Читать интересную книгу Мужество в наследство - Александр Абрамов

Рация работала без умолку. О Пологове запрашивали командиры корпуса и дивизии, беспрерывно звонили соседи.

…Раздался жесткий треск.

В то мгновение, когда «як» рубанул винтом по вражеской машине, Пологов оттолкнулся и выбросился с парашютом. Перед его глазами так и застыл этот последний миг: паучья свастика на фюзеляже, застекленная кабина фашистского летчика и его ошалелое лицо с выпученными от страха глазами.

Тугая струя воздуха перехватила дыхание. В наступившей тишине стоял однотонный гул.

Кольцо уже в руке. Возникло инстинктивное желание быстрее дернуть его, но подсознание предостерегало: необходимо падать затяжным, иначе какой-нибудь фашист может полоснуть очередью…

Земля все ближе, ближе… По его расчетам, он пролетел метров пятьсот. «Пора!» — и рванул кольцо. Толчок. Над головой вспыхнул шелк белого купола.

Падение стало плавным. Показались ясные очертания траншей. И снова — вопрос: «Чьи они? Немецкие? Наши?» До земли оставалось метров сто.

Неожиданно из траншей начали стрелять. Трассы потянулись к нему слева и справа. «Где же свои? Неужели конец?» — стучало в висках. Остро кольнуло кисть правой руки, кровь потекла за рукав, теплая капля упала на лоб. «Что делают, сволочи!» — свирепея, выругался он. Еще одна пуля пробила подошву сапога, другая — раскаленным свинцом скользнула по щеке. Секунды тянулись, как вечность.

Но вот и земля, изрытая минами и снарядами. Она показалась ему холодной, неприветливой. Коснувшись ее, он присел от боли в правой ноге. Стрельба прекратилась. Лежа, он освободился от парашютных ремней, вытащил из кобуры пистолет и поставил его на боевой взвод. «Последний патрон для себя», — решил он.

В стороне из-под тонкого слоя снега выпучились грязно-желтые бугорки прошлогодней травы. Заметив неглубокую воронку, Пологов забрался в нее и прислушался… Ни звука. Тогда он достал из комбинезона индивидуальный пакет и, помогая зубами, с трудом перевязал руку.

Нестерпимо захотелось пить. Превозмогая боль, он снял полуистлевшие перчатки и здоровой рукой жадно сгреб жесткий, точно крупицы стекла, снег. Горсть живительной влаги холодом разлилась во рту. Какой это был вкусный снег…

— Ползи сюда! — вдруг услышал летчик русскую речь. Он взглянул в ту сторону, откуда донесся голос. Метрах в пятидесяти высунулась голова в каске:

— Давай, давай! Не мешкай!

«Свои!»

Оказалось, он приземлился на нейтральной полосе, между своими и вражескими окопами.

В блиндаже командир стрелковой роты дал летчику воды, затем проверил документы.

Пологов хотел сообщить о себе в полк, но ему объяснили, что связь повреждена.

В батальонном медпункте летчик пробыл два часа. Ему сделали перевязку, прикладывали к обожженному лицу и к вспухшим кистям компрессы.

— Вам необходимо подлечиться, отдохнуть. Ожоги третьей степени, — сказал на прощание главный врач.

…Баландин сидел в одиночестве на бруствере пологовского капонира, прикуривал одну папиросу от другой и блуждал глазами по горизонту.

Неизвестный связной самолет сел в середине летного поля и почему-то не выключил мотор. Кто-то высадился из него, и машина тут же взлетела.

На притихшем поле, спиной к младшему лейтенанту, метрах в двухстах, стоял человек в комбинезоне летчика. Прихрамывая и размахивая одной рукой, он направился к командному пункту. В его фигуре что-то показалось Баландину знакомым. Когда неизвестный стянул шлемофон и подставил ветру рыжие волосы, младший лейтенант сорвался с места и опрометью кинулся вдогонку.

— Братцы! Наш Пологов вернулся! У-р-р-а-а-а! — не своим голосом закричал он.

Навстречу командиру бежали летчики, техники, мотористы, оружейники и официантки.

Баландин первым хотел стиснуть Пологова в объятиях, но, оказавшись рядом, увидел, что раненая рука командира держится на повязке, а лицо вздулось от ожогов. Огненно-медную шевелюру — за один день — рассекла белая прядь седины.

…В соседней с аэродромом деревушке расположился медсанбат. Здесь уже пятый день лечился Пологов. Никакие уговоры врачей не помогли: он наотрез отказался ехать в госпиталь.

Как-то днем его навестил замполит Житный.

— Поклон от всех! Лицо уже зарубцевалось. Хорошо! Не зря говорят, что ты в рубашке родился, — шутил он.

По его веселому тону Пологов догадался, что тот явился не случайно.

— Тебя представили к награде. К какой — пока не знаю, — таинственно сообщил замполит. — А о твоем таране уже известно всем. Погляди, — Житный вытащил из кармана свежую газету с оперативной сводкой Советского Информбюро за 9 апреля. Пологов быстро нашел абзац о боях на Белорусском фронте. Там говорилось:

«На одном участке Белорусского фронта летчик Герой Советского Союза подполковник Пологов, патрулируя над нашими позициями, встретился с четырьмя немецкими истребителями «Фокке-Вульф-190». В ожесточенной схватке тов. Пологов сбил два самолета противника. Самолет тов. Пологова получил повреждение и загорелся. В это время в районе боя появились 11 вражеских транспортных самолетов «Юнкерс-52». Подполковник Пологов на своем горящем истребителе врезался в их строй и протаранил один немецкий транспортный самолет. Тов. Пологов выбросился с парашютом из горящей машины и благополучно приземлился на своей территории».

— Все правильно, — сказал Пологов. — Поэтому поговори с врачами, чтобы меня поскорее выписывали…

* * *

После войны Пологов закончил высшие курсы командного состава ВВС и продолжал командовать истребительным авиаполком. Через несколько лег по состоянию здоровья он ушел в запас: старые раны дали о себе знать. Вскоре он поступил на Свердловский турбомоторный завод.

…Более двадцати лет трудился он здесь диспетчером. За эти годы Павел Андреевич по-настоящему сроднился с заводским коллективом. Однако приспела пора, когда врачи заставили бывшего героя фронтового неба уйти на заслуженный отдых.

Но не порывает связи с «Турбинкой» ветеран.

Здесь, в музее трудовой и боевой славы, где собраны экспонаты об истории завода и его лучших людях, он проводит беседы не только с учащимися ПТУ, молодежью, но и с кадровыми рабочими. Встречается Павел Андреевич и с солдатами в частях Уральского военного округа, рассказывает о тех, кто отстоял священные рубежи земли нашей, кто не пощадил ни крови, ни самой жизни во имя Великой Победы, во имя мира и солнца.

Примечания

1

Наука и жизнь, 1986, № 6, с. 35.

2

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});