Читать интересную книгу Невыносимая невеста, или Любимая студентка ректора (СИ) - Обская Ольга

Вот только перспектива вырисовалась другая: пойти вместе не в разведку, а в дамскую комнату. Пожалуй, подобная просьба прозвучит странновато. Как Лера себе это представляет? Она тихонько рассмеялась, прокрутив в голове свой разговор с Тоцким. Нет, видимо, придётся всё-таки придушить любопытство и обходить дамскую комнату стороной.

Утро Ольшанского началось с того, что он прослушал по мобильному кристаллу отчёт нанятых им детективов. Они рассказали, что удалось вычислить всех, кто находился в сторожевой башне в тот день, когда у Лайлиты начались роды. Больше всего их заинтересовала некто Гелена, главная повитуха. У неё на виске была невероятных размеров метка Ковальских.

Магия Ковальских заключается в умении нравиться. Представители рода могут иметь самые уродливые черты лица, непропорциональные фигуры, неприятный скрипучий голос — что угодно, окружающим они всё равно будут казаться неотразимыми. Причём не только внешне. Они ещё и неконтролируемое доверие вызывают. Некоторые Ковальские этим прекрасно пользуются. Могут втереться в доверие и облапошить.

Алену не понравилось, что рядом с Лайлитой в такой ответственный день был кто-то из Ковальских. Неспроста детективы заинтересовались в первую очередь именно представительницей их рода. Вполне возможно, что она и причастна к тому, что близнецов разлучили.

Ольшанский дал детективам распоряжение работать дальше. Пообещал, что щедро вознаградит.

После разговора Ален спустился на веранду, где уже был накрыт завтрак. Прохладное осеннее утро радовало безоблачностью. Золотые лучи солнца затопили всё пространство веранды, но даже они не могли сравниться лучезарностью с золотой копной волос его дочери.

— Доброе утро, папа! — Злата улыбнулась.

Эта была не та улыбка, какую он привык видеть на лице дочери. Светлая, но грустная, будто малышке больше хочется плакать, чем улыбаться.

— Сейчас подадут твои любимые блинчики, — Ален сел напротив Златы.

Он специально заказал их, в надежде, что они не утратили своё свойство поднимать дочке настроение.

Красивое блюдо с горкой фаршированных блинчиков вплыло на веранду, источая запах ванили и ягод, но глаза Златы не повеселели. Она позволила официанту наполнить свою тарелку и даже принялась работать ножом и вилкой. Но Ален чувствовал, что это делается по одной причине — не расстроить его, чтобы не думал, что зря старался.

Прислуга ушла. Они с дочерью снова остались на веранде вдвоём. Злата молчала и смотрела на блинчик с каким-то мучением. Было видно, что хочет что-то сказать Алену, но никак не решится. Он должен начать сам. Он ведь догадывается, что происходит с его девочкой. Сегодняшней ночью Ален анализировал, почему Злата так изменилась после экскурсии в аномальную зону, и у него появилось предположение.

— У тебя проснулась метка?

Приборы звякнули, ударившись о тарелку — она выпустила их из рук.

— Да, проснулась, — Злата побледнела, — но не та…

Слова давались ей с трудом.

— Я знаю, — прервал Ален её мучения.

Все эти годы он догадывался, что Злата может оказаться не его дочерью. Она совсем не похожа на него. Милый золотой лисёнок, но в ней ничего нет от Ольшанских. Догадывался, но гнал эти мысли. Она была его единственной отрадой. Он не хотел даже думать о том, что однажды появится кто-то, кто заявит на неё права.

Когда у Златы к совершеннолетию не проснулась ни отцовская, ни материнская магия, Ален продолжал надеяться, что она всё же его дочь. Отсутствие магии не означало ровным счётом ничего. Так бывает. И довольно часто. Дети могут не унаследовать дар ни от отца, ни от матери. Не всем быть магами. Это и не важно. С его миллионами он в любом случае смог бы обеспечить счастье дочери. Она и без магии могла получать от жизни все радости и удовольствия.

Но на краю сознания у Алена продолжала жить мысль, что у Златы может проснуться метка какого-нибудь другого рода. Не всякая магия вызревает ровно к совершеннолетию. Сегодня ночью, он понял, что, скорее всего, так и произошло. Поэтому Злата уже который день сама не своя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это не метка Ольшанских, — бескровными губами выговорила малышка. — Это метка…

Ален и хотел и не хотел услышать имя того, с кем была неверна ему жена.

