Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр слушал все дядины речи с видимым спокойствием. Андрея Александр и вправду сильно любил. Должно быть, это был единственный человек, которого Александр любил. Имея дело с женщинами, Александр лишь удовлетворял плотское влечение. Дети его были еще малы, он редко видался с ними и не испытывал к ним особой привязанности. Мощным умом Александр прозревал то, что мог бы означить как свое место во времени. Он уже знал, что истинными его наследниками явятся не его потомки. В той великой державе, основы коей выпало ему закладывать, власть будет передаваться не столько от отца к сыну, сколько от сильного к сильному. Но Андрея Александр любил, и, должно быть, как любит человек полную противоположность свою, даже и не другого человека, а насекомое или красивую птицу; особенно проявляется эта любовь в детях и выражается обычно в том, что ребенок это насекомое или красивую птицу замучивает, и не по злости, а именно по любви, которая и заставляет его действовать с этим существом — сажать в клетку, тискать, насильно кормить и обрывать крылышки и лапки…
Но сейчас Александр вовсе не думал об Андрее. Когда Святослав упомянул о мордовских землях, Александр подумал о том, что теперь делить земли будут князья Рюриковичи не по-прежнему. Теперь над ними над всеми одна большая власть — Сарай и Каракорум. Но Александр ни о чем здесь говорить не станет, а что ему делать, он знает…
На объявление уделов Андрей не пришел. В сущности, положение его было очень тяжелое. Не было ясно, кто он теперь, чем владеет, где будет жить и чем будет жить. После поминального стола Танас-Ярослав подошел к нему и, отводя глаза, попросил не обидеть — приехать на свадьбу. Андрей обещался быть. Однако смысл этого приглашения видел в том, что брат опасается, как бы Андрей не явился к нему в Тверь надолго. Потому и подчеркивает, что приглашает именно на свадьбу. И Танас уже начал заражаться, проникаться этим их общим недоверием друг к другу. Танас незлой и козней не любит, но Андрею уже не доверяет; просто потому что понял: уж лучше никому не доверять… Эх, Танас!.. И при-твориться-то не умеет, будто доверяет… А ведь вся суть в том, чтобы притворяться… Андрей прикусил больно верхнюю губу, удерживаясь от улыбки…
«Сам ты все знаешь, только не знаешь, что делать с собою!»
Оставаться во Владимире не имело смысла. Куда ехать — не было понятно. Вполне можно было дождаться, что Святослав просто велит Андрею съезжать из покоев, которые для чего-то самому Святославу занадобились. Но этого дожидать Андрей не станет. Довольно ему унижений. Он приказал сбираться — укладывать в сундуки одежду, книги — невеликое свое имущество. При нем оставались Анка, несколько слуг; и поразили его дружинники невеликой его дружины, почти все они решились следовать за ним; по сути, в неизвестность. Эта его «природность», прирожденность к власти привлекала. Он именно по самой своей природе должен был быть на месте высоком, и если было не так, то было несправедливо. Эти люди были темноликие после многих жизненных испытаний, и в их душах более сумрака скопилось, нежели света. Но они решились защищать Андрееву справедливость; она была в их сознании самой истинной и высокой, она была от естества и, стало быть, от Бога…
Андрей перебрался из Владимира в Боголюбово, поселился в обветшалых покоях замка своего тезки и святого покровителя. Со Святославом он не простился, тот не наезжал в Боголюбово и будто и позабыл о затаившемся Андрее. Почему? Действия и намерения других племянников тревожили Святослава? Александр?.. Вот так было всегда: о чем ни задумаешься, неминуемо придешь к Александру… Но если от кого и ждать решительных действий, то, конечно, от Александра — по его уму, или от Святослава — по глупости его. Но каких же это решительных действий может Андрей ожидать в отношении себя? И зачем он обманывает себя, выдумывая красивые определения? Что означает это — «решительные действия»? Да ведь он просто сидит, как зверь в капкане, и ждет, когда его убьют! Только и всего…
Здесь, в боголюбовских покоях, ступали убийцы и тяжело умирал, кончался правитель, природный, ставший их жертвой, оправданный смертной мукой своей… Здесь, в Боголюбове, Андрею было тягостно, и будто приобщение к смерти, к своей смерти… Но куда еще, в какое место мог бы он отправиться?.. Здесь, где смертные тени, приют ему…
Спать в ложнице Андрея Боголюбского он не решался, хотя с иронией сознавал, что именно это было бы достойно и даже красиво той особой красотой, какою бывают красивы иные действия. Но не решался, только сидел в этой ложнице на широкой постели целыми днями. Думал о смерти отца. Дошли новые слухи. Александр говорил, что его призывают в Каракорум, сулят подарки и милости, но он не поедет, потому что его там непременно отравят, как отравили его отца… Но зачем это Александру? Однако смерть отца могла быть нужна только ему! Отец ведь не дядя и не брат меньшой — с великого стола не скинешь… И все понимают, что теперь Александр — сила, истинный глава… Он будет заключать союзы, какие ему угодно; при отце нельзя было, с отцом надо было считаться… Но чтобы по наущению, по совету, подсказке, интриге Александра… чтобы отца… Нет!.. На это Александр не мог пойти… Или… что-то заставило его решиться… Что же? То, что отец предпочел Андрея?.. Нет, не за это отца… Мысли разбежались по закоулкам сознания, услужливо извлекли из темных уголков смутные картины: вот отец уезжает в Новгород с Феодосией, к Александру… вот Александр говорит с жаром о покойной матери… да? с жаром?., вот сидит с Андреем за шахматной доской… Если в смерти Феодосии виновен отец, он содеял это ради любимого сына, ради Андрея… «…потому что всегда помнил о моей матери…» Но у Александра было право мщения за смерть своей матери… Но ведь Александр знал, что, воспользовавшись этим своим правом, он словно бы законно устраняет отца… Законно для кого? Для своей совести? Александра мучит совесть? Быть может, совесть не даст ему погубить Андрея?..
