Извозчика Вера ждала долго, с четверть часа, не меньше. Но зато попался такой бойкий, что в считаные минуты домчал ее на Петровку. В магазине братьев Альшванг Вера провела около полутора часов. Перемерила семь платьев, пока не остановилась на роскошном черном шелковом платье, отделанном шелковым же, плотной вязки, гипюром и только-только входившей в моду бахромой на корсаже. Войдя в раж, Вера приобрела комплект бордового белья. Кто выдумал, что цветное белье могут носить только распутницы? Это же так красиво! Разве любимый муж не заслуживает красивого зрелища? Платье и белье обошлись Вере в восемьдесят четыре рубля. Цена не главное, главное, чтобы вещи были к лицу.
От Альшвангов Вера отправилась на Кузнецкий Мост к Вандрагу, где купила прелестную черную шляпку и небольшой, шитый бисером, ридикюль. Еще сорок рублей, итого сто двадцать четыре. Разве можно было при такой экономии удержаться от посещения недавно открывшегося здесь же, на Кузнецком Мосту, магазина американской обуви The Vera. «Вера в Вере» – хороший каламбур. Цены в американском магазине приятно порадовали. Прелестные замшевые туфли с изящной серебряной пряжкой на удобном испанском каблуке обошлись Вере в восемнадцать рублей. Любезный до приторности приказчик соблазнял Веру лаковыми полуботинками с цельной союзкой, суля скидку в целых семь рублей, но Вера смогла преодолеть соблазн. Лаковые полуботинки были ей ни к чему. Ненужные покупки влекут за собой лишние расходы. Купишь вот так обувку, а потом придется докупать к ней платье, шляпку и перчатки.
– Королевна! – восхищенно ахнула Клаша, закончив помогать Вере наряжаться. – Вера Васильевна, вы такая красавица! Королевна!
– Ах, не льсти! – отмахнулась Вера. – Какая там королевна.
Приятно слышать такие слова, но сейчас ее мысли были заняты совсем другим – полковником Декассе и его ключами.
– Как тут не льстить? – простодушно удивилась Клаша. – Сегодня в театрах все не на представление смотреть станут, а на вас!
Из конспирации Вера велела передать Владимиру, что она собралась с Машенькой в театр «Фарс» на «Любителя сильных ощущений». Возвращаясь домой, Вера нарочно посмотрела афишу, чтобы убедиться в том, что этот спектакль действительно идет сегодня. Сюжет пьесы она знала от Машеньки. Ветреный муж потерял любовную записку от своей objet[417]. Жена (ее играла блистательная Надинская) нашла записку и решила подменить собой любовницу. Ну и так далее… «Фарс, но правдивый», – сказала о «Любителе…» Машенька. Насчет правдивости Вера сомневалась. Если бы она (не приведи господь!) нашла записку, написанную Владимиру его любовницей, то легла бы и умерла от горя. Да – легла бы и умерла, потому что после такого жить незачем. Или постриглась бы в монахини, отрешившись от всего мирского, суетного, непостоянного. Но ни за что бы не стала являться мужу под видом своей соперницы. Слишком много чести и вообще незачем! Само наличие соперницы указывает на то, что любовь прошла…
К особняку графини Олсуфьевой Вера подъехала не без робости. Впервые в жизни очутиться в таком обществе – шутка ли? Но реальность оказалась проще тех картин, которые рисовало воображение. Показав статному швейцару (не иначе как из отставных гренадеров) конверт, в котором лежало приглашение, Вера вошла внутрь, прошла через уставленный статуями вестибюль и очутилась в большой зале. Там она увидела настоящее столпотворение, множество людей в самых разнообразных одеждах, как роскошных, так и не очень. Попался ей на глаза весьма колоритный типаж в восточной чалме и в чем-то наподобие бурнуса. Типаж вел под руку умопомрачительно тонкую блондинку, настоящую тростиночку, тонкую, гибкую, с длиннющим мундштуком в правой руке, в который была вставлена не менее длинная папироса. А еще Вера увидела настоящего шотландца в клетчатой юбке и гетрах, совсем как из романов сэра Вальтера Скотта, только волынки ему недоставало. Весь этот Вавилон шумел, поражал, бурлил в непрестанном движении, и никому не было дела до окружающих, если эти окружающие не были ему знакомы. Прием был устроен а la fourchette[418], без горячих блюд и стульев. Гости подходили к столам, стоявшим вдоль одной из стен, брали тарелочки, накладывали себе то, что хотели, с больших блюд, которыми были уставлены столы. Лакеи, одетые в голубые ливреи, подносили гостям напитки. Людей с бокалами в руках было гораздо больше, нежели тех, кто держал тарелки. Вера взяла у первого же оказавшегося возле нее лакея бокал с шампанским, пригубила и начала расхаживать по залу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вера проблуждала в толпе около получаса (слава богу, не встретила никого из знакомых!), пока не нашла полковника Декассе, любезничавшего с двумя пожилыми дамами. Наткнувшись на пристальный взгляд Веры, Декассе (он был во фраке, и оттого найти его было непросто, потому что фраков вокруг кишела тьма тьмущая) быстро оставил дам и подошел к ней.
