Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В один из жарких июльских дней враги вошли в посёлок Краснодон. Они расползлись по улицам; самодовольные, громкие — со своими всегдашними выкриками и грубым хохотом; они бегали туда-сюда, заваливались в дома, кое-где останавливались, но в основном занимались грабежом; так как в их разумении посёлок Краснодон с его неуютными, большими и тёмными домами не слишком подходил для остановки всякого важного немецкого офицерья.
Но на улицах появились надписи весьма похожие на надписи в городе Краснодоне: то есть — страшные угрозы мирному населению за самые незначительные проступки, а также явиться на регистрацию туда то и туда то, ну и конечно — сдать оружие. За невыполнение последнего грозили расстрелом. Ходили по домам с обыском.
Обычно заходили два-три немецких солдата, а вместе с ними — два-три полицая; которые поступали в услужение к фашистам либо из местных, поселковых — и были неплохо всем знакомы, потому что в посёлке вообще проживало не так уж много людей, либо же прибывали из района.
Зашли и в дом к Сумским.
Колина сестра Люда подошла к своему брату, который сидел за столом, возле окна, и смотрел перед собой, но, казалось, ничего не видел. И все эти первые дни оккупации он практически не выходил из дома, и был очень мрачен; с ним невозможно было говорить — на все вопросы он отвечал односложно.
Из соседней горницы раздались звуки передвигаемой полицаями мебели, и их ругань. Люда видела, как сжались кулаки его брата, и она шепнула:
— Ты только сейчас не делай ничего против них, ладно?
Коля побледнел больше прежнего, и медленно проговорил:
— Если сейчас не бороться против этих, — он замолчал не в силах подобрать слов, в полной мере отражающих всё его презрение к оккупантам и их пособникам.
А затем Коля стремительно, со вдруг вспыхнувшим в нём чувством, проговорил:
— Если не бороться с ними, то вообще зачем жить?!
В это дверь в Колину комнатку распахнулась, и туда, окружённые самогонной вонью, вошли, матерясь, полицаи. Карманы их грязных рубашек были оттопырены, так как они уже успели присвоить кое-что из того немногочисленного имущества Сумских, которое ещё оставалось после визита в их дом немцев.
И, увидев Колю, полицаи засмеялись, а один из них, грубо-развязным голосом заорал очень громко:
— Ну чего сел?! Встать! Встать я сказал!!
И тогда, видя, что Коля сейчас может броситься на этого полицая, Люда зашептала ему:
— Коленька, пожалуйста, я очень тебя прошу — ради и мамы…
Коля медленно поднялся; а полицай, всё матерясь, вскрикивал:
— Ну чего ты, а?! Кто такой, а?! Говори — ты комсомолец?! А?! Отвечай живо, когда тебя спрашиваю…
Остальные полицаи, пересмеиваясь, начали шуровать по Колиной комнате — обыскивая её, и забирая те вещи, которые им приглянулись.
Тогда Люся ответила по возможности мягко:
— Нет, он не комсомолец.
— А ты чего лезешь?! Я тебя спрашивал?! Ну, отвечай, я тебя спрашивал?! — страшным голосом, выпучив глаза, заорал полицай.
И тогда Коля Сумской вымолвил тихим голосом:
— Не кричи на мою сестру.
И этот полицай больше не кричал ни на Люду, ни на Колю. Он просто взглянул в глаза этого юноши, и понял, что в следующее мгновенье юноша убьёт его. Это было полицаю также ясно, как и то, что его полицаев господин — это германский фюрер.
И полицай испугался, потому что он вообще очень боялся смерти. Он отвернулся от Коли и Люды Сумских, и прохрипел на своих помощников:
— Побыстрее тут всё обыскивайте, и пошли…
Через несколько минут, вполне довольные свои очередным грабежом, полицаи покинули дом Сумских.
Тогда Коля сказал своей сестре:
— Я пойду…
Люда ничего не стала у него расспрашивать, но по глазам своего брата поняла, что ему невмоготу сидеть дома, что он жаждет бороться.
И она сказала ему:
— Ты только осторожней будь. Ради нас с мамой. Пожалуйста. И к вечеру возвращайся.
Коля Сумской ничего не ответил, но стремительно вышел на улицу.
* * *Состояние Коли было особенно мрачным потому, что он ещё не знал, как он сможет организовать эту борьбу с оккупантами. В голове его страстными вихрями проносились мысли о том, что надо расклеивать агитационные листовки, собирать оружие, но все эти мысли ещё оставались.
По улочке своего родного посёлка Краснодон стремительно шёл Коля Сумской…
Он очень хотел встретить кого-нибудь из своих друзей, а больше всего — Лиду Андросову. Но Лиде он хотел сказать уже о готовом плане действий; о том, как совершенно точно нужно бороться с врагом…
А иначе, без этого сложившегося плана, и идти к ней было стыдно… Стыдно?.. Коля Сумской остановился прямо посредине улицы, и ему совершенно плевать было на то, что его фигура могла показаться подозрительной тем многочисленным немцам и полицаям, которые обосновались в посёлке.
