Читать интересную книгу Данница - Елена Лаевская

высохшую кожу, оставив темный след. В воздухе растаял розовый дым.

Меланя отдернула руку, закричала испуганно, затрясла ладонью: «Умираю! Умираю!»

Но не умерла. Откинулась на подушки и снова громко застонала.

Остин и Ивка стояли над кроватью, ждали. Никаких изменений к лучшему не происходило. Остин побелевшими пальцами вцепился в резную спинку. Прошло немного времени. Потом еще немного.

— Такого со мной еще не было, — виновато призналась Ивка. — Может быть, ваша сестра, Остин, не безнадежно больна. Может быть, есть возможность, что она скоро выздоровеет. В этом случае чеканки не по…

— Как ты можешь такое говорить, дуралейка! Да я на краю смерти… Да мне так плохо… — завопила вдруг Меланя. Откинула одеяло, резво соскочила на пол и вцепилась ногтями Ивке в лицо.

Та, ошарашенная, замерла на мгновение, потом принялась отдирать старушечьи руки от своих щек. Меланя хватку не ослабила, наоборот, старалась еще и в живот коленкой пихнуть. Но тут в дело вмешался Остин, взмахнул рукой, прошептал заклинание, и Меланя, осев на пол, погрузилась в сон.

Остин с помощью сиделки переложил Меланю на кровать. Вышел из спальни, увел за собой Ивку.

Выглядел он совершенно несчастным.

Кухарка заохала, принесла холодной воды, вытерла чистой тряпицей Ивке исцарапанное лицо, налила ей клюквенной воды.

— Нехорошо как получилось, — морщился как от боли маг Остин. — Зачем Мeланя ломала эту комедию. Я и так ее люблю.

— Вы теперь мне не заплатите? — этот вопрос занимал Ивку больше саднящих щек и ушибленной коленки.

— Заплачу, конечно. Это же не твоя вина. Люблю я сестру. Все про нее знаю, а люблю. Сейчас вот, старый дурак, пойду перед ней извиняться. Только хотел бы знать, в чем я виноват.

Ивка сразу успокоилась. Только жалко было пропавшую за здорово живешь чеканку. Свою. Родную. Так никому и не помогшую.

На рассвете, когда зевающая Мелка топила плиту, подметала пол и варила молочную кашу, Ивка аккуратно сложила в котомку свои пожитки. Ей сразу бросилось в глаза, что испорченные сапоги и платье были теперь новенькими, как с иголочки. Будто и не волокло их по камням в разлившейся реке. А на выданной Ма Оницей бумаге снова четко проступали соты: зачеркнутые и нет. Так маг Остин выражал свою благодарность.

Ивка съела кашу, подозвала Хвоста и двинулась дальше в Путь.

Маг-У-Терры

«Вот и подходит к концу мое путешествие. Завтра, где-то к вечеру, моя многострадальная карета, растерявшая большую часть позолоты, остановится около высоких ворот дядиного замка. Кажется, если хорошенько присмотреться, уже видны башенки красного кирпича с нарочито безобразными химерами в проемах стрельчатых окон. Дядя, не жалея бедных путников, наводит на них страх задолго до прибытия.

Мне немного жалко земледельцев и ремесленников, живущих рядом с замком и запуганных изливающимися на их голову постоянными проклятьями. Впрочем, говорят, что дядя честно расплачивается за пшеницу и пряжу, хотя его управляющий и торгуется с селянами за каждый медяк как последний сапожник.

Сейчас я думаю о том, что совсем не напрасно отправился в путь и что получу от него взамен больше пользы, чем вреда. Встреча с душой моей Меллори, поездка в Университет, Данница Ивка, с которой связывает нас загадочная невидимая нить, неожиданное мое открытие на Кладбище Гигантов — все это неоспоримые тому доказательства.

И даже свидание с дядей, представляющимся мне всегда премногоядовитой змеей Горглой, не пугает меня больше. Наоборот, я готов прижать к груди близкого мне по крови человека, благодаря которому стало возможным знакомство с региной.

Ах, как соскучился я по ее живым темным глазам, порывистым движениям тонких рук, открытой улыбке.

Скольких драконов загоню я, пылая желанием как можно быстрее вернуться домой. Меня не задержат ни проливные дожди, ни наводнения, ни ураганы.

Но, клянусь местом в небесной лодке, как странен и разнообразен Мир. Как тесно переплетены в нем события и люди, города и дороги, земля и небо.

То, что казалось причиной, становится вдруг следствием, и наоборот. Как будто там, на оборотной стороне жизни, стянуты мы многочисленными узелками и стежками, которые не видны нам, но соединяют часто самым необыкновенным образом. Хотелось бы мне взглянуть с той, изнаночной стороны, на это полотно. А впрочем, кто сказал, что именно та сторона и является изнанкой? Может быть, она и есть прячущееся от нас лицо?

И какое предназначение сулит мне загадочный невидимый отправитель странных посланий?

«Выполни свое предназначение». Если бы я знал, в чем оно заключается, то давно бы уже занялся его исполнением. Но, как видно, отправитель не торопится возложить на меня эту ношу. Не пришло еще время. Не нашлось место. Не взяты крепко за нити человечки-марионетки, воображающие себя хозяевами жизни.

Но что-то расписался я не в меру. Подходит к концу последняя тетрадь. Надо перестать быть многословным. А то может не хватить места для записи каких-нибудь важных событий.

Записки ни о чем и обо всем, сделанные Магом-У-Терры во время путешествия.

Давно и упорно умирающий дядя принял Мага-У-Терры в столовой. Только что подали обед. На столе, покрытом кружевной скатертью со знаменитой золотой нитью, дымился в тарелках тонкого фарфора протертый морковный суп на сливках, золотились в хлебнице кусочки бисквита, весело трещали в камине сухие поленья, ярко горели свечи в серебряных подсвечниках. Бесшумные слуги выверенными движениями расставляли окутанные аппетитными запахами блюда: жаркое из кролика, вареные овощи в ароматных соусах, жаренных на вертелах лесных птиц.

Мажордом в лиловом камзоле объявил о прибытии гостя, отодвинул от столешницы массивный резной стул, склонился в поклоне.

Маг-У-Терры клюнул дядю в сухую, гладко выбритую щеку и сел на указанное ему место. Приподнял витую серебряную ложку, заколебался на мгновение, подбирая приличествующие случаю слова.

— Ты ешь, — покровительственно изрек дядя, отламывая кусочки от сухого пресного бисквита. — Я не такая бесчувственная скотина, как некоторые. Родную кровь всегда привечаю.

— И я вас тоже очень люблю, дядя! — Маг-У-Терры зачерпнул ложкой горячего супа и с удовольствием проглотил. Тоскливое настроение, в котором он обычно тонул с головой при виде дяди, почему-то не появлялось. На душе было спокойно. И даже