– ???
– Ага. Я оставил бумажник с документами в кармане плаща, который в последний момент передал сыну. Каре… моей жене показалось, что он слишком легко оделся.
– Вы так и не можете связаться со своими? – участливо спросил Эргемар.
– В том то и дело. Макьелин до сих пор в эвакуации, с Эррелом связи нет или она очень плохая. Все, что мне удалось, это передать одним знакомым, чтобы они передали моим, что я жив и скоро вернусь. Я бы попытался связаться с Легуштом, но без денег особенно не назвонишься. У меня есть несколько сотен курушей, но Шуан, черт возьми, не входит в Золотой Пул, и их никто не принимает и не обменивает. У меня есть золотой счет в Тогродском Морском Банке, но он именной, а не номерной, а карточка осталась там же, где и паспорт, так что со счета я могу снять самый мизер.
– А что вам говорят местные власти? Ко мне они отнеслись очень любезно и пообещали помочь добраться до дома, как только возобновится движение через пролив.
– Вы здесь легальный иностранец из дружественной страны, с паспортом и фирмой за спиной, – вздохнул Даксель. – Нет, у меня к ним нет особых претензий. Они подлатали меня в госпитале и даже предложили отправить меня за счет казны в Эррел. Надо было соглашаться, но тогда – мне ведь только через пролив, а там я почти дома – вот я и подумал, зачем делать такой крюк… А потом пришельцы перекрыли пролив, в Тороканских Воротах, видимо, обновляют старые укрепления, проезд через них тоже закрыт, вот я и застрял. Теперь жду, не знаю чего. Наверное, высылки. А пока выдали бумажку с печатью, талоны на еду, поселили даже в каком-то приюте. Хожу, правда, каждый день отмечаться в полицию, в общем, приходится бегать…
– Зато вы хоть город повидали, – заметил Эргемар. – А я все сижу здесь в четырех стенах. Говорят, красивый город. Какой он из себя?
– Какой? – медленно повторил Даксель. – Может, и красивый. Но, пожалуй, странный какой-то, двойственный.
Даксель надолго задумался. Город действительно производил странное впечатление. Двухтысячелетний Акес словно отторгал два последних десятилетия своей истории. Он не хотел быть Акесом, столицей девятнадцатой провинции Граниды, и несмотря ни на что, стремился остаться картагонарским Акайесом, Стражем Пролива, клинком, приставленным к горлу Граниды. И среди прямоугольных зданий послевоенной постройки вдруг появлялись пятиэтажные ступенчатые пирамиды, окаймленные засаженными зеленью террасами. На тенистых площадях все еще сохранялись квадратные скверики в типичном заморском стиле. А старики в белых жилетах, сидящие за столиками многочисленных кафе, вынесенными прямо на улицу, медленно потягивали из длинных деревянных трубок дым тлеющих листьев кустарника кош – привычка, непопулярная в Приморье, но очень распространенная в Картае или Шуане…
С другой стороны, и гранидцы, получившие город и полуостров как военный трофей, стремились обосноваться там всерьез и надолго. Дома в центре города были заботливо стилизованы под гранидскую старину. Рядом с уцелевшими картагонарскими памятниками спешно воздвигались гранидские. Повсюду развевались флаги – зелено-бело-лиловые Граниды и бело-синие провинции Тороко, а господствующая над городом крепость Те-Анау – "Ключ-Крепость", – расположенная на скалистой оконечности мыса Кайзерни-Нош и некогда превращенная бомбежками в груду камней, была бережно восстановлена и превращена в военный мемориал.
Однако Дилеру Дакселю, стороннему наблюдателю и чужаку в этих краях, так и не удалось выразить словами свои ощущения. Отделавшись несколькими описательными фразами, он поспешил перевести разговор на другую тему.
– А как дела у вас? – спросил он Эргемара. – Я вижу, вы еще не полностью вошли в норму.
– Еще нет, – Эргемар поправил свой костыль из алюминиевых трубок. – Но врачи говорят, что все идет на поправку. У меня всего лишь порез, только очень глубокий. Тем стеклом мне перерезало какой-то крупный сосуд, и если бы не Кен, я бы за несколько минут истек кровью.
