельцев галерей; не забыла она и приятелей Ната по яхт-клубу, где он держал судно для рыбалки в море; она пригласила также адвоката и лучшего друга Ната, Виктора Хедлена, и его жену Фрэнсин провести уик-энд в их доме.
Возясь и хлопоча, Эвелин не забывала, что через год у нее с Натом серебряная свадьба. Она думала, как прекрасно, что два летних сезона подряд пройдут под знаком таких чудесных юбилеев. И она уже задавала себе вопрос, каким образом сумеет через год превзойти фантастический праздник, который приготовила для мужа.
Всем, включая Джой, Эвелин велела хранить ее приготовления в тайне от Ната. Нат ничего не должен знать вплоть до субботы, когда начнут прибывать гости. Конечно, застигнуть его врасплох не удастся, думала Эвелин. Ведь он весь год без конца вспоминал о предстоящем юбилее
– Эти полсотни мне как бельмо на глазу, – говорил он. – Старею. Я старею!
– Ты не выглядишь на свои годы, – отвечала Эвелин.
Так оно и было. Его темно-каштановые волосы, густые, как и прежде, и не думали редеть, он носил длинные, по моде, бакенбарды, а одежда, на которую он тратил у Сен-Лорана целое состояние, была самого модного покроя. Никакого живота, никакого лишнего жира. Свои сто пятьдесят пять фунтов веса он нес на костяке своих пятидесяти лет так же легко, как и в молодости. Более того, Эвелин считала, что сейчас Нат стал еще более привлекателен.
– Возраст красит тебя, – говорила она.
– Вот именно– возраст, – подчеркивал он.
– Я не это хотела сказать. Я хочу сказать, что с годами ты становишься лучше.
– Я старею. И избавь меня от банальностей.
– Дорогой, я не хотела…
Разговор повторялся на разные лады много раз на протяжении последних шести месяцев и обычно заканчивался одним и тем же: Нат признавался, что его, конечно, нисколько не удручают годы, он просто шутит.
– Надо полагать, это случается только с лучшими из людей, – говорил он, и оба смеялись.
Одиннадцатого числа, в пятницу, Эвелин отправилась после обеда в аэропорт, чтобы встретить рейс 15.30. Летом Нат всегда рано освобождался по пятницам. На этот раз, как ни странно, самолет «Дельты» прилетел почти вовремя. Эвелин стояла возле металлической ограды, отделявшей пассажирскую зону от взлетной полосы и наблюдала, как пассажиры спускаются по трапу и пересекают небольшое летное поле. Обычно Нат среди первых сходил с самолета: он любил сидеть в носовой части салона. Но на этот раз его не было. Правда, иногда он запаздывал в аэропорт, и тогда ему приходилось довольствоваться креслом в задних рядах.
Новые и новые пассажиры спускались по трапу со своими сумками, атташе-кейсами и теннисными ракетками, и она наблюдала, как наземная служба выгружает из багажного отделения велосипеды, чемоданы и сумки с принадлежностями для гольфа.
Наконец поток пассажиров иссяк, и хотя Эвелин не сомневалась, что вот сейчас на верхней ступеньке трапа появится наконец Нат, но он так и не появился. Вероятно, он опоздал на самолет.
Как странно, думала она, именно в этот уик-энд. Но все же еще оставалась надежда, что его просто задержало какое-нибудь затянувшееся совещание или деловая встреча. Она вернулась домой и спросила Лидию, не звонил ли мистер Баум. Горничная ответила, что нет, не звонил.
Эвелин сама позвонила ему в офис. Ей ответила секретарша, чье имя было Эвелин незнакомо. Нат постоянно менял секретарш, он говорил, что найти хорошую секретаршу невозможно. В результате либо он их увольнял, либо они уходили сами. Нынешняя девочка сказала Эвелин, что мистер Баум в двенадцать часов ушел на обед и с тех пор не возвращался.
– А его портфель еще там? – Нат всегда привозил портфель с бумагами с собой в Нэнтаккет и ни разу не открывал его. Это уже стало семейной шуткой.
– Да, портфель здесь, – подтвердила секретарша.