Дафне казалось, что вокруг бушует метель. Сначала вроде бы весело и забавно, зимняя сказка и все такое, и думаешь — поскольку снег мягкий, он неопасный. А потом понимаешь, что тропы уже не видно, и темнеет, и снег закрывает небо…
Тут одна большая птица чисто случайно приземлилась Дафне на голову и, пытаясь удержаться, вцепилась в волосы когтями, похожими на стариковские пальцы. Дафна закричала на птицу и умудрилась спихнуть ее. Но птицы все валились кучами вокруг, толкаясь и щелкая клювами. В вонючей и шумной круговерти из перьев Дафна соображала с трудом, но, кажется, птицы не собирались на нее нападать. Они просто хотели быть там же, где она, — все равно где.
Да, а запах! Ничто так не воняет, как стая птиц-дедушек в непосредственной близости. Помимо обычной птичьей вони — сухого костяного запаха перьев — у птиц-дедушек ужасно разит из клювов, как ни у одного другого живого существа. Волны этого смрада били по коже, словно шершавые щетки. И все птицы беспрестанно щелкали клювами — каждая пыталась перещелкать другую, так что Дафна едва не пропустила спасительный крик.
— Покажи нам панталончики! Раньше был я выпивоха, а теперь я пахну плохо![12]
Птицы запаниковали. Они терпеть не могли попугая, так же как он их. А когда птица-дедушка хочет убраться подальше, она непременно оставит на месте все ненужное для полета.
Дафна скорчилась и закрыла голову руками отхлынувшего града костей и погадок из рыбы. Наверное, хуже всего был шум, но если вдуматься, в этой ситуации все было хуже всего.
Вдруг мимо Дафны метнулась смугло-золотистая фигура, держащая по кокосу в каждой руке. Фигура шаталась, пинками расчищая себе путь среди паникующих птиц, пока не достигла каменной чаши. Чаша была полна птиц-дедушек — со стороны это напоминало цветы в вазе. Человек поднял кокосы высоко® воздух и резким движением разбил их друг о друга.
Наружу хлынуло пиво, и его аромат разнесся по воздуху. Клювы птиц немедленно обратились в сторону чаши, стремясь к пиву, как стрелки компаса — к северу. Про Дафну тут же забыли.
— Лучше бы я умерла, — сказала она в пространство, выпутывая кости из волос. — Нет, лучшебы я оказалась в хорошей горячей ванне с мылом и полотенцами. А потом бы оказалась еще в одной ванне, потому что, уж поверьте, такую голову с одного раза не отмыть. А уже потом лучше бы я умерла. Я думаю, это самое плохое, что со мной в жизни слу… — Она умолкла, потому что с ней случилось то, что было гораздо хуже, и, сколько ни живи, всегда будет хуже… И закончила
— Вторая самая плохая вещь, которая со мной в жизни случилась.
Мау сел на корточки рядом с ней.
— Мужская деревня, — сказал он, ухмыляясь.
— Да уж, похоже, — отрезала Дафна. Она уставилась на Мау. — Откуда ты взялся?
Мау нахмурился, и она поняла, что он ее не понял. Они уже более или менее нашли общий язык благодаря Пилу и Кале, но в основном для обычных повседневных вещей. А «откуда ты взялся?» было слишком сложно, потому что эти слова задавали совсем не тот вопрос, который вроде бы лежал на поверхности. Дафна видела, как Мау пытается ее понять.
— Э… Я взялся от своей матери и от своего отца… — начал он, но Дафна была уже готова к этому.
— Я хотела спросить, как ты здесь оказался! — громко перебила она.
Пока он думал, раздалось несколько приглушенных ударов. Это падали птицы-дедушки, словно пожилые дамы, перебравшие хереса на Рождество. Уж не отравились ли они пивом, подумала Дафна, ведь никто из них даже не пытался спеть песню. Но вряд ли. Как-то раз у нее на глазах птица-дедушка съела целого дохлого краба, пролежавшего на солнце несколько дней. Кроме того, клювы лежащих птиц подергивались, тихо, довольно пощелкивая. На место упавших птиц заступали их жаждущие товарищи.
— Девочка сказала, что ты что-то говорила про камень, — объяснил Мау. — А потом она заставила меня съесть миску мяса. Очень настаивала. А потом я пришел сюда так быстро, как только мог, и она за мной не поспела.
Он показал рукой. Блайби шла вверх по склону — очень осторожно, стараясь не наступать на храпящих птиц.
— Она сказала, что ты ей велела за мной присматривать.
Они сели и стали ждать, стараясь не смотреть друг на друга. Потом Мау произнес:
— Понимаешь, это так устроено: птицы пьют пиво, а дух пива поднимается вверх, к Дедушкам. Так говорили жрецы.
Дафна кивнула.
— У нас дома для этого используют хлеб и вино, — сказала она и подумала: «Ох, тут лучше не вдаваться в подробности. В этих местах знают, что такое каннибализм. Как бы не вышло… ненужной путаницы».
— Но я думаю, что это неправда, — сказал Мау.
Дафна кивнула и подумала еще немного.
— Может быть, некоторые вещи — правда, но в каком-то особенном смысле?
— Нет. Люди так говорят, когда хотят поверить в ложь, — отрезал Мау. — И обычно верят.
Воцарилась еще одна пауза. Ее заполнил попугай. Поскольку его смертельные враги были парализованы демонским питьем, он спикировал на них и принялся старательно снимать с них панталоны, то есть аккуратно, без устали ощипывать белые перышки с ног, одно за другим. При этом он издавал радостные, но, к счастью, приглушенные попугайские вопли.
— Они очень… розовые, — сказала Дафна, обрадовавшись, что подвернулась невинная тема для разговора. Относительно невинная.
Немного спустя Мау спросил:
— Ты помнишь, как мы… бежали?
— Да. Не совсем. Я помню рыбок.
— Серебряных? Длинных и тонких?
— Да, как угри! — воскликнула Дафна. Ветерок гнал перья по долине, сбивая в комки.
— Значит, это на самом деле было?
— Наверно.
— Я хотел спросить, что это было — сон или явь?
— Миссис Бурбур говорит, что да, — ответила Дафна.
— А кто… кто такая миссис Бурбур?
— Та очень старая женщина, — объяснила Дафна.
— Ты говоришь про Мар-Исгалу-Егисагу-Гол?
— Да, наверное.
— А на что именно она говорит «да»?
— На твой вопрос. Думаю, она имеет в виду, что это неправильный вопрос. Слушай, Локаха с тобой правда разговаривает?
— Да!
— На самом деле?
— Да!
— В голове? Как сон?
— Да, но я могу отличить, где сон, а где нет! — сказал Мау.
— Это хорошо, потому что со мной разговаривают Бабушки.
— Кто такие Бабушки?
Пока Дафна объясняла, а Мау старался понять, Блайби (если ее на самом деле так звали) дошла до них и уселась у их ног, играя перьями птиц-дедушек.
Мау подобрал перо и стал вертеть в пальцах.
— Значит, они не любят воинов.
— Они не любят, когда людей убивают. И ты не любишь.
— Ты знаешь про охотников за черепами? — спросил Мау, смахивая перышко с лица.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});