Военная хунта? Чего-чего?
Ограниченное применение ядерного оружия? Чего-чего?
Бесконечное распространение хомо сапиенс. по равнодушной Вселенной? Чего?!
Выйдя на улицу, они остановились и уставились друг на друга.
— Ну ты молодец.
— А что оставалось делать? Она мне чуть руку не оторвала. Чокнутая какая-то, ей-Богу.
— Кто тебя тянул за язык? Где ты собираешься искать этого придурка?
— Хрен его знает.
— А я, между прочим, обещал.
— Подумаешь.
— Для кого как. Я обещаниями не разбрасываюсь.
— Значит, будем искать.
— Наверно.
— Слушай, приятель, пошевели хоть разок мозгами. Мне надоело постоянно думать за тебя.
— Ты, случайно, не запомнил номера?
— Не говори ерунды. Конечно, нет. Даже если бы и запомнил, чем бы это нам помогло?
— Можно было обратиться в полицию, узнать, на кого зарегистрирована машина…
— Ну да, так тебе и сказали! Тоже мне, Джеймс Бонд выискался. Посмотри на себя. Вот ты входишь в участок и говоришь: «Эй, парни, вы, часом, не знаете, чей это «фольксваген»?» Догадываешься, что они ответят?
— Догадываюсь.
— Слава Богу.
— Что же делать?
— У меня появилась идейка. На одном из «фольксвагенов» была эмблема Пуласки-колледжа.
— Значит, кто-то из тех парней учится в Пуласки. И что с того? Как нам его найти?
— Попытка не пытка.
— Ты что, серьезно?
— Вполне.
— Чего ради?
— Не знаю. Старуха попросила, я пообещал. Старым надо помогать.
— Слушай, Фрэнк…
— Что?
— Из-за чего они сцепились?
— Понятия не имею. Но раз обещал, значит, сделаю.
— Ладно, я с тобой. Только сейчас мне пора домой, родители наверняка уже вернулись. Так что до завтра.
— Бывай.
— Пока. Да, постарайся ни во что не вляпаться.
— Пошел ты…
Они не знали, кого именно ищут и узнают ли, если даже найдут. Просто на лобовом стекле одного из «фольксвагенов» была эмблема Пуласки-колледжа, учебного заведения с круглогодичным обучением. Зимой и летом, днем и ночью в нем занимались те, кто знал, что такое карбюраторы, динамометры, фрезерные станки и печатные платы, но слыхом не слыхивал о «Кентерберийских рассказах», шлаке, пемзе, векторах и негре по имени Криспус Эттакс, первой жертве Гражданской войны. Колледж представлял собой громадное серое здание, внутри которого штамповали винтики для Системы, выпускавшиеся с запрограммированными окладами и датами смерти.
Практически все говорило за то, что парень, которого они разыскивают, еще продолжает учиться, несмотря на то что на дворе лето. Поэтому Арч с Фрэнком терпеливо ждали. В конце концов удача им улыбнулась.
В лице прыщавого толстяка в мешковатом оранжевом свитере.
Арч узнал его, едва тот вышел из дверей.
— Ба! Видишь вон ту оранжевую грушу?
Они проводили толстяка до стоянки. Жертва уселась в «монцу» последней модели. Да, если бы зациклились на «фольксвагене», они бы его прозевали.
— Эй! — окликнул Фрэнк.
Толстяк обернулся. Глаза-бусинки, как у мартышки. Одутловатое лицо, на коже во многих местах раздражение от бритвы. В общем и целом толстяк производил впечатление выброшенной на помойку игрушки, а что касается сообразительности, тут он явно уступал даже Фрэнку с Арчем.
— Вы кто такие, ребята?
— Приятели твоего дружка, — отозвался Арч, которому толстяк почему-то откровенно не понравился.
Толстяк затравленно огляделся по сторонам, бросил книги на заднее сиденье, явно готовясь прыгнуть в машину, захлопнуть дверцу и удрать. Струсил.
— Я не знаю, о ком вы говорите.
Фрэнк переместился поближе к машине, причем как-то очень плавно, словно в бальном танце. Толстяк ухватился за спинку водительского сиденья. Арч шагнул к двери. Фрэнк стукнул кулаком по крыше машины. Толстяк струсил сильнее прежнего — задергался, засуетился.
— О высоком блондине. — В голосе Фрэнка явственно прозвучала угроза. — О том, кто был вчера вечером вместе с тобой у кинотеатра.
Толстяк вздрогнул. До него наконец-то дошло. Евреи! Он прыгнул.
Арч толкнул дверцу, та ударила толстяка по руке. Не давая взвывшему от боли противнику опомниться, Арч схватил его за ухо, а Фрэнк двинул ему под дых. Толстяк шумно выдохнул и вдруг словно сделался плоским, этакая карта, которую они совместными усилиями затолкали в салон. Завели двигатель, выехали со стоянки. Что ж, все получилось. Толстяк наверняка знает, где найти высокого блондина, как того зовут и что это вообще за птица.
Но сначала пускай очухается, а то молчит как рыба.
Виктор. Рорер. Виктор Рорер. Светловолосый, высокий, спортивного сложения, крепкие мышцы, будто изготовленные из пластмассы. Виктор Рорер. Лицо, словно вырубленное из бакаута или вытесанное из мрамора. Льдисто-серые глаза, вылепленные из расплавленной ляпис-лазури, затвердевшей и помутневшей. Стройное тело, покрытое светлым пушком, каждый волосок — сенсор, температурный датчик, ресничка, улавливающая малейшие изменения окружающей среды.
Даже отдаленно не похожий на человека, одухотворенный лед, вызов Менделю и теории наследственности, существо из иной вселенной. Налитые силой мышцы, серые глаза, ни разу не вспыхивавшие голубизной жизни. Губы, истончившиеся в ожидании тишины. Виктор. Рорер. Возникший по собственной воле, порожденный собственным разумом и желанием быть.
Виктор Рорер, организатор.
Виктор Рорер, не знавший детства.
Виктор Рорер, хранилище сокровенных истин.
Виктор Рорер, неонацист.
Повелитель ночей и дней, поющий песни без слов; аватара магий и невысказанных убеждений; визионер, грезящий о великом Ничто; наслаждающийся страхом в ночи массовых убийств; зодчий упорядоченного разрушения. Виктор Рорер.
— Кто вы такие? Отстаньте от меня.
— С тобой хотят потолковать.
— Отвали!
— Слушай, умник, придержи язык.
— Учти, я не люблю делать больно.
— Хватит выпендриваться.
— Давай, Рорер, шевелись. Тебя ждут.
— Я сказал, отстаньте.
— Рорер, не заставляй нас прибегать к силе.
— Двое на одного?
— Почему бы и нет.
— Это не слишком красиво.
— Приятель, а с чего ты взял, что нам какое-то дело до красоты? А ну, пошел!
— Вы из уличной банды?
— Сколько можно болтать? Двигай, кому говорят!
— Вы… Вы евреи! Правильно!
— Двигай, недоумок!
Вот так Арч и Фрэнк доставили его к Лилиан Гольдбош.
Женщина разглядывала паренька. В ее глазах плясали огоньки: танец мертвецов на разбомбленном кладбище, сорняки, выросшие на болоте… Рорер стоял у двери, опустив руки, лицо его было невыразительным, как тундра. Живыми были только глаза, перебегавшие с предмета на предмет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});