Гнев и нетерпение охватили Рауля. Он только теперь уяснил себе в полной мере, какою таинственностью окружали Атоса сопровождающие его, и решился на крайние меры.
Д’Артаньян, однако, узнал Портоса. Из-за кожаных занавесок он разглядел также Рауля. О результатах своих наблюдений он сообщил графу де Ла Фер. Но им обоим хотелось знать, пойдут ли Портос и Рауль до конца.
Так и случилось. Рауль с пистолетом в руке подскакал к головной лошади и крикнул кучеру: «Стой!» Карета остановилась. Портос снял кучера с козел. Гримо уцепился за ручку на дверце кареты.
Рауль открыл объятия и закричал:
— Граф! Граф!
— Это вы, Рауль? — молвил Атос, опьяненный радостью.
— Недурно! — добавил, смеясь, д’Артаньян.
И оба они обняли юношу и Портоса.
— Мой храбрый Портос, мой преданный друг, — вскричал Атос, — вы всегда тут как тут!
— Ему все еще двадцать лет, — сказал д’Артаньян. — Браво, Портос!
— Черт подери, — проговорил немного смущенный Портос, — да ведь мы думали, что вы арестованы.
— А между тем, — перебил Атос, — дело шло лишь о прогулке в карете шевалье д’Артаньяна.
— Мы следили за вами от самой Бастилии, — ответил Рауль, и в тоне его явственно ощущались недоверие и упрек.
— Куда мы ездили ужинать к добрейшему господину Безмо. Помните ли Безмо, Портос?
— Конечно, отлично помню.
— И мы видели там Арамиса.
— В Бастилии?
— Да. За ужином.
— Ах, — облегченно вздохнул Портос.
— Он просил передать вам тысячу приветов.
— Спасибо.
— Куда же едет господин граф? — спросил Гримо, которого его хозяин успел уже поблагодарить признательной улыбкой.
— Мы отправляемся в Блуа, домой.
— Как?.. Прямо отсюда? Без багажа?
— Так и едем. Я собирался просить Рауля, чтобы он прислал мои вещи или привез их сам, если бы пожелал приехать ко мне.
— Если ничто не удерживает его больше в Париже, — сказал д’Артаньян, посмотрев на Рауля прямым и острым, как стальной клинок, взглядом, способным так же, как клинок, вызывать боль — ведь он разбередил раны юноши, — он поступил бы лучше всего, уехав с вами, Атос.
— Теперь меня ничто не удерживает в Париже, — ответил Рауль.
— Значит, мы едем вместе, — решил Атос.
— А господин д’Артаньян?
— О, я собирался проводить Атоса лишь до заставы; оттуда мы возвратимся вместе с Портосом.
— Отлично, — отозвался Портос.
— Подите сюда, сын мой! — проговорил граф, ласково обнимая Рауля за шею и усаживая его в карету. — Гримо, — продолжал граф, — ты не спеша вернешься в Париж, ведя в поводу коня господина дю Валлона. Что же касается меня и Рауля, то мы пересядем на верховых лошадей, предоставив карету господам д’Артаньяну и дю Валлону, которые вернутся в Париж. Приехав домой, ты соберешь мои вещи и вместе с письмами перешлешь их в Блуа.
— Но когда вы приедете снова в Париж, — заметил Рауль, рассчитывая побудить графа высказаться, — вы останетесь без белья и всех остальных вещей, и это будет чрезвычайно неудобно.
— Полагаю, Рауль, что я уезжаю надолго. Последнее мое пребывание здесь не порождает во мне особенного желания возвращаться сюда, по крайней мере в ближайшем будущем.
Рауль опустил голову и замолчал.
Атос вышел из кареты и сел на коня, на котором приехал Портос и который, видимо, был немало обрадован тем, что сменил своего всадника. Друзья обнялись на прощание, пожали друг другу руки и обменялись уверениями в вечной дружбе. Портос обещал провести у Атоса, как только будет располагать досугом, не менее месяца. Д’Артаньян также пообещал приехать в Блуа, как только получит отпуск. Обняв Рауля в последний раз, он шепнул ему:
— Я напишу тебе, мой дорогой.
Это было так много для д’Артаньяна, который никогда никому не писал, что Рауль был тронут до слез. Он вырвался из объятий мушкетера и поскакал.
Д’Артаньян уселся в карету, где его поджидал Портос.
— Ну и денек, друг мой, — сказал он, обращаясь к Портосу.
— Да, да, — подтвердил Портос.
— Вы, должно быть, порядком устали?
— Нельзя сказать, чтобы очень. Однако я лягу пораньше, чтобы завтра быть свежим и отдохнувшим.
— А позвольте спросить, для чего?
— Для того, чтоб закончить начатое мною сегодня, я полагаю.
— Вы волнуете меня, друг мой. Я вижу, что вы чем-то встревожены. Какую же чертовщину вы начали и что оставили незаконченным?
— Послушайте, ведь Рауль так и не дрался. Выходит, что драться предстоит мне.
— С кем? С его величеством королем?
— Как это с королем? — спросил пораженный Портос.
— Ну да, конечно, мое большое дитя, с королем.
— Но, уверяю вас, — с господином де Сент-Эньяном.
— Вот что я намерен сказать вам, Портос. Обнажив шпагу против этого дворянина, вы обнажаете шпагу против самого короля.
— Что вы! — вытаращил глаза Портос. — И вы в этом уверены?
— Еще бы!
— Как же уладить в таком случае это неприятное дело?
— Мы постараемся хорошенько поужинать с вами. Стол капитана мушкетеров, как говорят, недурен. Вы увидите за ужином красавца де Сент-Эньяна и выпьете вместе со мной за его здоровье.
— Я? — ужаснувшись, вскричал Портос.
— Как? Вы отказываетесь пить за здоровье его величества?
— Но, черт возьми, я не говорю о его величестве короле, я говорю о господине де Сент-Эньяне!
— Повторяю вам, это — одно и то же.
— Раз так… Ну что же… — буркнул побежденный Портос.
— Вы меня поняли, дорогой мой?
— Нет, но теперь это не имеет значения.
— Это и впрямь не имеет значения, — сказал д’Артаньян. — Поехали ужинать, мой бесценный Портос.
XXVII. В обществе господина де Безмо
Читатель не забыл, разумеется, что, покинув Бастилию, д’Артаньян и граф де Ла Фер оставили там Арамиса наедине с Безмо.
Безмо не почувствовал, что после ухода двоих из его гостей разговор заметно увял. Он был убежден, что отличные десертные вина Бастилии были достаточным стимулом, чтобы заставить порядочного человека разговориться. Однако он плохо знал его преосвященство епископа, который становился наиболее непроницаемым как раз за десертом. Что до прелата, то он давно знал Безмо и рассчитывал поэтому на то самое средство, которое и Безмо считал исключительно действенным.
Хотя беседа сотрапезников и не прерывалась, но в действительности она утратила какой бы то ни было интерес. Говорил лишь Безмо, и притом только о странном аресте Атоса, аресте, за которым столь скоро последовал приказ об освобождении.