Креол спустился меньше чем через минуту. Он не стал тратить время на одевание и умывание – просто вылез из постели, разбуженный этим шумом, распахнул окно и сиганул вниз.
Стоя на площади в одном нательном белье, маг окинул огненных великанов быстрым взглядом. Триста тридцать три колесницы, триста тридцать три коня, триста тридцать три возничих. Креолу не требовалось их пересчитывать – он прекрасно знал, сколько ифритов состоит в Правом Крыле Огня.
– Ты их командир? – обратился маг к самому рослому, смотрящего на него с нескрываемой злобой.
– Да, смертный, это я и есть! – проревел огромный ифрит. – Я сардар Правого Крыла Огня, Гази Мунтасир ибн Ваджих ал-Джаффа! А ты – смертный чародей Креол, наш новый хозяин и повелитель! Великий Хан отдал нас тебе в подчинение, и мы будем верно служить тебе, покуда ты не сдохнешь, как собака, коей и являешься!
Креол расхохотался. Он не почувствовал ни малейшего гнева – пусть глупый джинн ярится сколько пожелает. Ифриты всегда бранятся и кричат – таков уж их пламенный темперамент. Однако на поле брани равных им мало – а большего Креол от них и не требовал.
– Будете жить за городом, – распорядился маг. – Я прикажу выстроить вам бараки, а пока…
– Прикажешь выстроить?! – взревел Гази Мунтасир. – Глупец! Может быть, я и не могу возвести дворец за одну ночь, как иные мариды, но уж жилище-то мы себе обеспечим без жалкой помощи смертных! Укажи место для наших шатров и вели прислать триста тридцать три мешка каменного угля и триста тридцать три древесного – наши кони проголодались! Все остальное мы обеспечим себе сами!
Через трое суток на окраине Иххария уже возвышалась ифритская слобода. Три сотни джиннов Огня поставили себе богатые шатры и день-деньской пировали, создавая яства и вина прямо из воздуха, распевая застольные песни и оглушительно гогоча. Люди к этому стойбищу даже не приближались – оттуда веяло жгучим суховеем, кверху постоянно взметались языки пламени, да и сами ифриты могли отпугнуть кого угодно.
Их навещали только Креол и Хобокен – досконально выясняли боеспособность новых солдат, расспрашивали об оружии, о тактике. Железный Маршал имел с Гази Мунтасиром долгую беседу, по окончании которой ифрит почтительно поклонился «человечьему каиду» и пригласил заходить в любое время – для него всегда будет накрыт дастархан.
А через несколько дней в ифритскую слободу явился Хубаксис. Он долгое время собирался с духом, чтобы навестить своих собратьев-джиннов, и наконец вошел в шатер сардара Правого Крыла Огня. Его сразу поразило великолепие и пышность обстановки – кругом золото и самоцветы, шелка и бархат, благовонные ароматы и дивная музыка. Лишь в углу стоит простой медный кувшин – джиннова спальня.
Гази Мунтасир ибн Ваджих ал-Джаффа восседал на мягком ковре за низеньким столиком, уставленным кушаньями. Он еще не приступил к еде – тазик с водой оставался нетронутым. При виде незваного гостя ифрит издал негромкий смешок и произнес:
– День каждый услаждай вином – нет, каждый час: ведь может лишь оно мудрее сделать нас.
– Вино я люблю, – пробасил Хубаксис.
– Тогда садись и омой руки, – пододвинул ему тазик Гази Мунтасир. – В другое время я бы, пожалуй, убил тебя за то, что ты вошел ко мне в шатер без разрешения, но сейчас я трапезничаю, а в это время я мягок и ласков, как арык с чистой водой.
Омыв руки и дождавшись, пока их омоет Хубаксис, ифрит разломил душистую лепешку и протянул половину гостю.
– Бисмиллахи ар-рахмани ар-рахим, – благочестиво произнес Гази Мунтасир. – Хорош ли сотворенный мною хлеб?
– Хорош, – коротко ответил Хубаксис, дуя на свой кусок – тот был так жарок, словно мигом ранее лежал в раскаленной печи.
Гази Мунтасир неодобрительно крякнул. Традиции джиннов воспрещают дуть на горячую пищу – та должна остывать сама. Ифриты же и вовсе едят все раскаленным и терпеть не могут ничего холодного.
Впрочем, Хубаксис вообще мало знал о нынешних обычаях Кафа. Он ел обеими руками, воду пил прямо из бурдюка и поминутно прикладывался к бутыли с вином, совсем игнорируя молоко и мед.
Сам Гази Мунтасир, будучи рьяным приверженцем традиций, все делал строго по канону. Первое блюдо он запил простой водой, тем самым выразив восприятие явлений с помощью разума и восхвалив науки. Второе блюдо он запил молоком, выразив восприятие с помощью воображения и восхвалив искусства. Третье блюдо он запил медом, выразив восприятие с помощью мудрости и восхвалив пророков. Четвертое же блюдо он запил вином, выразив восприятие с помощью озарения и восхвалив Аллаха.
Так он воздал должное всем видам познания – от низшего до высшего.
– Аль-хамду ли-ллахи ал-лази атамана ва сакана ва джаалана муслимин, – произнес Гази Мунтасир, утерев губы шелковым платком. – Говори теперь, отчего ты вошел ко мне в шатер, презренный марид.
– Я пришел, чтобы бросить тебе вызов за право командования Правым Крылом Огня! – отчеканил Хубаксис.
Вчера он полдня стоял перед зеркалом и тренировался произносить эту фразу. А до этого – битых трое суток упрашивал хозяина поручить ему командование. Креол в конце концов озверел так, что пригрозил запереть Хубаксиса в посох до скончания века.
Тогда молодой марид явился в ифритскую слободу сам. Явился и без страха вошел в шатер сардара.
Гази Мунтасир шевельнул остроконечными ушами, словно не уверенный, в самом ли деле он услышал столь дерзкие слова, или же ему почудилось.
– Повтори-ка, что ты сказал, – попросил он.
– Я пришел, чтобы бросить тебе вызов за право командования Правым Крылом Огня! – с готовностью повторил Хубаксис.
Гази Мунтасир воззрился на него, удивленно моргнул, а потом бешено расхохотался.
– Ты?! Марид?! – хлопнул себя по коленке он. – Презренный раб смертного?! Брах-ха-ха-ха-ха-ха– ха-ха-ха-а-а!.. Ты делаешь меня веселым, очень веселым!
– Я бросаю тебе вызов!.. – взвизгнул Хубаксис, вырастая вчетверо против нормального роста. – Прими его, если ты не трус!
– Не будь глупцом, – холодно произнес Гази Мунтасир. – Взгляни, кому бросаешь вызов – по мне сразу видно, что я знатнейший из знатных. У меня большая голова, выдающийся нос, полные губы, остроконечные уши, широкие плечи и длинные пальцы – налицо все признаки знатного происхождения.
Хубаксис взглянул на ифрита – тот и в самом деле сочетал в себе все эти признаки. Видимо, он действительно знаменитый джинн, раз так превосходно выглядит.
– А теперь посмотри на себя, одноглазый! – повысил голос Гази Мунтасир. – Ты урод из уродов, непристойного вида чудище, грязная пена на облике всех джиннов! Клянусь бородой Пророка, ты похож на ал-Масиха ал-Даджжала – только «кафа» на лбу и не хватает!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});