– Да, если бы не Кен, – повторил Даксель. – А что с ним? Я так и не видел его больше. И не смог найти…
– Я тоже его не видел, – сказал Эргемар. – Он только оставил мне коротенькое письмо, можно сказать, записку. Кен же сам гранидец, он просто несколько лет назад эмигрировал в Гордану. А сейчас ему разрешили вернуться. Из фирмы он уволился, а где он теперь, я и не знаю. Скорее всего, как я догадываюсь, в Тороканских Воротах, на позициях.
– Дай Единый ему тогда выжить, – вздохнул Даксель. – Ладно, тогда у меня осталось к вам еще одно дело. Вы хотите покинуть гостеприимный город Акес?
– Вы шутите?! – вскинулся Эргемар. – Можно подумать, я мечтаю дождаться здесь прихода пришельцев. Но… вы ведь сами говорили, что для этого нужны либо большие деньги, либо большие связи.
– Я здесь совершенно случайно встретил одного знакомого, – сообщил Даксель. – Он хорошо знал моего отца, еще до войны. Он местный и как-то связан с гранидскими военными. И еще у него есть маленький катер. Он готов доставить нас в Лешек. Это большой порт, там есть и горданское, и шуанское консульства.
– Но пришельцы же топят все, что появляется в проливе! Или катер стоит в какой-то деревушке на побережье?
– Нет, он здесь, на другой стороне бухты. Но тот мой знакомый уже несколько раз ходил в Лешек и обратно. Катер маленький, к тому же прижимается к самому берегу, вот пришельцы его и не трогают. Если вы согласны, мы заедем за вами завтра рано утром.
– Еще бы я не согласен! Вы просто возвращаете меня к жизни! Вы не представляете, как я вам благодарен!
– Полноте, люди ведь должны помогать друг другу, верно?
Города Эргемар так и не увидел. За ним заехали еще затемно – Даксель и его спутник – широкоплечий пожилой человек в пятнистой куртке армейского образца, представившийся как Герэн Чолль и говорящий только на баргандском, причем, на каком-то диалекте, почти непонятном для горданца.
Джип с брезентовым верхом долго петлял по узким улочкам среди бесконечных заборов и невысоких зданий промышленно-складского вида, и Эргемар незаметно для себя сначала задремал, а потом и заснул. Проснулся он быстро, как от толчка. Уже светало. Джип, медленно пятясь задом, неуклюже заезжал на узкую асфальтированную площадку, где стояли несколько армейских грузовиков, заляпанных грязью, и серо-зеленый приземистый бронетранспортер.
– Приехали, – так, кажется, сказал их проводник. – Собирайтесь.
У Эргемара из вещей была только небольшая сумка, где сиротливо лежали зубная щетка и пара чистых носков, и старая поцарапанная старушечья клюка, за которую ему в госпитале пришлось заплатить как за красное дерево. С помощью этой клюки он выкарабкался из тесного джипа и огляделся. За спиной виднелся уходящий куда-то в бесконечность монументальный бетонный забор с мощными воротами и колючей проволкой. Впереди – голые песчаные дюны, похожие на застывшие морские волны, изрытые странными ямами и следами танковых гусениц. Везде располагались штабеля разнокалиберных ящиков, фанерные щиты на полозьях, какие-то громоздкие металлически-непонятные предметы. Далеко справа и впереди угадывались очертания высокого обрывистого утеса, на вершине которого на фоне светлеющего неба четко выделялись зубцы стен.
– Это военный полигон, – шепнул Даксель. – А там – берег.
Но Эргемар уже догадался, где находится. Они были у самого западного края Акесского залива, утес справа был мысом Рашхафун, а стены – крепостью Те-Районе, "Морской крепостью", сестрой-близнецом крепости Те-Анау, что на замыкающем залив с востока мысе Кайзерни-Нош.
Поговорив несколько минут с немолодым военным в грязно-оливковом бушлате без знаков различия, их сопровождающий наконец махнул им рукой – "пошли". Идти было трудно, клюка вязла в песке, нога совсем разболелась, а тропинка петляла из стороны в сторону, огибая ямы и крутые склоны, и из-за этого никак нельзя было понять, сколько они уже прошли и сколько осталось. Эргемар отставал, сначала немного, а потом все больше и больше, и проводник наконец сжалился над ним и устроил передышку. Свернув с тропинки, они уселись на торчащих из песка шинах, в беспорядке разбросанных вокруг накренившегося остова старого бронеавтомобиля с распахнутыми настежь проржавевшими люками, без колес и со снятой башней.