— Не важно, девочка моя. Мне всё равно. Ты моя дочь. Всегда была и навсегда останешься. Ты Ольшанская!

Она вскинула на него огромные медовые глаза. В них стояли слёзы.

— Папа, я так боялась… что ты во мне разочаруешься, — голос дрожал. — Я так тебя люблю. Ты самый лучший отец, о котором можно только мечтать.

У Алена тисками сжало грудь. Пожалуй, стоит жить только ради одного того, чтобы однажды услышать такие слова. Он встал, подошёл к ней, чтобы обнять. Прижать к груди её золотую голову. Малышка и не догадывается, но он тоже боялся. Боялся, что он не будет ей нужен, когда она узнает, что у неё есть другой отец…

Глава 52. Не навредить

До начала занятий Лера успела пообщаться со Златой. Сестру было не узнать — она сияла в прямом смысле этого слова. Со счастливой улыбкой на лице она взахлёб пересказывала свой разговор с отцом.

— Лерочка, он самый лучший! Он сказал, я всё равно Ольшанская. У меня текли слёзы, я думала, он разочаруется во мне. Но он не дал мне отчаиваться. Говорил, что гордится мною и о такой дочери можно только мечтать.

У Леры самой щипало глаза, а губы непроизвольно растягивались в счастливую улыбку. Какой же Ольшанский молодец, что не закрыл сердце перед своей светлой нежной девочкой, так беззаветно любящей его. Другой мог бы отвернуться, когда узнал, что в ней нет ни капли его крови, и воспринимал бы её только как живое доказательство измен жены. Но Ален оказался выше этого.

— Лерочка, он хочет сегодня отвезти нас с тобой в оперу. Сказал, что давно собирался порадовать нас чем-то. А я подумала, вот было бы здорово, если бы ещё и Вилзорт поехал с нами. Лер, я едва сдержалась, чтобы не рассказать отцу о нём. Может, давай расскажем?

Вчера они всей своей братско-сестринской командой как раз таки решили пока не делать этого — не говорить Ольшанскому о Вилзорте. На этом сам Вилзорт очень настаивал. Он хотел сначала расспросить обо всём маму. Брат считал, что у неё могли быть причины не говорить Ольшанскому о нём. Отчего-то же она решила воспитывать сына сама.

— Давай подождём немного, — предложила Лера. — Вилзорту надо дать время. Пусть он сам созреет для знакомства с отцом.

Лера по себе знала, какие сложные чувства испытываешь, когда неожиданно в девятнадцать лет у тебя обнаруживается отец. Пусть Вилзорт привыкнет к этой мысли.

— Только представь, как папа обрадуется, — не смирилась Злата.

Да, теперь уже, зная Ольшанского, Валерия практически не сомневалась, что он обрадуется сыну. И они со Златой обязательно эту радость ему устроят. У Леры уже даже зрели планы, как это лучше сделать. Но нужно время подготовить Вилзорта.

— Повременим хотя бы пару дней, — попросила она Злату. — Вилзорт за это время как раз немного в новом мире освоится.

Вообще-то, сказать по правде, брат совершенно не казался дезориентированным. Скорость, с которой он изучал новый для него мир, поражала. Он чувствовал себя здесь как дома. Наверно, это часть его дара — не только уметь создавать порталы в другие миры, но и моментально приспосабливаться к жизни в неродном мире. Он умудрился уже даже о временной подработке договориться. Аптекарше, у которой он снял комнату, требовался подсобный работник на пару часов в день. Вот Вилзорт и вызвался ей помочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Кстати, я тоже не смогу с вами поехать в оперу, — пришлось Лере разочаровать Злату. — Но мы сможем там повидаться. Я буду в театре с Тоцким.

У Златы от изумления округлились глаза. Оно и не удивительно. Лера постоянно говорила сестре, что не признаёт помолвку, заключённую без неё, и не признаёт жениха. А про то, что они с Тоцким решили изображать счастливых обручённых, ещё не рассказывала. Да и не знала пока, стоит ли раскрывать все карты. Конечно, это неправильно — иметь от сестры секреты, но если Злата будет в курсе, она же может вольно или невольно проговориться Ольшанскому, и тогда весь их с Тоцким спектакль пойдёт насмарку. Получается, какое-то время придётся притворяться и перед сестрой. Но она поймёт и простит, когда узнает, что всё это делалось ради избавления Ольшанского от напастей.