– Мы, кажется, знакомы, сударыня? – спросил он без особой уверенности.
– Нет, – ответила Вера, – но нам не мешало бы это сделать, потому что у меня есть кое-что, что может вас заинтересовать.
– Вот как? – наигранно удивился Декассе и сказал Вере столь пышный комплимент, что она не смогла вникнуть в его смысл, но суть все же уловила, поблагодарила вежливой улыбкой и ровным бесстрастным голосом поинтересовалась, не интересуют ли ее собеседника сведения, касающиеся прокладки рельсовых путей в южной части Сибири. Оказалось, что интересуют, причем сильно, настолько, что снулые глаза оживились, загорелись, а ноздри породистого носа затрепетали, словно у гончей, почуявшей дичь. Впрочем, не исключено, что старый селадон[419] больше заинтересовался Верой, нежели сведениями. Грудь колесом выпятил, нафиксатуаренные усы начал подкручивать, хотя они в том совершенно не нуждались, глаза засверкали. Павлин, увидев павлиниху, распускает свой красивый хвост. У мужчин свои приемы, но если вникнуть, то суть едина.
– Документы при вас? – нервно сглотнув, поинтересовался Декассе, на мгновение выпустив кончик левого уса.
Конверт лежал у Веры в ридикюле, но она ответила:
– Нет, но я могла бы передать вам их завтра. Тет-а-тет.
Декассе взялся рукой за правый ус, задумался ненадолго и спросил, сможет ли Вера встретиться с ним завтра в два часа дня в ресторане гостиницы «Метрополь», где он остановился. Вера, которую такой расклад весьма устраивал (из ресторана можно будет подняться в номер, где проще снять слепки с ключей), ответила, что сможет. Декассе осведомился, в какую сумму Вера оценивает сведения, которыми она располагает. Вера, недолго думая, ответила, что за сведения она хочет получить пять тысяч. Декассе хмыкнул, пожевал губами (выглядело это очень вульгарно и совсем не по-французски) и ответил, что столь большую сумму сможет уплатить лишь после ознакомления с документами. Вера не возражала – после ознакомления так после ознакомления, хотя, наверное, ей следовало поспорить, ведь, ознакомившись с документами, Декассе может ничего ей не заплатить – сведения ему уже будут известны. Нет, он так не сделает, офицер как-никак, хоть и французский, не станет поступаться честью, чай, не охотнорядский купец. Ознакомление весьма Вере на руку, ведь ясно же, что Декассе станет знакомиться с документами в приватной обстановке. Очень удобно, то, что надо для дела. Если Декассе возьмет с места в карьер, то есть станет усердно накачиваться вином (а лучше бы коньяком, он крепче), то Вера обойдется без снотворного. Если же нет, то так уж тому и быть. Для того чтобы все выглядело естественно, можно будет оставить уснувшему Декассе записку. Так и так, извините, мол, сударь, пришлось добавить вам моих успокаивающих капель, потому что уж больно развязно вы себя начали вести. Ну или что-то в таком роде, чтобы Декассе не гадал, зачем Вере понадобилось его усыплять. Такая записка, как маскировка истинных намерений, нравилась Вере гораздо больше, чем имитация кражи. Пыталась уже один раз воровку представить, довольно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})