— Вот уже несколько недель стоит хорошая погода. Виноградники не узнать. Мне сказали, что при такой теплой и солнечной погоде год будет урожайным.
— Да. — Она засмеялась. — Богатый урожай послужит Его Светлости неплохим утешением после того, что произошло в лесу, а?
— Надеюсь.
— Это ему предупреждение, как вы считаете, мадемуазель? Клянусь, нескоро он теперь сунется в лес.
— Возможно, — сказала я и, допив кофе, поднялась, чтобы уйти.
— До свиданья, мадемуазель, — с разочарованным видом протянула госпожа Латьер.
Думаю, ей хотелось еще немного посплетничать.
Я не могла удержаться от того, чтобы не поехать к Габриелле прямо на следующий день. Она переменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз — видно, нервничала. Однако ей было приятно, когда я похвалила ее новый дом, сказав, что в нем очень уютно.
— Я о таком и не мечтала, — призналась она.
— А как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Я уже виделась с мадемуазель Карре. Знаете ее? Она акушерка. Она сказала, что все в порядке и нам остается только ждать. Маман, мать Жака, всегда рядом. Она очень добра ко мне.
— Кого ты ожидаешь — девочку или мальчика?
— Наверное, мальчика. Все хотят, чтобы первенцем был мальчик.
Я представила, как он будет играть в саду — маленький славный крепыш. Будет ли он похож на де ла Талей?
— А Жак?
Она вспыхнула.
— О, он очень, очень счастлив.
— Как хорошо, что… все уладилось.
— Его Светлость необычайно добр.
— Не все так думают. По крайней мере, не тот, кто в него стрелял.
Она стиснула руки.
— Ты думаешь, это был не случайный выстрел? Ты считаешь, что…
— Он лишь чудом избежал смерти. Представляю, как ты была потрясена, когда это случилось… совсем недалеко отсюда.
Не успела я это сказать, как устыдилась самой себя. Если мои подозрения относительно графа и Габриеллы имели хоть малейшее основание, я, конечно, причиняла ей боль. Но мною руководило отнюдь не желание проникнуть в тайны чужих поступков. Я хотела проверить, не намекала ли госпожа Латьер, что у графа были свои веские причины спешно выдать Габриеллу замуж. Думает ли кто-нибудь еще, что граф — отец ребенка?
Но ее не смутили мои слова, и я обрадовалась. Если бы Габриелла чувствовала за собой вину, она бы немедленно поняла скрытый смысл моих слов. Но она спокойно ответила:
— Да, это было огромное потрясение. К счастью, Жак оказался недалеко. Он нашел человека с носилками.
Что ж, продолжим расследование.
— А ты полагаешь, у графа есть враги?
— Нет, это был несчастный случай, — уверенно сказала она.
— Хорошо, что он не очень пострадал, — добавила я.
— Слава Богу! — В ее глазах блеснули слезы.
Слезы благодарности или чего-то иного?
Несколько дней спустя, гуляя по парку, я встретила графа. Бродя вдоль самшитовой изгороди среди газонов и декоративных деревьев средней террасы, я увидела его сидящим на каменной лавке над прудом с кувшинками и золотыми рыбками.
Припекало солнце, и я подумала, что он задремал. Я постояла несколько секунд, посмотрела на эту сцену и уже собралась уйти, как вдруг он позвал:
— Мадемуазель Лосон!
— Надеюсь, я вас не разбудила.
— Приятнейшее пробуждение. Присядьте на минуту.
Я подошла к скамье и села рядом с ним.
— Я так вас и не поблагодарил за помощь в лесу.
— Не стоит благодарности.
— Вы действовали с похвальной расторопностью.
— На моем месте каждый сделал бы то же самое. Вы поправились?
— Да. Если не считать легкого растяжения мышц. Врачи говорят, что через неделю все пройдет. А пока вот таскаюсь с палкой.
Его руки сжимали прогулочную трость с набалдашником из слоновой кости. На мизинце, как всегда, красовалось кольцо с нефритовой печаткой. Обручального кольца, как это принято во Франции, он не носил. Простое пренебрежение условностями или это делалось умышленно?
Он взглянул на меня и заметил:
— У вас довольный вид, мадемуазель Лосон.
Я испугалась — не выдала ли своих чувств? Моя невозмутимость требовалась мне именно теперь, когда было, что скрывать.
— Вокруг так хорошо… — откликнулась я. — Солнце… цветы, вода… мир прекрасен. Как можно грустить в таком парке? Что это за скульптура посередине пруда?
— Персей, спасающий Андромеду. Неплохая композиция. Непременно ее изучите. Она выполнена около двухсот лет назад скульптором, привезенным в замок одним из моих предков. Вы особенно ею заинтересуетесь.
— Почему?
— Вы для меня — Персей в женском облике. Спасаете искусство от чудовищ запустения, разрушения, вандализма и так далее.
— Какой поэтический образ. Вы меня удивляете.
— Не такой уж я филистимлянин, как вы думаете. Еще несколько уроков в галерее — и я стану настоящим эрудитом в области искусства.
— Вряд ли вы захотите приобретать бесполезные для вас знания.
— Я всегда считал, что пригодиться могут любые знания.
— Некоторые знания полезнее других, а поскольку нельзя объять необъятное, то не стоит забивать голову посторонней информацией… в ущерб насущной.
Пожав плечами, он улыбнулся, и я добавила:
— Например, было бы полезно знать, кто стрелял в вас в лесу.
— Вы полагаете?
— Да. А вдруг подобное повторится?
— В самом деле, выстрел мог быть более удачным… или неудачным, с какой стороны посмотреть.
— Я вас не понимаю. Человек, пытавшийся вас убить, разгуливает на свободе, а вам и дела нет до этого.
— Как нет? Проведено следствие. Установить хозяина пули не так легко, как вы думаете. Ружья висят чуть ли не в каждом доме. Край изобилует зайцами. Они вредят посевам, и кроме того, из них получается прекрасное жаркое, так что стрелять по ним не возбраняется.
— Положим, кто-то стрелял в зайца и случайно попал в вас. Почему бы ему не признаться?
— Признаться? После того, как этот человек убил мою лошадь?
— Значит, кто-то охотился в лесу, и пуля попала в дерево, а потом убила лошадь. И этот человек с ружьем не заметил, что вы проезжали под деревом?
— Давайте считать, что он… или она… ничего не заметили.
— То есть вы принимаете версию о несчастном случае?
— Почему бы нет, если это разумная версия?
— Это удобная версия, но я не считаю вас человеком, принимающим маловероятную версию, потому что она устраивает всех.
— Возможно, когда вы лучше меня узнаете, вы измените свое мнение обо мне. — Он улыбнулся. — Здесь так хорошо. Надеюсь, у вас не было других планов? Если нет, то я отведу вас к пруду, и вы рассмотрите Персея. Это действительно маленький шедевр. Увидите, какую непреклонную решимость выражает его лицо. Решимость убить дракона. И еще поговорим о картинах. Как продвигается работа? Впрочем, не сомневаюсь — скоро вы отреставрируете всю галерею, и картины будут как новенькие. Вы молодец, мадемуазель Лосон.