Милюкову, изображённому на карикатуре, глаза режет правда и Павел Николаевич всячески от нее отнекивается.
Закончилось для всех троих одинаково печально, как впрочем и предсказуемо — цензоры применили физическую силу под улюлюканье толпы из «кружка», в котором стояли горе-читатели. Но газеты они таки забрали и присвоили себе.
— На воре шапка горит, — истошно верещал старик, заподозривший нечистоплотность Милюкова. — Павла Англичановича прикрывают стало быть!
Протопопов не стал наблюдать за тем, как разворачивались события и пошёл дальше, кивком показав своим телохранителям, чтобы те следовали за ним. Мало ли придет в голову Федьки и остальным удальцам вмешаться из-за повышенного чувства справедливости. В этот момент Протопопов совершено случайно наткнулся на листовку, лежащую на снегу у самых его ног.
Поднял.
Отряхнул.
Вчитался.
Бумага листовки не успела испортиться, а значит бросили ее здесь совсем недавно.
И отпечатано листовка была судя по всему всего несколько часов назад, еще свежей краской пахнет.
«Не верьте клевете и слухам! Государственная Дума IV созыва собирается раньше положенного времени и открывает сессию 16 января! Милюков П.Н. даст исчерпывающее и всеобъемлющее объяснение происходящему с думской трибуны. Выступление Милюкова П.Н. будет растиражировано в прессе, чтобы каждый мог с ним ознакомиться»
И подпись — члены Прогрессивного блока, число сегодняшнее.
Протопопов дочитав сиё послание воткнул его в ближайший сугроб, чтобы любой другой человек мог взять листовку и точно также ознакомиться. Хотя и без того, Александр Дмитриевич увидел, что подобные листовки разбросаны по улицам Петрограда и многие горожане держат их в руках и ознакамливаются с содержимым. Потом вовсе приметил невзрачного молодого человека, который эти листовки незаметно так разбрасывал, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Очередная попытка Прогрессивного блока отыграться и вернуть потерянные политические очки.
А меж тем действия цензоров, решительные, но совершенно незаконные, продолжали будоражить толпу. На подмогу к тем троим пришли другие цензоры, начав натурально грабить газетный киоск. Люди не понимали, отчего цензура забирает газеты и такое поведение цензоров пробудило ещё больший интерес горожан к конфискуемой прессе. Они хватали газеты, пытались не отдавать уже купленную прессу и поскорее прочитать — что же такого от них скрывают и чего им не положено знать в столь непростое время. И запретным плодом раз за разом и в разных изданиях оказывались статьи, обличающие деятельность членов Прогрессивного блока — земельные, денежные и прочие аферы, в которых обвиняли депутатов, уличая их едва не во всех существующих смертных грехах…
На листочки распространённые блоком никто не обращал внимание, по крайней мере пока, а если и обращал то сразу отбрасывал за ненадобностью, не находя в них ничего интересного и занимательного. Листовки рвали, топтали, выбрасывали…
Кульминацией возмущений стало то, что люди наконец заметили, что единственная газета вещавшая на политическую повестку, но ничего не пишущая о скандале с террористами, оказалась не конфискована.
Речь шла о «Русской воли».
Люди заметившие эту несправедливость возмущались.
Когда Протопопов уходил с места описываемых событий некоторые особо ушлые горожане начали громить газетный киоск. Продавцов прессы уже как ветром сдуло с улиц. Кому же захочется получать тумаков?
Возмущения петроградцев были искренними, единичными и неорганизованными и таких горе-активистов тут же арестовывали, подоспевшая на место полиция, как под заказ…
Когда господин Протопопов возвращался на Набережную реки Фонтанка, по Петрограду уже катилась волна народного возмущения. Люди выходили на улицу — кто-то чтобы разобраться в происходящем, а кто-то просто пошуметь от скуки и найти себе хоть какое-то развлечение. Народ обвинял Прогрессивный блок во всех смертных грехах. И, пожалуй, впервые за несколько месяцев радикалы не имели никакого отношения к происходящему. Они попросту оказались к этому не готовы и не могли обуздать вдруг вспыхнувший народный гнев с пользой для себя.
В министерство Протопопов вернулся к полудню, сделав внушительный крюк по Петрограду. Там ему доложили, что вчерашний приказ выполнен и преступник, покусившийся на жизнь министра, задержан.
— Приведите его сюда, — распорядился Александр Дмитриевич, потирая руки.
Через минут десять, когда Протопопов уже успел заварить горячий чай, чтобы согреться, в кабинет к министру завели молодого человека лет двадцати пяти от силы. Сыщики сработали крайне оперативно — Протопопов сразу вспомнил рожу бандита, одного из трёх грабивших меньшевика Чхеидзе в темном переулке.
Министр приказал развязать бандиту руки и оставить их в кабинете наедине. Сыщики поколебались, но Александр Дмитриевич был непоколебим.
— Присаживайся, — Протопопов подвинул к бандиту чашку чая. — Угощайся и чувствуй себя как дома.
Преступником оказался небезызвестный член столичной банды Чугуна, свирепой и одной из самых жестоких преступных группировок, которая начнем греметь сразу после революции. Сейчас банда только набирала ход и приобретала почерк, а их основатель и бессменный лидер Чугун — Ванька Кузнецов, начал свою преступную поступь после дезертирства из рядов армии. Кстати, его братец легендарный в воровской среде Яшка Кошелёк ещё не начал своё дело вовсе, только через пару лет Яшка прогремит со своей выходкой, когда отберёт машину у лидера мирового пролетариата Владимира Ленина.
Так вот преступник, которого завели в кабинет Протопопова, был рецидивист и член банды «первого набора» — Федька Каланча.
Каланча хмыкнул, сел напротив Протопопова, перекинув нога на ногу и достал самокрутку. К чаю он не притронулся — западло пить с фараоном.
Федька прикурил и уже сделал первую затяжку, когда Протопопов выхватил сигарету из его рта и поломал.
Федька насмешливо поднял руки — понял, в кабинете у министра не курим.
Александр Дмитриевич долго высматривал глаза Каланчи, чтобы посмотреть в них, но глаза Федька бегали и не задерживались по долгу в одном месте. Тот ещё жучара. А когда их взгляды, наконец встретились, Федька игриво подмигнул Протопопову.
— Че зенки вылупил?
Настал момент сделать банде одно любопытное предложение.
Они долго говорили.
Вернее поначалу говорил в основном Протопопов, а рецидивист Федька Каланча только слушал. Но потом бандит быстро врубился что к чему и подстроился под обстоятельства. Когда Федька понял, что Протопопов его сюда для дела позвал, то сразу изменился в ту же минуту — подобрался весь, сразу посерьёзнел. Глаза бегать перестали, дебильная улыбочка исчезла. И раз, как бы так между прочим, чай пить стал.
Разговаривали около часа, а потом Федька Каланча первым протянул Протопопову руку и пожал крепко.
Зашедшим за Каланчой сыщикам, Александр Дмитриевич велел отпустить бандита восвояси. Все объявления с Федьки были сняты лично министром внутренних дел.
Следом в кабинет министра по вызову явился другой любопытный человечек. Никаким крупным начальником, руководителем или что-то вроде того, этот человек не был отродясь, как и не был он рецидивистом.