«Нет, невозможно более увязать в этих мыслях. Не стану об этом думать. Запрет положу себе».
Андрей отдавал себе отчет, что при всей этой своей склонности к размышлениям он никогда не сможет увидеть, разглядеть и понять что-то важное, самое необходимое для расчета практических действий мирской жизни. Сейчас было два исхода — проникнуться этим чувством своей обреченности и ждать гибели. Андрей, измученный, уже готов был на это решиться. Но молодое, сильное желание жить влекло его к иному пути. Ему едва минуло семнадцать лет. И он понимал, что прежде всего, чтобы выжить, уцелеть, надо следить за действиями Святослава и Александра.
Следить! Впиваться выжидательно в лица слуг, выспрашивать, вызнавать вести… «Как все это истощает мою душу, унижает меня!.. Все это не по мне… Ах, если бы не ждать, а действовать; как угодно, но действовать!..»
Аксак-Тимка, устроитель охот, оставался с ним. Чем-то он напоминал Андрею покойного Льва, косинка эта половецкая, волжская, в глазах у него была. Но нелюдимый был, одинокий. Одну только охоту и любил. И зверь для него был существом разумным, духовным даже, и боролся со зверем на равных, ниже себя не полагал зверя. С этим человеком Андрею было спокойно. Он говорил только о самом простом; не исходил весь тревогой за Андрея, как Анка; не смотрел, как дружинники, которые будто ждали приказаний и готовы были защитить… И все это было совершенно изнурительно… С одним Аксаком этого не было. Несколько раз устраивал охоту с кречетами на цапель. После парил Андрея в бане, мастер был на это, мял, выворачивал руки и ноги Андреевы, топтал крепкими босыми подошвами упругое молодое тело. И Андрей начинал чувствовать себя таким сильным и хотел, хотел жить!..
Тот день был солнечный. Андрей во дворе упражнялся в стрельбе из лука. На столб воротный накрепил старый щит и, натягивая тетиву до уха с тонкой серебряной серьгой, сажал стрелы — одну за другой — вокруг умбона— железного навершия с малыми полями посередке червленого поля. Стрелы вонзались точно, как метил. Подумал о монголах, о тартарских пешцах, как они идут в битву — туча стрел, и под прикрытием тучи этой — пешцы с короткими ножами-мечами — лавиной…
Аксак-Тимка подошел обыденно, ладони отирая о кожаные штаны, — приваду готовил, другим днем сбирались рыбу ловить. Обыденно подошел, но все чувства Андреевы уже давно были напряжены, изострены. Сердце екнуло, опустил лук, повернулся к подошедшему:
— Что сталось? Не томи, быстрей говори!
Охотник неопределенно мотнул головой и сказал спокойно:
— Князь Александр выехал из Переяславля своего…
Андрей понял тотчас, что это обыденное спокойствие — нарочно, чтобы и его успокоить, уверенность вселить в его душу. Но ни уверенности, ни спокойствия быть не могло; после каждого слова Аксака хотелось задавать вопросы, вовсе и никчемные; просто чтобы на свой лад попытаться успокоить себя, вот так спрашивая о чем-то…
- Остановить Батыя! Русь не сдается - Виктор Поротников - Историческая проза
- Ханский ярлык - Борис Изюмский - Историческая проза
- Владимир Мономах - Борис Васильев - Историческая проза