— О чем же? Я сделаю все, что в моих силах.
— Как вам известно, операция Энн прошла успешно. Врач в общем доволен ее состоянием. Мы испугались, когда возникли подозрения насчет легкого, но опасаться как будто нечего. Однако доктор настаивает на том, что Энн необходим отдых. Он считает, что ей надо уехать из Лондона в деревню, хотя бы на месяц.
— Куда вы предполагаете ее отправить? — спросил мистер Данстен.
— Конечно, я бы хотела отправить сестру в Швейцарию или на юг Франции, но об этом не может быть и речи. Я повезу ее обратно домой.
— Домой?
— В Сент-Читас. Конечно, мы не сможем по-прежнему жить в доме викария, но мы найдем, где можно будет остановиться. Правда, Энн еще недостаточно здорова, чтобы обходиться без посторонней помощи. Вот поэтому я и пришла спросить, не будет ли это слишком невежливо с моей стороны, мистер Данстен, если я попрошу вас позволить мне поехать с ней и взять с собой Элейн. Там чудесная природа. Элейн наверняка понравится море и песчаный берег.
Трудно было противостоять Салли, когда она просила о чем-либо, и она была абсолютно уверена, что Роберт Данстен согласится с ее планом.
Но он колебался, и Салли очень удивилась.
Повисла долгая пауза. Салли ждала с надеждой. Наконец Роберт Данстен заговорил:
— Полагаю, вы не позволите мне отправить вашу сестру в Швейцарию?
— О! — Возглас искреннего изумления сорвался с губ Салли.
— Могу ли я предложить вашей сестре и вам, конечно, сопровождать Элейн? Неужели мы с вами не сможем придумать план, который примет ваша сестра?
Салли улыбнулась:
— Вы очень добры. Но, честно говоря, это не годится. Не думаю, что Энн согласится, да и я тоже. Я ведь просто ради красного словца упомянула Швейцарию и юг Франции, а теперь получается, что я намекала вам на то, что нам нужна ваша помощь.
Роберт Данстен смотрел на девушку очень серьезно.
— Вы прекрасно знаете, что мне такое и в голову не могло прийти, мисс Гранвилл.
— Спасибо. И еще раз спасибо за вашу доброту.
— Ну почему вы не хотите согласиться? Это же просто смешно! На карту поставлено здоровье вашей сестры.
— Ну, не до такой степени, — возразила Салли. — Дело не только в нашей гордости, это… это… — Салли никак не могла подобрать слова. — Мы так воспитаны. Некоторые вещи мы не станем делать.
— Например, принимать подарки от незнакомцев. Вы так говорите, будто мы случайно как-то встретились с вами в трамвае.
— Нет, не совсем так. — Салли пыталась собраться с мыслями. — Как бы я хотела все толково объяснить. Для вас это очень легко — вы богаты. Но вам не пришло бы это в голову, если бы я не появилась в вашем доме, чтобы заботиться об Элейн. Поэтому мы не можем принять от вас такой щедрый подарок.
— Ничего не понимаю, — сказал Роберт Данстен. — Жаль, что я ничего не понимаю.
Он встал и нервно заходил по комнате, словно обдумывая или просчитывая что-то.
Салли заметила, что он очень обеспокоен чем-то, и тут же забыла о себе.
— Не могу ли я вам помочь, мистер Данстен?
Ее мягкий тон располагал к откровенности.
Он остановился прямо перед ней, и девушка почувствовала себя маленькой и беззащитной.
— Не знаю, смею ли я сказать вам всю правду.
— Ну конечно!
— Вам может не понравиться то, что вы услышите.
— Я готова рискнуть.
— Хорошо, я все скажу. Я очень люблю вашу сестру Энн.
— Энн?
Такого Салли не ожидала. От Роберта Данстена меньше всего. Видимо, он как раз и ждал такой реакции.
Наконец Салли смогла заговорить.
— Но вы не знаете ее. Вы встречались с ней всего один раз.
— Несколько раз. Я навещал ее дважды, пока она лежала в отдельной палате, а потом еще два раза — в общей.
— Она мне не рассказывала.
— Не рассказывала? И я тоже ничего не говорил. Но это просто потому, что она слишком много значит для меня.
— Но Энн! О Боже! Я должна все обдумать.
Салли на мгновение прижала руки к щекам и попросила:
— Присядьте, пожалуйста. Я очень нервничаю, когда вы вот так возвышаетесь надо мной.
Улыбнувшись, Роберт Данстен сел в кресло.
— Простите. Я совсем забыл, какая вы маленькая ростом, потому что вы очень грозная во всех остальных отношениях.
Он снова улыбнулся Салли, но теперь его улыбка была такой, какой могла быть у Роберта Данстена-школьника, мягкая и немного смущенная.
— Вы поможете мне, Салли? — спросил он, и Салли машинально отметила, что он впервые обратился к ней по имени.
— Я не могу заставить Энн полюбить вас, если вы это имели в виду.
— Нет, конечно, но вы можете помочь мне дать понять ей, как сильно я ее люблю.
— Правда?
— Да! — Роберт Данстен произнес это, как клятву.
Он помолчал немного, постукивая крышкой серебряной чернильницы.
— Я хочу рассказать вам кое-что о себе, если вы позволите, — через минуту сказал мистер Данстен. — Возможно, это поможет вам понять, почему я такой, какой есть.
Он отодвинул большую кожаную папку в сторону и положил локти на стол.
— Я прекрасно понимаю, — начал он, — что кажусь бессердечным, бесчеловечным, а иногда агрессивным. Я научился быть таким, Салли. В юности я был до крайности чувствителен и наивен. Сейчас мне даже странно вспоминать о своих невероятных переживаниях в то время, когда я был подростком. Я был весьма сообразительным учеником. Я легко добивался всевозможных наград и стипендий. Но спортивные игры были мне не по душе, главным образом, потому что отец запрещал мне играть во что бы то ни было.
Честно сознаюсь, что первый и единственный раз я держал мяч в руках, когда пошел в подготовительный класс. Другие мальчишки смотрели на меня, как на изгоя. Они считали меня скучным, что неудивительно. И дело было не только в том, что я понятия не имел об их играх, но еще и в моей манере говорить. Я очень мало общался с ровесниками и поэтому привык разговаривать, как взрослые солидные люди. И, конечно, из-за этого тоже стал объектом насмешек моих одноклассников. Они смеялись надо мной, а я их презирал.
Я быстро стал лучшим учеником, но в глубине души знал, что это ничего не изменит. Меня не любили и не уважали ни одноклассники, ни наставники. В средней школе повторилось то же самое. Я начал как-то отгораживаться от своих одноклассников. Сосредоточился на учебе и повторял себе, что мне достаточно одобрения моего отца!
После окончания школы я поступил в университет. Там у меня появились немногочисленные друзья. Их было бы, возможно, больше, но после первого курса отец отправил меня изучать бухгалтерское дело в Германию, а затем работать в банке во Францию. Он договорился с руководством, чтобы меня загружали работой как можно больше. Думаю, я работал так усердно, как там никто никогда не работал. Временами я чувствовал себя, как выжатый лимон. Я чертовски уставал, но у меня даже не было времени думать об этом. Тем не менее я достиг желаемого. К двадцати четырем годам обо мне уже говорили как о подающем большие надежды молодом финансисте.