И хотя Лиды сейчас не было поблизости, Коля так ясно, будто она прямо перед ним стояла, увидел её удивительные, всёпрощающие, смотрящие в вечность очи, и подумал, с тёплым чувством успокоения, которое так необходимо было, после пережитых им страстных чувств.
Раздался голос:
— Эй!
Коля сжал кулаки и резко обернулся. Он ожидал, что увидит полицая; и не знал, сможет ли сдержаться и простить этого пьяного предателя за то, что он нарушил ход его воспоминаний о Лидии.
Но он увидел не пьяного полицая, не предателя, а отличного парня, одного из своих школьных товарищей — Александра Шищенко.
— Ну, здравствуй! Здравствуй! — сказал Коля, и протянул Саше руку.
Но от Колиного внимания не ускользнуло то, что, прежде чем пожать ему руку, Саша вытер ладонь о свои уже весьма грязные штаны. Оказывается, к его рукам прилипли комочки земли.
— Ты копал что-нибудь? — спросил, пожав ладонь товарища, Коля.
— Ага, — кивнул Саша, и быстро оглянулся — не видно ли кого поблизости.
Примерно в тридцати шагах от них стоял возле калитки полицай, и громко разговаривал с хозяевами того дома — чего-то от них требовал. И хотя этот, занятый руганью полицая едва ли смог бы их услышать, всё же Саша шепнул:
— Здесь я тебе ничего не могу сказать. Опасно.
Коля Сумской очень был заинтригован этими словами. Ведь это значило, что Саша Шищенко владел какой-то информацией, которая могла очень не понравиться врагам, а раз так, то Сумской, который врагов страстно ненавидел, очень хотел к этой информации приобщиться.
И вот они прошли во двор к Шищенко. Это был совсем крохотный, но окружённый высоким забором, и от того тенистый дворик, где прежде надо было передвигаться с чрезвычайной тщательностью, чтобы не наступить на какой-нибудь из многочисленных, рассаженных на тесно сгрудившихся грядках злаков. Теперь, что вполне естественно, грядки были совершенно разорены, а злаки исчезли в глотках оккупантов.
Но всё же, несмотря на царивший на участке сильный беспорядок, Сумской обратил внимание на большую груду земли, которая возвышалась сбоку от дома Шищенко.
— Что копали то? — шепнул Сумской.
Саша пытливо взглянул в Колины глаза, и практически сразу сказал:
— Ну, ладно. Ты как раз один из тех товарищей, которым можно совершенно доверять. Это мы под полом в нашем доме потайную яму копали. То есть, сверху, вроде, доски и доски, а потянешь их в нужном месте, и откроется эта яма.
— А зачем вы эту яму копали? — спросил Коля, очень надеясь, что Саша скажет, что для оружия, которое он нашёл в степи на местах боёв.
Но Саша ответил вопросом на вопрос:
— А вот ты моего старшего брата Мишу помнишь?
— Как же, как же. Ему уже двадцать пять лет исполнилось. По сравнению с нами — настоящий старик. Он участвовал в войне с белофиннами в 38-ом году. Правильно?
— Ага, — и Саша продолжил. — А в 40-ом демобилизовался, и приехал в наш посёлок. Сначала работал помощником начальника шахты № 1–5, а потом его избирают секретарем комитета комсомола шахты и членом бюро Краснодонского райкома комсомола.
— Всё это замечательно. Но почему ты спрашиваешь о своём старшем брате? Ведь, насколько мне известно, он ушёл вместе с нашими войсками.
— Нет, он здесь, — насторожённо прошептал Саша.
— Вот так новость! Выходит ему, так же как и многим иным нашим беженцам немцы дорогу перекрыли.
— И опять ты не прав, Коля. Дело в том, что Михаил по заданию райкома комсомола остался у нас для подпольной работы.
— У-ух! — присвистнул от восторга Коля, и тут же просиял. — Вот это действительно замечательная новость.
Он порывисто пожал Сашину руку, и спросил:
— Ну что — познакомишь нас?
— Пойдём, — кивнул Саша.
* * *И вот они вошли в дом. В первой, крохотной горнице, сидела за столом, занимаясь шитьём, пожилая женщина — мать Шищенко. Она испуганно взглянула на вошедших, но признав в спутнике его сына Сумского, улыбнулась ему и сказала:
- Потерянный рай. НКВД против гестапо - Анатолий Шалагин - Историческая проза
- Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле - Сергей Львов - Историческая проза
- Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Олег Рязанский - Алексей Хлуденёв - Историческая проза
- Двор Карла IV (сборник) - Бенито Гальдос - Историческая проза