Читать интересную книгу Привал - Владимир Кунин

— Мамочка... — в забытьи всхлипывал Вовка Кошечкин, и по его посеревшему лицу катились крупные слезы. — Больно, мама... Меня убили? Меня убили, да?..

— Нет, Вовик, нет!.. — бормотала Зинка.

— Потерпи, миленький... Потерпи, сыночек мой... — уговаривала его Васильева.

Они перебинтовывали его, пропускали под ним бинты, всаживали в Вовку один укол за другим — то в вену, то внутримышечно.

В углу рта Вовки показалась сукровица.

— Зинка! Голову! Подними ему голову... Он сейчас захлебнется!..

Но тут из бронетранспортера выплеснулась еще одна смертоносная пулеметная очередь. В палатке вдребезги разлетелся аптечный шкафчик.

— Огонь!!! — закричал польский подпоручик, который так замечательно блефовал в покере.

Оглушительно рассыпались русские и польские автоматы, застучали одиночными выстрелами карабины. В одной цепи, заняв оборону, лежали вместе с поляками и русскими союзники.

— Да подними ты ему голову, черт бы тебя побрал! — в гневе закричала Васильева. — Не видишь, что ли?!

Но Зинка молчала. Она держалась за перевязочный стол, и по ее халату на груди расползалось большое кровавое пятно с розовыми краями. Она еше попыталась выпрямиться, перехватить край стола поудобнее и упала навзничь с открытыми мертвыми глазами.

Снова полоснула пулеметная очередь из бронетранспортера.

— Зина! — закричала Васильева и закрыла Вовку своим телом.

— Как больно... — прошептал Вовка и умер.

Бронетранспортер шел к палаткам медсанбата. Он прикрывал остатки своей группы и был почти неуязвим. «Хорошо идем...» — подумал Квидде и подмигнул молодому лейтенанту за пулеметом. Тот криво улыбнулся ему. Он все-таки слишком нервничал, этот мальчик...

Луиджи Кристальди спрятался за санитарный «газик», открыл крышку горловины бензобака и стал поспешно опускать туда и вынимать оттуда большую грязную тряпку. Когда тряпка пропиталась бензином, он оставил один ее конец в баке, а другой поджег зажигалкой. «Газик» вспыхнул.

Луиджи сел за руль, завел двигатель и подумал о том, что с диафрагмой бензонасоса он все-таки был прав. Черта с два завелся бы двигатель так хорошо с той диафрагмой! Это просто Бог надоумил его проверить бензонасос!..

«Газик» поехал прямо по пахоте наперерез бронетранспортеру. Когда Луиджи включил третью, прямую передачу, он вытянул рычажок постоянного газа. Он подумал, что его могут сейчас, наверное, даже убить, тогда нога соскользнет с педали акселератора и «газик» остановится. А для того чтобы автомобиль не остановился без шофера, и существует вот такой рычажок! Главное — не выпустить руль из рук до последнего момента...

Полыхающий «газик» мчался по полю, и его фургон с красными крестами по бортам нещадно бросало в разные стороны на пахотной земле.

— Луиджи! — закричал Рене Жоли. — Луиджи!..

Джефф Келли тоже понял, что задумал этот проклятый итальяшка, этот вонючий макаронник, этот...

— Прости меня, Луиджи! Прости меня, друг!.. Прости... — кричал Джефф вслед горящему фургону и короткими очередями бил по серым в сумерках фигурам немцев. — Луиджи, прости меня!..

Немцы расстреливали «газик» в упор, а тот продолжал неотвратимо мчаться на них. Уже была изрешечена вся кабина «санитарки», выбито ветровое стекло. По лицу Луиджи Кристальди текла кровь, глаза были полузакрыты. Только красный туман и огонь, и сквозь туман — только один бронетранспортер. Ничего больше. Только бронетранспортер! Луиджи показалось, что он ранен. Странно... Совершенно не больно... Он так всегда боялся фронта. Так ясно представлял, что его убьют... Так жалел себя!..

Ему показалось, — что он засыпает. Он с трудом открыл глаза, на мгновение красный туман рассеялся, и он увидел, как на него стремительно надвигается могучий бронетранспортер. Как на треке туринского «ФИАТ Мирафиори», Луиджи до упора нажал педаль подачи смеси и до отказа помог акселератору ручным рычажком.

Впервые Герберту Квидде изменили нервы. Он попытался увернуться от мчащегося на него столба огня и дыма, но этот движущийся пожар устремился за ним, опережая его в скорости и маневренности. «Неужели все?! — промелькнуло в последнюю секунду в голове Квидде. — Я не хочу!.. Не хочу... Не...»

Луиджи последним усилием воли приподнял тяжелые веки и увидел искаженное страхом лицо красивого белокурого гауптмана. И ему стало радостно от того, что он заставил его испугаться, а самому ему — ну ни капельки не страшно.

