— Это действительно так, Питт. Сейчас ты похож на покойника. Еще больше похож, чем два часа назад. А знаешь, почему?
Один из моих коренных зубов не выдержал подобных избиений и теперь висит на кусочке красноватой кожи. Скованными руками я сбиваю его и швыряю на пол.
— Том, не подозревал раньше в тебе способностей гадалки.
Он хохочет.
— Слушай, приятель. Я не могу допустить, чтобы этот зверь добрался до твоей башки. Когда это произойдет, ты превратишься в слюнявого орущего беспомощного вампира, какого я только видел в своей жизни. Ты думаешь, мне хочется стать этому свидетелем?
— Ты читаешь мне мою судьбу, или что?
— Мы нашли ребенка, Питт.
О, черт!
— Да, Питт. Ты вляпался в такое дерьмо! Питт, в жизни не отмоешься.
Вот черт! Черт! Они нашли девчонку.
— Ты что, всерьез думал, что это нам не под силу? Найти его?
Его? О ком это он?
— Да не на тех напал. Пара моих ребят прочесывали подвалы на авеню Би в поисках подходящего места для нового укрытия. Они почувствовали запах крови. Запах большого дерьма. Они пошли по чутью и обнаружили его, привязанного к столбу и со свернутой шеей. Рядом лежала его хренова собака. Питт, ты и его высосал до капли? Только что же так облажался? Улики надо скрывать тщательнее.
Это Лепроси.
— Жадность одолевает тебя. Ты уже не так аккуратен, как прежде. Все потому, что большую часть времени торчишь в верхних районах. Все знают, что ты использовал мальчишку для своих мелких поручений. И все к черту знают твой почерк, твою визитную карточку — ломать жертвам шеи. Представь себе, Терри узнает, что ты прикончил пацана и сделал это на нашей территории. Думаешь, он посмотрит на то, сколько лет вы знаете друг друга?
Я нисколько не утруждаю себя оправданиями. К тому же он прав: ведь это я прикончил Лепроси и должен был убрать за собой. Ну и черт с ним, если он такое дерьмо от природы!
— Проблема в том, что Терри слишком уж завяз на милосердии. Ему нравится наставлять провинившегося: пара тумаков по затылку — и дело сделано. Он до сих пор не просек, что есть более эффективные способы. Только на этот раз я свое получу сполна.
Том еще несколько раз мутузит мое лицо.
— Упс. Что-то я с тобой засиделся.
Он поднимается на ноги.
— Пришло время варить кофе для следующей смены.
Он принимается за замок, висящий на двери в чулан.
— Ты не волнуйся, через пару часов я снова навещу тебя. Может, на этот раз у меня с собой окажется немного крови. А тебе нужно поберечь силы. Кто знает, сколько Терри там еще пробудет. Может, лишних пару дней.
Он затворяет за собой дверь и запирает ее на замок.
Мое разбитое лицо начало опухать. Только мне совершенно на это наплевать: скоро придет более жестокая, неистовая боль, ни капли не сравнимая с этой.
Том прав, скоро я ничем не буду отличаться от капризного мальчугана, заливающегося слезами от боли и обиды, да только мои слезы никак не искупят того, что сделал и еще сделает со мной Том.
Сложно сказать, что сейчас вытворяет со мной Вирус. Поскольку этому нет ни названия, ни описания. Много лет назад Терри объяснил, почему этим никто не занимается. Выделение и исследование Вируса, даже в самой простой его разновидности, требует невообразимой финансовой поддержки — ведь здесь речь идет об исследовании крови, которой необходимо далеко не кварту и не галлон. Даже у Коалиции нет таких ресурсов. Если же Вирус когда-нибудь станет достоянием человеческого общества, здесь повсюду будут ошиваться научные кретины, называющие себя специалистами и жаждущие сделать себе имя, изобличив самых пресловуто известных и популярных в их киноиндустрии существ, коими являемся мы — вампиры. Естественно, мирская жизнь для нас окончится навсегда. Нас запрут в специальных стерильных боксах. И вскоре аналогичным образом поступят во всем мире. Я уже насмотрелся, как они относятся к больным СПИДом. Как только родные и друзья узнают о том, что их близкий человек заразился, тепло, забота, даже сочувствие куда-то улетучивается. Люди отворачиваются от своих родных, бросают их в трудную минуту. Не то чтобы я ратовал за сочувствие и понимание, мне лишь интересно, существуют ли эти чувства вообще?
В подобных условиях, когда мы не располагаем проверенной информацией о том, что с нами происходит, нам остается полагаться лишь на собственные чувства и ощущения. Я знаю, что Вирус периодически жаждет крови: его неуемная жажда наполняет собой каждую клеточку моего тела. Я знаю, что он делает меня сильнее и неуязвимее, это особенно ощутимо в моих окрепших мускулах. Я также знаю, что он лечит меня, убивает прочие вирусы и затормаживает старение, в последнем не трудно убедиться, взглянув в зеркало. Он превратил меня в настоящего хищника: мои негласные инстинкты — охотиться и убивать. Но, черт возьми, я ума не приложу, что он вытворяет со мной сейчас!
Терри говорит, что эти спазмы сродни действию кнута. Вернемся в недалекое прошлое: хозяева потчевали своих мулов ударами кнута, кстати, пастухи делали то же самое со своим рогатым скотом, понуждая их к движению. Вот и Вирус налегает на наши кишки и прочие органы лишь с целью вынудить нас отправиться на поиски крови. Ведь это единственное оружие Вируса, которым он способен на нас воздействовать. Для этого он собирает со всех укромных уголков организма своего хозяина остатки неинфицированной крови. От этого и спазмы и адские боли. Сильные, неутихающие боли, что скоро призваны сменить ужасающие, периодические спазмы, — это время, когда Вирус начнет пожирать собранную кровь. Так, во всяком случае, говорит Терри. Мне, конечно, на все это плевать. Я лишь с нетерпением жду стадии кормления Вируса: тогда пройдут спазмы, а к постоянной боли я уж как-нибудь привыкну. Однако до этого еще терпеть и терпеть.
— Джо.
Вспышка света.
— Джо.
Прямо мне в лицо.
— Джо!
Глаз я не открываю, но понимаю, что мне светят прямо в лицо, потому как блаженная темнота сменяется мучительным светом.
— Черт возьми, Джо!
Мне абсолютно наплевать на очередную взбучку от Тома. Зверь внутри меня становится все агрессивней, и если мне еще пару раз съездят по лицу, кардинально это ничего не изменит. Я в полном беспамятстве. Ощущаю только, как полыхают нервные окончания в моем измученном теле от малейшего движения Вируса.
— Джо, черт возьми! Поднимайся!
Он хватает меня под руки и дергает вверх. Боль усиливается раз в сто.
— Ааааааххх.
— Заткнись.
Он пихает меня, и я падаю на стул. Боль настолько невыносима, что я поджимаю колени и скатываюсь обратно на пол.