Брай продолжает неуверенно идти, но теперь ее взгляд замечает все маленькие надгробия. Они возникают справа и слева, требуя ее внимания. «Посмотри сюда! Взгляни на нас!» — зовут они тоненькими голосами. Но она не может. Брай снова пускается бегом через лес и вниз по Невилл-роуд, поворачивает на Сейнтс-роуд. Она старается не смотреть, но не может хотя бы мельком не взглянуть на дом Чемберленов. Шторы по-прежнему задернуты, на крыльце лежит букетик роз из сада Джейн. Они красивые, но воспринимаются как знак того, что худшее еще впереди.
29 июля 2019 года
Элизабет выясняет, что сегодня утро понедельника, когда анестезиолог и консультирующий врач мистер Браунли сообщают ей и Джеку, что они «удовлетворены»: воспаление мозга Клемми понемногу проходит.
— Значит, вы довольны прогрессом? — спрашивает Джек, подавшись вперед в кресле. Он говорит на том языке, которым пользовался много раз: на языке родительских собраний, диктантов и занятий фортепиано.
Элизабет кажется странным, что те же самые слова используются, когда речь идет о воспаленном мозге ее ребенка, но она присоединяется к разговору, потому что хочет знать. Они, то есть Клемми, «хорошо справляются»?
— Мы пока не можем сказать, насколько мозг Клемми поражен энцефалитом. Но мы оба удовлетворены тем, что она готова перейти к следующему этапу: мы считаем, что ее можно выводить из комы.
Опять это слово, «удовлетворены». Они пожимают друг другу руки, а Элизабет молча умоляет мистера Браунли или анестезиолога сказать что-нибудь обнадеживающее, хоть что-то, что поможет им с Джеком продержаться в предстоящие долгие часы. Увы, ни один из них ничего подобного не говорит; они лишь кивают и формально улыбаются, а затем расходятся в разные стороны.
Элизабет и Джек остаются наедине. Джек кладет теплую ладонь на колено Элизабет:
— Это хорошие новости, любимая, чертовски хорошие новости.
Джеку хочется снова затянуть песню о том, как все будет хорошо, но на этот раз Элизабет подпевать не будет.
Она похлопывает его по руке, словно он собачонка, на которую у нее сейчас нет времени.
— Я возвращаюсь к ней.
Она встает, но Джек тянет ее назад.
— Милая, может, возьмешь такси и съездишь ненадолго домой?
Глаза у него красные, воспаленные.
— Ты же сказал, что мальчики в порядке и у твоих родителей все под контролем.
— Да-да, все так, но они все равно беспокоятся и так скучают по тебе.
Элизабет накрывает ладонью руку Джека, несколько секунд успокаивающе пожимает ее, а затем отпускает.
— Пожалуйста, Джек, не заставляй меня чувствовать себя виноватой. Я не справлюсь, если ты будешь заставлять меня испытывать чувство вины.
— Я и не собирался, Элизабет, я просто очень волнуюсь за тебя.
— Да, но, если я съезжу домой, ничего не изменится, — она открывает дверь в коридор, который приведет ее к дочери. — Я никуда не поеду. Ты поезжай, повидайся с мальчиками, передай, что я потом позвоню им по фейстайму и что я очень сильно их люблю. И не проси меня больше оставить ее.
Элизабет придвигает стул поближе к Клемми. Ее дочь все еще потеряна, заперта внутри себя. Другие люди — медсестры, анестезиолог, кто-то еще, — приходят и уходят, но Элизабет остается на месте, держа Клемми за ручку, маленькую и безвольную. Иногда она наклоняется вперед и опирается лбом о руку, иногда ее голова заваливается назад. Так проходит несколько часов. Она почти ни о чем не думает; в голове пустота, заполненная белым шумом. Проходит еще несколько часов. Ее сердце бьется в одном ритме с попискиванием аппаратов, поддерживающих жизнь ее дочери. Не-пре-кра-щай, не-пре-кра-щай.
Сначала чуть шевелится ступня Клемми — это первое, что замечает Элизабет. До того, как это произошло, Элизабет не замечала, как тихо было в комнате до этого еле заметного движения под простынями. Оно повторяется снова и снова. Как будто сквозь нее пропускают электрический ток, Элизабет резко выпрямляется и обеими руками сжимает руку Клемми. «Ай, мама, слишком сильно!» — она представляет, как жалуется Клемми.
— Еще разок, куколка, прошу тебя, пошевелись еще раз, дорогая, — шепчет Элизабет.
На этот раз шевелятся обе ноги, будто ей щекочут пятки.
Элизабет целует ей ручку, затем нажимает на кнопку вызова персонала, потом снова целует дочери ручку и шепчет: «Спасибо, спасибо, спасибо», — сама не зная, к кому обращается.
Приходит медсестра, потом незнакомый Элизабет врач. Еще анализы, еще проверки. Клемми начинает двигать ногами. Затем взмахивает руками, как испуганная птица, которая хочет взлететь. Кто-то, видимо, позвонил Джеку, потому что он снова здесь. Он сидит на стуле, а Элизабет в углу на полу, уперев локти в колени и прижав ладони к глазам. Она слишком сильно дрожит, чтобы сидеть рядом с Клемми. Все ее тело вибрирует от высвобожденной любви, которую она едва не утратила. Она чувствует себя так, словно родила Клемми во второй раз, словно, несмотря на кровь и страдания, они опять подарили друг другу жизнь.
Джек плачет, сидя рядом с Клемми, и медсестра просит его прекратить: шутит, что ей вовсе не хочется снова менять постельное белье. Внезапно комната Клемми наполняется смехом. Все происходит постепенно, но очень быстро. Под одобрительные возгласы девочка поворачивает шею, оживают ее рот и губы. Как будто после долгой зимы наконец наступает долгожданная оттепель.
Когда Клемми начинает двигать головой, Элизабет снова берет ее за руку, а Джек встает позади нее. Клемми начинает постанывать, и Джек говорит:
— Она очень не любит, когда ее будят.
Элизабет не нужно оборачиваться, чтобы понять, что он улыбается медсестре, а та улыбается в ответ:
— Никто не любит.
Затем — невероятно! — Клемми поднимает руку, не ту, что держит Элизабет, и трет глаза. Она снова стонет, и Элизабет видит внутри, под веками, легкое трепыхание жизни. Джек с медсестрой подходят ближе, медсестра нажимает на кнопку. Элизабет не отрывает от Клемми глаз. Не дышит, старается передать дочери через прикосновение всю свою любовь и энергию. Веки Клемми дрожат; еще один стон, и Элизабет ощущает то, чего так ждала. Клемми сжимает ее руку. Вся жизнь Элизабет сосредоточена в этом пожатии. Дрожь под веками перерастает в волны, и вот Клемми уже моргает, крутит головой на подушке, и Элизабет слышит сквозь слезы собственный голос: «Клемми, куколка,