в провинциальном педагогическом институте сыграло ключевую роль в разгроме «Русской историографии»? Причин тому несколько. Во-первых, идеологами всячески подчеркивался прикладной характер даже гуманитарных наук. Поэтому учебникам придавалось особое значение. Они должны были ориентировать многочисленную армию провинциальных преподавателей на правильное обучение студентов, которые, в свою очередь, должны были обучать школьников по всей стране. Если же провинциальные преподаватели сигнализируют о «прорывах исторического фронта», это свидетельствует о вопиющем положении дел. Во-вторых, выступление провинциальных историков против известного столичного профессора – пример демократии в науке, зримое проявление критики и самокритики, коллективной ответственности советских историков за состояние своего «фронта». В-третьих, сотрудники Ивановского педагогического института выступили в роли своеобразного третейского судьи. Критические рецензии, поступавшие на книгу от известных московских и ленинградских специалистов, могли показаться кому-то сведением счетов, а неангажированные провинциальные историки, не впутанные в академические игры, служили примером честного отношения к делу. В данном случае целая кафедра во главе с доцентом Мордвишиным сыграла роль «маленького человека».
Лидер «ивановских погромщиков» Мордвишин заслужил особую честь и был приглашен на обсуждение книги Рубинштейна, которое прошло в Министерстве образования СССР с 15 по 20 марта 1948 года. Вот как вспоминал об этом С. О. Шмидт:
Жалко и в то же время зловеще выглядело выступление И. И. Мордвишина из пединститута г. Иваново, напечатавшего перед тем письмо о книге Н. Л. [Рубинштейна] и получившего слово только седьмым; он обижался на то, что публично не оценили его инициативу, не выделили его роль: сработал симптом Бобчинского и Добчинского, боровшихся за то, чтобы было известно, кто первым сказал «э».
Очевидно, что наш герой не был лишен своеобразного тщеславия. Выступая, Мордвишин повторил все свои обвинения, особенно выпячивая мысль о том, что Рубинштейн не владеет марксизмом, что и привело к ошибкам в его книге.
Но поездка в Москву не стала карьерным трамплином. Мордвишин вернулся в Иваново, где продолжил преподавание в местном пединституте. По воспоминаниям ивановского историка И. Я. Биск, еще в 1970‐е годы «Мордвишин похвастался тем, что в свое время его приглашали аж в Москву громить космополитов; в словах Мордвишина не было ни антисемитизма, ни покаяния, а одно лишь тщеславие». Очевидно, вояж в Москву, где его внимательно слушали местные знаменитости, стал самым ярким эпизодом в «научной» карьере «маленького человека» Мордвишина. Заметим, что в воспоминаниях, опубликованных в 1993 году (уже после смерти автора), о своем триумфе он предпочел умолчать.
Примером все того же «маленького человека», борющегося против авторитетов и их «злоупотреблений», является сотрудница Института истории Полина Ефимовна Осипова (1900–?). В ее личном деле можно обнаружить скудные биографические сведения. Родилась в Могилеве в еврейской семье, с 1918 года – в комсомоле, а с 1919-го – в партии. Работала сотрудником ЦК ВКП(б). В 1930–1934 годах являлась слушателем Института красной профессуры. Наконец, в 1939 году поступила в аспирантуру Института истории АН СССР, в том же году была зачислена младшим научным сотрудником. Специализировалась на истории международных отношений Нового времени. В 1943 году защитила кандидатскую диссертацию. Раннее вступление в ряды большевистской партии, учеба в Институте красной профессуры и места работы выдают активного и идейного партийного деятеля. Отнюдь не случайно в 1944 году она стала парторгом сектора новой истории.
Осипова обнаружила «плагиат» в курсе лекций известного специалиста по истории Америки Л. И. Зубока. Судьба последнего была непростой. Выходец из рабочей еврейской семьи из Одессы, в 1913–1924 годах он находился в эмиграции в США, где принимал активное участие в рабочем движении. Затем вернулся в Россию – помогать строить коммунизм. В СССР он быстро выдвинулся в одного из ведущих специалистов по истории Америки. Тяжелым ударом для него стало обсуждение школьного учебника по новой истории. В условиях идеологических кампаний еврей Зубок, к тому же живший в Америке, оказался чрезвычайно удобным объектом для критики. Обвинения, выдвинутые Осиповой, стали предметом разбирательства партбюро Института истории на заседании 28 мая 1948 года.
Суть истории, со слов Осиповой, такова: «В прошлом году ко мне пришел тов. Лисовский по поводу того, что тов. Зубок заимствовал его статью… На партсобрании я выступила, т. к. считала такой поступок неэтичным для члена партии». Более того, в своей статье о Кубе Зубок вновь пошел на плагиат, на этот раз из книги американца Дженкса (гражданство Дженкса только усугубляло проступок). «Подобные факты говорят о методе работы т. Зубока и о низком уровне его научной работы». Осипова напомнила, что еще до войны Зубок обвинялся в том, что использовал материал из статьи научного сотрудника Лившица об Испании. Тогда это было расценено как заимствование, и Зубока сняли с должности заведующего сектором новой истории.
В данном случае для расследования была создана специальная комиссия. Е. А. Луцкий провел сличение текстов и, как доложила секретарь партбюро З. В. Мосина, он «обнаружил значительные совпадения текста, в ряде мест имеет место дословный пересказ, без ссылки на автора». При этом Лисовский вел себя очень непоследовательно: он то подтверждал факт заимствования, отказываясь квалифицировать поступок Зубока, то отрицал его. Плагиат из работ американца Л. Дженкса подтвержден не был. При обсуждении вердикта за Зубока фактически вступилась Мосина:
С обвинением тов. Осиповой о заимствовании тов. Зубоком книги Дженкса не согласна. Тов. Зубок использовал фактическую канву и имел на это право, тем более, что он дает ссылки. Тов. Лисовский подал всего три заявления. Во втором и третьем заявлении он никаких претензий к тов. Зубоку не предъявлял. Я считаю необоснованными приписать тов. Зубоку недобросовестный мотив.
Сам Зубок, расценивший случившееся как спланированную травлю, заявил следующее:
Все заимствованное у тов. Лисовского сводится к семи строкам. Сам тов. Лисовский дал положительный отзыв на отработанную лекцию и сказал, что чувствует себя виноватым передо мной. Тут упоминалось о факте со статьей тов. Лившица об Испании. Я лично говорил с тов. Лившицем, и он дал согласие использовать его материал.
В целом комиссия склонялась в сторону того, чтобы расценить случившееся как элементарную небрежность, связанную с большим объемом работы. Но поведение Зубока, который категорически отказывался признать хотя бы частичную справедливость обвинений и публично отстаивал свою позицию, в