— Прошу прощения, Либерти. Даю вам слово, что ничего подобного больше не произойдет.
— Эллиот, прошу вас, не надо! — В умоляющем жесте она протянула к нему руку.
Но он, даже не удостоив ее взглядом, взял со стола перчатки.
— Боюсь, вы правы: чем скорее вы найдете крест, тем лучше для нас обоих. — С этими словами он вышел из комнаты, оставив ее одну посреди пустой и холодной комнаты. Либерти ощутила, как холод тотчас проник и в ее сердце.
Значит, он все-таки слышал, что она прошептала. Теперь з этом нет никаких сомнений. Услышав из ее уст невольное признание в любви, он тотчас поспешил отвергнуть тот единственный дар, который у нее был. Либерти и представить себе не могла, что когда-нибудь полюбит такого человека, как Эллиот. Она буквально таяла в его объятиях. Осознав, что теперь ее сердце исполнено любовью к нему, она поняла также, что это новое для нее чувство накладывает на нее и новые обязательства. В последние дни ей уже казалось, что они с Дэрвудом постепенно приходят к взаимопониманию. Либерти понимала, чего он хочет от нее. Он же, в свою очередь, казалось, прекрасно понимал ее. Более того, они оба черпали в этом безграничную радость.
Брэкстон утверждал, что она станет виновницей финансового поражения Дэрвуда, и эти слова испугали ее не на шутку. Ничего удивительного, ведь это была правда. Но куда страшнее и тревожнее оказались свидетельства, обнаруженные ею в бухгалтерской книге. В воображении Либерти рисовались жуткие картины. Та же самая сила, что вытолкнула ее из постели на поиски Арагонского креста, теперь заставила ее повести борьбу со слезами.
И ей тотчас стало ясно, какую чудовищную ошибку она совершила. Сама того не желая, она раскрыла Эллиоту тайный план Ховарда. Ведь если ее бывший благодетель действительно задумал сокрушить своего соперника, она уже бессильна предотвратить надвигающуюся катастрофу. Из-за своего упрямства она дала Дэрвуду ключ к его же собственному падению. До сих пор Эллиот сохранял твердость духа, зная, что Ховард стал причиной позора, павшего когда-то на его отца. Теперь же ему известно, как, впрочем, и ей, что отец Дэрвуда знал о махинациях Хаксли. Более того, многие из них произошли при его непосредственном участии, а следовательно, Эллиот потерял ту последнюю соломинку, за которую еще мог цепляться ради сохранения собственного достоинства. То есть теперь он лишился даже доброго имени, на котором, как на фундаменте, выстраивал свое будущее. А произошло это по ее вине. Осознание своей чудовищной ошибки лишило Либерти последних сил, и она с рыданиями упала на пол, на груду книг.
Выходило, Ховард поставил себе целью уничтожить их обоих.
На протяжении двух последующих недель жизнь их приняла неожиданный оборот. Либерти проводила дни в безрезультатных поисках Арагонского креста, пытаясь внутренне приготовиться к надвигающейся катастрофе. Как и предсказывал Брэкстон, ее финансовые дела с каждым днем шли все хуже. Либерти убедилась, что ее средства тают едва ли не на глазах.
После таинственного исчезновения Брэкстона деловые партнеры Ховарда забеспокоились, принялись то и дело наносить ей визиты. Лишь Эллиот, казалось, оставался невозмутимым. После бурной сцены в зале приемов, он совершенно замкнулся в себе и избегал ее общества. Более того, если не считать вечерних обедов, на которых неизменно присутствовал Гаррик Фрост, могло показаться, что он начисто забыл о ее существовании.
Иногда Либерти случалось столкнуться с Дэрвудом в коридоре. Порой за обеденным столом, сидя напротив нее со странным выражением лица, он доводил ее молчанием до умопомрачения, сердце ее начинало бешено колотиться. Дважды Либерти поймала его на том, что он стоит у дверей и наблюдает за ней. Но стоило ей заметить на себе загадочный взгляд его зеленых глаз, как Дэрвуд тотчас разворачивался и уходил. Исполненные одиночества, дни ее тянулись однообразно и уныло, как, впрочем, и ночи, и единственным спасением от тоски стали беседы с Гарри-ком Фростом, которые в последнее время случались все чаще. Не зная почему, Либерти с удовольствием проводила время в обществе человека, который был Эллиоту преданным другом.
Одним дождливым днем она сидела, погрузившись в изучение очередной партии книг.
— А это что такое? — неожиданно поинтересовался Гаррик, беря в руки медную урну.
Либерти подняла глаза от инвентарного списка.
— Это останки царя Махатмута Хан-Мадена.
— Понятно.
Гаррик нахмурился и поставил урну на письменный стол.
— Не бойтесь, — рассмеялась Либерти. — Вряд ли они все еще внутри. Как мне кажется, Ховарда откровенно надули при этой покупке.
Сунув руки в карманы, Гаррик наблюдал за собеседницей.
— Либерти, — наконец произнес он. — Надеюсь, за последние две недели я сумел завоевать ваше доверие.
— Разумеется, Гаррик. Я к вам отношусь с глубочайшей симпатией.
— Но ведь не с большей, чем к Эллиоту? — осмелев, задал он вопрос.
Либерти с завидным спокойствием отложила в сторону перо.
— Мне кажется, это неприличный и нескромный вопрос.
Гаррик уселся на стул напротив ее письменного стола.
— Разумеется. Но поскольку я все-таки осмелился задать бестактный вопрос, то позвольте задать еще один, в высшей степени личный вопрос и, возможно, еще более неблагопристойный и взыскательный.
— Боюсь, вы уже начали…
— Либерти, что произошло между вами и Эллиотом?
— Разве он не говорил с вами об этом? — спросила она и поспешила отвести глаза.
— Прямо — нет. Но у меня такое подозрение, что между вами произошла ссора, причем в ту самую ночь, когда вы встречались с Брэкстоном.
— «Ссора» — не совсем точное слово для того, что в действительности имело место.
— Хорошо, пусть будет спор. Правда, он не сказал мне, по какому поводу. Единственное, что мне известно, что с тех пор он сам не свой от злости.
— Эллиоту не понравилось, что я отправилась на встречу с Брэкстоном, не спросив у него согласия.
— А он говорил вам, что в тот же вечер мы встречались с Карлтоном?
Либерти подняла на него изумленный взгляд:
— Нет.
— Представьте себе. Эллиот пытался выяснить, откуда исходят угрозы.
— И он подумал, что это, возможно, дело рук Карлтона?
— Нет. Но он был почти уверен, что Брэкстон тут тоже ни при чем. Я думал, вы в курсе, — Гаррик понизил голос едва ли не до шепота, — что он до сих пор сомневается, что угрозы — дело рук Брэкстона.
— Да, но ведь угрозы прекратились. Значит, отъезд Брэкстона — единственное тому объяснение.
— Позволю себе не согласиться. С самого начала в этой истории было нечто такое, что плохо поддавалось объяснению. Вот почему Эллиот до сих пор опасается, что ваша жизнь под угрозой.