— Может, хватит уже дуться, Лютогосте?
Боярин в ответ только гневно засопел, уставя бороду.
— Присядь с нами, выпей пива альбо вина, — князь повёл рукой в сторону небольшого резного столика, привезённого кметями из какой-то разорённой вотчины в подарок своему князю.
Лютогость несколько мгновений помолчал, потом коротко всхрапнул, словно норовистый конь, и подошёл к столику.
Князя он слушал равнодушно, только изредка вскидывая на него непроницаемые глаза. Трудно и сказать было, что он думал в ответ на Всеславли речи о кривском единстве.
— А чего же ты, княже, решил, что это ты должен совокупить кривичей? — коротко усмехнулся боярин, когда князь выдохся.
— А это не я так решил, — вкрадчиво ответил Всеслав.
— А кто же?
— Боги, — коротко бросил князь, глядя куда-то в сторону.
Короток ответ, а понимающему человеку всё ясно. Боги велели, стало быть, князь Всеслав не только кривское единство целью имеет. Дохнуло на боярина от княжьих слов тёмными тайнами древней веры, седой косматой стариной.
— Плесков — наш пригород, новогородский, — возразил ещё раз Лютогость.
— Ой ли? — протянул Всеслав недоверчиво. — Плесков — город кривский. А Новгород кривичи и словене ладожанские вместе основали. И кривичи в ту землю не от Плескова ли с Изборском пришли? Плесков-то да Ладога, стало быть, старше Новгорода будут? Какой же тогда Плесков пригород?
— Так великий князь постановил, — упрямо ответил боярин.
— Воля богов выше княжьей, — скривил губы полоцкий князь. — Тем более — выше воли князя-отступника.
— Такова воля и Господина Великого Новгорода, — Лютогость выпятил бороду. — Она и великим столом киевским играет…
— То-то вас за это великий князь при крещении после и поблагодарил, — не сдержал яда Всеслав.
Боярин снова набычился и умолк.
— Я тебя, Лютогосте, пожалуй, что и отпущу, — сказал князь задумчиво. — И даже без выкупа отпущу.
— Мнишь, я после того на твою сторону стану? — остро глянул на него Лютогость.
— Ну а чего же? — не стал лукавить Всеслав Брячиславич. — Ты кривич, и я — кривич. Я не христианин, и ты, я смотрю, опричь креста на шее Перуново колесо таскаешь. Глядишь, и сговоримся когда-нибудь…
Лютогость покосился себе на грудь, затянул ворот рубахи и насупился ещё больше.
Трещал, стреляя искрами, костёр, шипело, шкварчало на углях вяленое мясо, булькая, рванулось из ендовы тёмное, пахучее пиво.
Сегодня было можно.
С глухим стуком сдвинулись глиняные чаши. Плеснули в огонь — предкам.
— Ну, за награду!
— Во славу Перуна и Велеса!
Несмеян сделал несколько глотков и принялся отрывать с ивового прутка горячие куски мяса, обжигающие кипящим салом.
— А откуда князь тебя знает? — Витко запил мясо пивом.
— Чего? — не враз понял Несмеян.
— Ну… он про сына тебя спросил, говорил с тобой так, будто… будто вы с ним росли вместе…
— Ну, почти что так и есть…
— Ого, — Витко вытянул губы трубочкой.
— Ага, — кивнул Несмеян. — Мы с ним родились в один день. И весть про то князю Брячиславу мой отец привёз. А Брячислав Изяславич его за то в дружину к себе взял.
— А, да, ты же говорил, — вспомнил Витко, снова делая крупный глоток и отрывая зубами ещё один кусок мяса.
— А ещё им в тот же день обоим от Велеса видение было… — добавил Несмеян. — После как-нибудь расскажу…
Витко задумчиво кивнул.
— Меч-то покажи… — выговорил он, снова делая глоток.
Развернули княжий подарок. Витко любовно пробежался пальцами по синему сафьяну и серебряной оковке ножен, чуть вытянул серебристо-бурый клинок благородной стали, полюбовался чернёным узором на рукояти, коснулся навершия в виде серебряной волчьей головы с оскаленными клыками — сам Белополь Белый Волк, древнее знамено кривских князей, прапредок самого князя Всеслава… Дорогой подарок. Князю впору.
— Спрячь, — вздохнул он, мечтательно щурясь на огонь. — Да… вот подарок, так подарок… Чем отдаривать-то будешь?
— Службой, вестимо, — Несмеян сжал зубы. — Я теперь за него в огонь и воду.
Помолчали.
— У него самого-то уже четверо, — вздохнул Несмеян.
Помолчали ещё, разлили остатки пива в чаши.
— А как мнишь, чего князь с боярином этим новогородским делать будет? — спросил вдруг Витко, задвигая в костёр очередное полено.
— Не знаю, — пожал плечами Несмеян. Отпил, подумал немного. — Я думаю, отпустит…
— Зачем это? — Витко застыл с открытым ртом.
— Ну как — зачем, — усмехнулся Несмеян. — В первую очередь, тот — боярин, не нам с тобой чета… хотя выкуп за него немалый взять стоило бы… ну да то — княжья воля. У меня он его уже выкупил.
Витко кивнул.
— То верно, — сказал он медленно. — А ещё причины есть?
— А как же, — охотно сказал Несмеян, прожёвывая жёсткое, плохо прожаренное мясо. — Видел, креста у боярина на груди нет?
— Ну?
— Хрен гну, — усмехнулся Несмеян. — Сам понимай…
Сзади раздался шорох — и новоиспечённые гридни вскочили, приветствуя воеводу Вадима, старшого княжьей дружины.
— Отведай с нами, Вадиме Якунич, — Несмеян плеснул пива в берестяную чашу.
Воевода гнушаться не стал.
— Мёду дома выпьем, — сказал Несмеян весело. — Только вот когда это будет?
— Скоро, — усмехнулся воевода, крутя длинный ус, смоченный в пиве. — Скорее, чем ты думаешь…
— Как это? — не понял Витко.
— А так, — воевода сумрачно отвёл глаза. — Завтра домой уходим.
— А Плесков? — Несмеян замер, не замечая, как льётся из чаши на землю пиво.
Вадим Якунич не ответил.
Пиво горчило.
Глава третья Месть
1. Словенская земля. Новгород Великий. Лето 1065 года, зарев
Лёгкий ветерок с Мойского озера — кривичи по-прежнему звали Ильмень Мойским, по старой кривской памяти — налетел, взъерошил волосы на непокрытой голове боярина, встопорщил бороду, колыхнул полы плаща, шевельнул гриву коня. Потянуло водой, простором, волей… Боярин бездумно улыбнулся — сладко было ехать вот так ни о чём не думая, опричь одного — домой едешь, домой…
В Полоцке Лютогость жил в терему полоцкого тысяцкого Бронибора — словно у родичей в гостях жил новогородский боярин, не скажешь, что и пленник.
Город Лютогостю понравился. Меньше Новгорода, вестимо — город на Волхове за последние сто лет осильнел, обгоняя даже Ладогу, коя долго была сильнейшим городом Северной Руси. Но и Полоцк сильнел, невзирая на погром от Владимира восемьдесят лет тому.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});