На следующий день после этого убийства я отправляюсь на похороны Абдула Джабара в Бахдиду, крупный христианский город, что в 32 км от Мосула. Я хочу быть среди людей, которых последние 10 лет гражданской войны лишили мира. Среди всех посещенных мною стран арабского мира Ирак, безусловно, наиболее опасен; здесь чаяния всех гонимых христиан сводятся к одному: бежать. В Мосуле, родном городе Джабара, имели место самые страшные случаи убийства христиан. То же самое можно сказать и о столице Ирака Багдаде.
В полупустой церкви происходит отпевание. Я занимаю место в центральном ряду неподалеку от входа, откуда могу наблюдать стоящего перед гробом полного рыжебородого епископа Никодимоса Дауда Матти Шарафа. В руке у него золотой скипетр с двумя позолоченными маковками, в объятиях которых лежит крест. На крышке гроба – фотография убитого.
– Убийца – не тот, кто убил Абдула Джабара, – говорит епископ в проповеди. – Это те, кто заставили его это совершить.
Произнося в этот весенний день в огромной мраморной церкви свою пламенную речь, он покрывается испариной.
– Через пять-десять лет в Ираке не останется христиан, которых они могли бы убить, и когда это наконец произойдет, они начнут убивать друг друга, – заявляет он.
Немного смущенный тем, что пришлось напроситься на участие в такой личной семейной церемонии, я вспоминаю слова, нередко звучавшие, когда речь заходила о 11 сентября 2001 г.: теракт Аль-Каиды изменил мир. Несомненно, все так; но изменения произошли, прежде всего, в жизни членов этого прихода, которые всегда жили и продолжают жить в этой стране. А для большинства жителей западного мира эти изменения пока что сводятся разве что к неудобствам, с которыми приходится сталкиваться перед посадкой на самолет.
Одиннадцатое сентября 2001 г. привело к вторжению в Ирак в 2003 г., что, в свою очередь, спровоцировало арабскую весну, после которой изменение христианской демографии в стране стало вызывать озабоченность. Нет точных данных о том, какое количество христиан проживало здесь перед началом войны, предположительно от 1,2 до 1,5 млн человек, что составляло около 4 % населения[207]. Теперь христиан менее 300000 человек, всего 0,9 %[208]. Кроме как катастрофой такое положение никак не назовешь.
Во время своей поездки, пообщавшись с довольно большим количеством иракских христиан, я стал понимать причины, заставляющие многих покидать страну. Честно говоря, мне самому захотелось полететь первым самолетом домой, несмотря на то что раньше мне никогда не доводилось встречать столько радушия и гостеприимства, как в среде христиан, которых мне удалось здесь посетить.
Сидя на церковной скамье, я имел возможность проанализировать и свою прежнюю самонадеянность. Сам я поддерживал войну точно так же, как и датская армия, как известно, принимавшая участие в обстрелах, которым ко времени моего посещения Ирака весной 2013 г. исполнилось уже 10 лет. Падение режима развязало руки межрелигиозному насилию, когда сунниты и шииты устраивали между собой резню, за организацией которой нередко стояло религиозное руководство. При этом обе группы преследовали христиан, обвиняя их в союзничестве с Соединенными Штатами.
У меня нет ответа на вопрос, какие действия должны были предпринять союзники Америки в данной ситуации. Без сомнения, режим Саддама Хусейна стоил сотен тысяч иракских жизней, существовало множество причин для его свержения, даже несмотря на то что никакого ядерного оружия в итоге так и не было найдено. Однако мои теперешние сомнения разделяет сейчас правительство США и большинство европейских стран, в частности, когда речь заходит о Сирии: ведь колебания на фоне все возрастающей смертности длятся уже более двух лет.
