Читать интересную книгу Стихотворения - Балинт Балашши

его поэзии, умение выразить в ней подлинную страсть, вдохновлявшую автора. Подлинность и искренность чувства позволяют Балашши избежать условности и схематизма, которыми грешат многие «петраркизирующие» поэты его времени.

У Балашши дама его сердца никогда не является некоей бесплотной абстракцией, а формальное совершенство стиха — игрой или самоцелью. Его чувство всегда конкретно, искренне и пылко, и форма — лишь орудие для выражения этого чувства. В этом отношении особенно характерны и интересны объединенные в один цикл стихи, посвященные Анне Лошонци, — самой большой любви поэта, — которую он, как и Иоанн Секунд свою возлюбленную, называет Юлией.

Вслед за подавляющим большинством адептов любовной лирики Ренессанса Балашши понимает высокую любовь как платоническое чувство. Избранница его сердца — воплощение идеальной красоты, благосклонность ее — небесное блаженство; стихи поэта полны философских реминисценций. Тем не менее Балашши удается создать образ не только идеальный, но и живой, философскую идею воплотить в образе реальной женщины из плоти и крови и с помощью совершенной гармонической формы установить равновесие между абстракцией и чувственно-конкретным обликом, между идеей и земной страстью. В его любовных стихах ни один из этих элементов не выпячивается за счет другого, но их сочетания и переливы все время поддерживают в читателе восхитительную неуверенность: он так и не может до конца понять, идет ли речь о воплощенном в поэзии неземном идеале или — о земной женщине, идеализированной и поднятой до недосягаемой высоты.

Но помимо таланта, богатства чувства и высокого поэтического мастерства, оригинальность творчества Балашши в значительной мере является результатом тех особых условий жизни в Венгрии XVI в., о которых было рассказано выше.

Если другие «петраркизирующие» поэты сочиняли свои стихи при дворах королей в городах, где процветали искусство и литература, среди мирной жизни и роскоши замков и дворцов, то Балашши мог отдаваться поэтическому творчеству только в промежутках между боями; он писал на бивуаках, под открытым небом, при свете звезд или сидя верхом на лошади по пути в изгнание, на дорогах то в Польшу, то в Трансильванию. И это — не метафоры, а конкретные исторические факты. Сам Балашши во многих своих стихотворениях точно описывает обстоятельства и окружение, в которых они создавались. Так, например, к одному из переводов Марулла он добавляет следующие строки:

Это написано поэтом Маруллом по-латыни

и мною по-венгерски,

Ибо я перевел эти стихи с латинского языка,

лежа в траве, рядом с моим добрым конем

и перебрасываясь шутками с моими храбрыми слугами,

помогающими мне развеять мою печаль[124].

Одно из лучших своих любовных стихотворений он написал «... по дороге в изгнание, глядя на журавлей», другое «...проснувшись у чистого родника», или «...среди горных вершин и деревьев в пустынных местах», иначе говоря, в Карпатских горах.

Процитированные нами строки перевода из Марулла очень показательны: в них отчетливо видно, что именно привнес сам Балашши, а следовательно, и мир, в котором он жил и который отразился в его поэтическом творчестве, в поэзии эпохи Возрождения. Перевод из Марулла не был переводом в буквальном смысле, так как Балашши всегда столь сильно трансформирует текст, избранный им для перевода, что лишь остов произведения и его главные сюжетные и риторические ходы напоминают нам латинскую поэму, от которой поэт отталкивался.

«Ad Manilium Rhallum» — прелестная поэма, воспевающая «прекрасный месяц — май». Но у Балашши нежный городской средиземноморский пейзаж заменен широкой панорамой дикой природы, где цветы — не искусственное украшение крыш и порталов домов, а естественная красота не тронутых человеческой рукой лугов и горных склонов. «Девы и юноши», танцующие у Марулла с шалунишкой — Купидоном, у Балашши меняют облик, помещаются на фон естественного пейзажа, а слова поэта, призывающие к радости и забвению печалей, Балашши обращает к «храбрым и доблестным товарищам», иначе говоря, к своим соратникам-воинам. Таким образом, Балашши транспонирует буколическую поэму Марулла в иную среду и в иной мир чувств, ибо как само понятие весны, так и связанные с ним ассоциации у него иные, чем у итальянского поэта-гуманиста.

Для Балашши весна — это время свободы, возможности испробовать свои силы. Он воспринимает весну так, как воспринимает ее любой воин из пограничного крепостного гарнизона. А весна для солдата — самое радостное время года и залог надежд на благополучие в будущем. Зима — это время бездействия и лишений: бои прекращаются, жалованье поступает с запозданием, солдаты голодают, кони их тоже кормятся плохо и слабеют. Запертые в стенах крепости, воины томятся, как в тюрьме, — так поэт-гуманист томится «в оковах» безжалостной тиранической любви. Но приходит весна, а с ней — свобода, бесконечные скачки верхом по зеленым равнинам, победы над врагом, обильная добыча для солдат — одежда, дорогое оружие, красивые турчанки и свежий, душистый корм для их коней. Вот так же воспринимает весну и Балашши. В его поэзии радостное волнение, вызванное весенним обновлением природы и возвышенно воспеваемое поэтами Ренессанса, смешивается с реальным повседневным жизненным опытом героического мира воинов. Слово «весна» в его любовной лирике соединяется, как хвалебный эпитет, с именем любимой им женщины. Но — несколько по-особому.

Так, в одной из ранних поэм он говорит о своей возлюбленной, что она прекрасна, «...как широкая равнина в благословенные дни весны». Здесь слово «благословенные» употреблено не как общепринятый банальный эпитет. Солдаты пограничных гарнизонов, часто представлявшие собой существа довольно примитивного склада, думали (и говорили) о весне с неким религиозным благоговением. Троицын день для них был самым главным праздником в году. И Балашши посвящает одну из своих поэм «благословенному» времени весны и Троицы. Любопытно, что в его «Похвале весеннему времени» мотивы различных весенних радостей расположены следующим образом: сначала описываются общие явления природы, затем «быстроногие скакуны» и лишь после этого — «доблестные солдаты-пограничники». Но именно их глазами, через ощущения и чувства воспринимает и сам поэт прелесть и радость весеннего обновления земли. Нет ничего удивительного в том, что внутренний мир солдата отражается во всех поэмах Балашши; именно это придает им то своеобразие и свежесть, ту живость и пластичность, которые отличают его творчество и выделяют его поэзию среди монотонного однообразия комплиментарной светской петраркистской поэзии его времени. Воинственным кличем солдата, идущего в атаку на врага, придает себе решимости Балашши, отправляясь на завоевание благосклонности своей возлюбленной, Юлии; но и сама Юлия «...отважна, как солдат», и «...глаза ее, блистающие как два острых клинка», пронзают насквозь всякого, кто осмелится подойти к ней близко.

Именно этим глазам, смелым, пронзительным и могущественным,