С полного хода горящий санитарный «газик» врезался в бронетранспортер. Раздался страшный взрыв. Объятый пламенем транспортер закрутился на одном месте. Рванули и его баки, и в воздух, в темнеющее вечернее небо взметнулся гигантский факел.

— Луиджи!.. — в ужасе закричал Мишка Рыжов и бросился вперед.

Его успел перехватить Майкл Форбс. Он свалил бьющегося в истерике младшего сержанта Мишку Рыжова, прижал к себе, что-то закричал ему по-английски.

— Луиджи!.. — кричал Мишка.

Рене Жоли сидел за большим бачком полевой кухни и перевязывал Тулкуна Таджиева. Свежевычишенная картошка была рассыпана по мокрой земле, узбекский казан перевернут.

Слабеющей рукой Тулкун подтянул к себе свой автомат, сунул в руки Рене и подтолкнул его:

— Иди, иди... Я полежу немного. Отдохну...

— Эй, ребята, помогите! — прокричал старшина Невинный.

Он выволакивал из палатки для личного состава длинный деревянный ящик. Ящик был тяжел и цеплялся окованными краями за палатные колышки, землю.

На помощь к Невинному бросились трое — старшина Михаил Михайлович, его молотобоец и Майкл Форбс. Вчетвером они мгновенно вытащили ящик из палатки. Невинный откинул крышку — там лежали ручной пулемет Дегтярева, несколько дисков к нему, два автомата ППШ с рожками и штук тридцать гранат. Форбс присвистнул.

— Откуда у тебя-то это?.. — спросил худенький старшина в очках. — Вроде бы по штату не положено?

Невинный выхватил из ящика ручной пулемет, прищелкнул к нему диск, для верности прихлопнул его сверху своей огромной ладонью и сказал:

— Я все-таки по хозяйственной части! Что же у меня, заначки не будет?.. Айда, Михал Михалыч. Дадим стране угля!.. Вперед!!!

Держа в могучих руках пулемет, Невинный пошел на немцев в полный рост. Точными и короткими очередями бил пулемет Дегтярева.

— Вперед! — закричал польский подпоручик и поднял своих.

Шли цепью польские и советские солдаты...

Шел худенький пожилой старшина в очках — Михаил Михайлович...

Рядом шел его молотобоец... Бок о бок с ним шагал Рене Жоли с автоматом Тулкуна Таджиева.

Вместе шли русский шоферюга — блатмейстер и доставала, так и не научившийся ремонтировать свой автомобиль, Мишка Рыжов и американский летчик с супертяжелого бомбардировщика, очень плохо играющий в покер, — лейтенант Джефф Келли...

Степенно шагал английский цирковой велофигурист — артист мирового класса, случайный сержант-десантник вооруженных сил Великобритании, одинокий человек Майкл Форбс. Он шел в широкополой армейской шляпе с приколотым русским гвардейским значком. Через плечо у него висела белая холщовая сумка сеятеля. Всего несколько часов тому назад из этой сумки в поле летело зерно. Сейчас вместо зерна в ней лежали два десятка советских гранат Ф-1. Другого оружия у Форбса не было. Нет, не зря он почти полжизни отработал во всех цирках мира! Он не истратил ни одной гранаты впустую. Расчетливо, не делая ни одного лишнего движения, он действовал гранатами с удивительной точностью. Ибо цирк приучил его к тому, что любое лишнее неосторожное движение в работе может кончиться плохо.

И только бельгиец Серж Ришар — прекрасный специалист по тракторам, которому вечно не хватало горючего для трактора, отстал от всех. Он медленно плелся в своем комбинезоне тракториста, весь перепачканный соляркой и тавотом, и зажимал простреленный живот руками. На согнутом локте за ним волочился чей-то карабин, а сквозь грязные пальцы сочилась кровь.

Васильева меняла повязку Тулкуну Таджиеву. Вату, индивидуальные пакеты, йод она доставала из санитарной сумки, которая висела на плече у Лизы.

Лиза стояла к ним спиной. Двумя руками она держала на изготовку пистолет Васильевой. Жесткими и сухими глазами Лиза следила за ходом боя, за каждым движением немцев и была готова в любую секунду защитить Тулкуна и майора Катерину от всего на свете.

По вспаханной и засеянной польской земле навстречу гитлеровским профессионалам шли крестьяне, которых война одела в армейскую форму и дала им в руки оружие...

К центральному шоссе, ведущему к городку, стягивались в сумерках грузовики с солдатами. Осторожно переваливали через проселочные рытвины, выезжали на твердое покрытие добротной, мощенной камнем дороги и уже безбоязненно увеличивали скорость — мчались один за другим, возвращали грязных, усталых солдат с полей к их временным, но таким желанным пристанищам. Из кузовов в вечернее небо летели веселые, разухабистые песни — польские, русские, английские. За гулом моторов, за шумом ветра, за разноязыкими песнями не было слышно ничего. Почти ничего...