Последние 10 лет арабские страны трясет не на шутку, и если бы можно было использовать христиан в качестве сейсмографа тряски, вызванной всеми этими переменами, вряд ли картина выглядела бы обнадеживающе. Для людей, присутствующих на отпевании в этой церкви, некоторые из которых сейчас с недоверием поглядывают на стоящего в центре иностранца, это может означать, что война, вероятно, скоро положит конец их 2000-летнему присутствию в стране.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Во время всех этих ужасающих гонений доля христианских беженцев значительно превысила долю беженцев-мусульман. Согласно докладу Верховной комиссии ООН по делам беженцев при УВКБ ООН более 40 % всех покинувших страну иракцев – христиане[209]. Учитывая, что до войны на их долю приходилось не более 4 % из всего 31-миллионного населения, а сегодня, по-видимому, около 1 %, это огромное количество.
Закончив проповедь, архиепископ разрешает пришедшим попрощаться с покойным подходить к гробу. Женщины безутешно рыдают. Убитый был небольшого роста и хрупкого телосложения. Поднятая на четырех гвоздях, наполовину забитых в каждом углу гроба, над ним на несколько сантиметров возвышается крышка. Родственники просовывают под нее руки, чтобы в последний раз дотронуться до тела, прежде чем гвозди окончательно забьют.
Заплаканная молодая женщина просит меня уйти. Я исчезаю в боковой двери и топчусь перед церковью. Гроб с телом Абдула Джабара выносят на плечах трое его сыновей и трое других мужчин. Его ставят в пикап и везут по городским асфальтированным дорогам на кладбище.
* * *Во время этой поездки в Ирак мне удалось встретиться, можно сказать, с земляком. С начала 1990-х Амир Альмалех со своей семьей проживает в Норртелье, в Швеции, что неподалеку от Стокгольма. Он сопровождает меня в большинстве передвижений по стране.
Мне помогли его найти добрые люди, участники финансируемого Данией проекта «Международная поддержка СМИ» в Ираке. Амир руководит одним из самых посещаемых новостных сайтов о христианах на Ближнем Востоке ankawa.com, о котором с завидной скромностью заявляет, что он – наилучший. После своей поездки я имел возможность убедиться, что для подобной уверенности есть все основания. Обладая значительными связями во всех посещаемых нами городах, Амир может предоставить мне достоверную информацию обо всем, о чем бы я ни попросил.
То, что именно в Швеции проявляют такой интерес к иракскому христианству, – отнюдь не случайность. В этой стране, по словам Амира, проживают как минимум 50 000 иракских христиан, т. е. можно сказать, что на территории наших соседей обосновалась одна из крупнейших общин иракских христиан за пределами Ирака. А сейчас шведскую границу закрыли. Из всех скандинавских стран Швеция на сегодняшний день ввела самые строгие ограничения на въезд иракских христиан.
За несколько дней до убийства и похорон Абдула Джабара меня селят в гостинице в квартале Анкава, где живет Амир – по названию квартала и назван сайт. Многие изгнанные прежде иракские христиане вернулись, чтобы принять участие в свадьбе сестры Амира. Приглашенных на свадьбу около тысячи, так что теперь весь район заполонен иракцами, говорящими по-шведски. Никогда раньше не доводилось мне pratat så mycket svenska[210], как в Анкаве. Амир, посмеиваясь, сообщает мне, что я разговариваю как иммигрант. В конце концов мы отказываемся от общения на общескандинавском и переходим на английский.
Анкава – христианский район, расположенный в крупном курдском городе Эрбиль, что в Северном Ираке, – в Курдистане, как еще называется эта местность. Сорок лет назад в Анкаве проживало 7000 человек, сегодня их более 30 000, многие из них – беженцы из Мосула и Багдада. Всего за 10 лет в Анкаве была открыта масса ресторанов, гостиниц, клубов и других заведений. Появилось несколько новых церквей.
То же самое можно сказать и об Эрбиле в целом. Здесь ты словно находишься в сытом провинциальном городке: там и сям возвышаются строительные краны, новые дома; а сам Эрбиль, со своими недавно запущенными молами, посверкивающими зеркалами громоздкими, неэкономичными спортивными машинами и отелями причудливых форм, напоминает внезапно получившего доступ к деньгам нищего подростка.